ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2004 • < 1
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Н.С. СКОРОБОГАТЫХ
А V V
Австралиискии мультикультурализм: путь к гражданскому согласию или к расколу общества?
Крах советской модели национальной политики - стремительно нараставшая в последние годы существования СССР конфликтность именно на этнической почве -и начавшиеся затем процессы демократического переустройства России усилили потребность в зарубежном опыте решения "извечной" для нашей страны проблемы межэтнического взаимодействия населяющих ее народов. Одним из предлагаемых нам образцов стал мультикультурализм - "особая форма интегральной, либеральной идеологии, посредством которой полиэтничные, поликультурные национальные общества реализуют стратегию социального согласия и стабильности на принципах равноправного существования различных форм культурной жизни" [Куропят-ник, 2000, с. 19]. Данные принципы, восходящие к документам ООН (Всеобщей декларации прав человека 1948 г.; Международной конвенции по гражданским и политическим правам 1966 г.; Декларации прав лиц, принадлежащих к национальным, этническим, религиозным и лингвистическим меньшинствам 1992 г.) и решениям региональных международных организаций, составили в настоящее время основу внутренней политики ряда демократических стран: Австралии, Канады, США; в меньшем масштабе - Великобритании, Германии, Швеции.
Знакомство с подобной информацией вызывает, пожалуй, единственное желание: немедленно внедрить у нас такую же модель. Однако, памятуя о том, что некоторые заимствования зарубежного опыта, бездумно перенесенные на российскую почву, давали обратный эффект, представляется целесообразным проанализировать становление и развитие политики мультикультурализма в Австралийском Союзе (АС), последовательно осуществляющем этот курс на практике, и оценить возможность его аналогов в России. Это - основная задача данной статьи.
Демографические и этнокультурные предпосылки мультикультурализма
У читателя, естественно, может возникнуть сомнение в корректности сопоставления австралийской и российской ситуаций. Ведь в случае с Австралией речь идет о классическом иммигрантском обществе и государственном пространстве, организованном без учета этнического фактора. Иное дело - наша страна, в федеративном устройстве которой присутствует этнотерриториальный принцип: компактно живу-
Скоробогатых Наталья Сергеевна — кандидат исторических наук, научный сотрудник отдела Южно-Тихоокеанских исследований Института востоковедения РАН.
щие "традиционные" ("титульные") этносы-меньшинства в Российской Федерации обладают субъектностью. Однако, как это ни покажется неожиданным, в действительности у обеих стран в контексте проблемы взаимоотношений большинства и меньшинств теперь немало общего. Интенсивные миграции постсоветского времени "забросили" в РФ не только огромное количество жителей государств СНГ, но и немало выходцев из дальнего зарубежья - Китая, Вьетнама, Афганистана, Эфиопии, Сомали, Нигерии, осевших не только в мегаполисах, но и в сельской местности. И хотя эти люди расселены, как правило, дисперсно, плотность их внутриэтнических контактов позволяет говорить о появлении в России устойчивых групп новых, иммигрантских по своей сути меньшинств. Так что в этом аспекте австралийский опыт политики иммиграции и натурализации, строящийся на базе принципов мультикуль-турализма, для нас небезынтересен.
Поскольку в научной литературе существует огромное количество определений данного понятия, я заранее хочу конкретизировать его употребление в своей работе. На концептуальном уровне мультикультурализм - это доктрина "Е р1ипЪш апаш"1, то есть гармоничного взаимодействия носителей различных этнических культур в рамках единого государственного организма. Она исходит из "признания этнического разнообразия как данности и обеспечения прав индивидуумов сохранять свою культуру", чему, впрочем, должна сопутствовать "...приверженность конституционным принципам и разделяемым всеми ценностям, превалирующим в обществе" [1п§-Нз, 1996, р. 12-13, 16-17]. На уровне реальной политики мультикультурализм - комплекс мер по сохранению и устойчивому развитию этнокультурного своеобразия групп меньшинств, включая недавних иммигрантов, в условиях естественного преобладания культурной среды основного (в нашем случае англо-австралийского) населения, а также искоренению и предотвращению любых форм дискриминации. Подобное поощрение развития этничности недоминирующих общностей (религии, культуры, обычаев и т.п.) должно: а) гармонично обогащать и дополнять все сферы жизни доминирующего общества; б) способствовать групповой интеграции в него меньшинств на базе демократических ценностей большинства.
Обращение АС к такой политике произошло неслучайно и не сразу - с 1970-х гг., когда эта изначально иммигрантская страна столкнулась с проблемой адаптации и интеграции большого количества переселенцев из азиатских стран. До той поры, несмотря на явно выраженную этническую пестроту населения, пополняемого мигрантами не только с Британских островов, но и со всей Европы, австралийский социум в цивилизационном и культурологическом плане был достаточно монолитным. Причиной тому была проводившаяся в стране с конца XIX в. до середины XX в. политика "белой Австралии" - законодательно оформленное ограничение въезда в страну представителей неевропейских народов и предпочтение иммигрантам из Великобритании прочим европейцам, которые, попадая в АС, согласно официальной установке, должны были ассимилироваться2.
Не вдаваясь в дискуссию относительно негативных сторон этой политики, порой справедливо критикуемой за ее дискриминационный и противоречивший принципам демократии характер, стоит указать на объективный факт. Несмотря на то, что Австралия никогда не была ни абсолютно "белой", ни тем более англо-кельтской, в ней сложились - во многом благодаря упомянутым ограничениям - не только основы национального (гражданского) единства. Куда важнее, что на базе доминирующей британской культуры сформировалось общеавстралийское культурное пространство с присущей ему системой ценностей, стереотипами, образом жизни и даже
1 Единство в многообразии. - Лат.
2 В основе этой политики лежал действовавший с 1901 по 1958 г. Закон об ограничении иммиграции, по которому каждый въезжавший в АС иммигрант должен был пройти тест на знание одного из европейских языков по выбору чиновника иммиграционного ведомства (см. подробнее [Australia... 1975]).
мифами ("товарищество в буше"3; культ "благородного" разбойника Неда Келли и др.) [Castles etc., 1988, p. 8, 12].
Также следует подчеркнуть, что иммиграционный "фильтр" в виде преференций англосаксам в контексте внутренней политики АС не превращался в санкционируемое государством притеснение лиц, легально получивших австралийское гражданство, по этническому или расовому критерию (бытовая дискриминация и этнофобии -тема отдельного разговора). Однако условия приема иммигрантов (а из разоренных Второй мировой войной стран в Австралию въезжали многочисленные группы итальянцев, греков, прибалтов, представителей народов Восточной Европы) жестко ориентировали их на адаптацию и последующую аккультурацию4. И хотя первые годы пребывания переселенцев на новом месте были нелегкими, особенно для тех, кто не знал английского языка, они достаточно полно интегрировались в австралийский социум.
А вот их дети по параметрам образа жизни, стилю поведения и т.д. становились австралийцами; особенно восприимчивыми к новым реалиям были те, кого воспитывали в духе уважения и признательности к новой родине. Они настолько органично вписались в структуру доминирующего общества, что в послевоенное время их стали называть "новыми австралийцами", основным отличительным признаком которых оставалась разве что религия. Да и тут общие для большинства европейских стран христианские ценности не приводили к культурологическим конфликтам и не порождали серьезных противоречий [Johnston, 1972, p. 242-243; Mackay, 1997, p. 28; Callan, 1986, p. 84]. Иначе говоря, к увеличению в населении АС доли лиц небританского происхождения принимающее общество отнеслось в целом толерантно: культурологически совместимые с ним мигранты из Европы не воспринимались как вызов.
Между тем реалии послевоенного времени заставили австралийских политиков постепенно изменить критерии отбора желательных иммигрантов. Растущей экономике требовались рабочие руки, а страна столкнулась с демографическими проблемами (снижением рождаемости и старением населения). Во внешней политике Австралии приобрел значение фактор обретения позиции регионального лидера в изменившемся в результате распада колониальной системы мире. Первое обстоятельство обратило взоры представителей деловых кругов АС на азиатский рынок труда в расчете, что его представители с "сильной семейной дисциплиной" [Castles etc., 1988, p. 39], трудолюбием и привычкой подчиняться начальству будут выгодно отличаться от австралийских рабочих, защищенных профсоюзами и трудовым законодательством. Второе - привлекло в страну студентов из Азии и Африки. Так что в АС наряду с европейцами стали чаще появляться выходцы из стран третьего мира.
Когда в середине 1960-х гг. их доля в этнической конфигурации социума стала заметной, во внутренней политике Австралии наметились перемены. Хотя категория "этнокультурная дистанция" в политическом лексиконе еще не использовалась, было понятно, что новые группы иммигрантов с неевропейскими культурными традициями столкнулись с труднопреодолимыми барьерами даже на уровне первичной адаптации, а социум-реципиент - с перспективой появления социального балласта: неассимилируемых маргиналов, не способных интегрироваться в систему его связей. В такой ситуации ряд политиков заговорил о курсе, в известной мере идущем вразрез с доминировавшей установкой на культурно-языковую однородность АС. Австралийская нация в отдаленной перспективе виделась "нераздельным целым, без постоянных меньшинств". Однако у первого поколения мигрантов допускалось этническое единство, создававшее на уровне бытовых контактов привычную среду,
3 Бу
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.