КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
"Наука о религии", "научный атеизм", "религиоведение": актуальные проблемы научного изучения религии в России XX - начала XXI в. М.: ПСТГУ, 2014. 261 с.
Эта коллективная монография носит новаторский характер. Дело не только в том, что целый ряд авторов (большинство их работает в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете) объединила такая редкая в наших гуманитарных исследованиях тема, как история советского религиоведения и научного атеизма. Привлекает прежде всего представленный в этом сборнике вдумчивый и спокойный подход к науке о религии советской эпохи, критичный и при этом свободный от заведомого огульного осуждения. Конечно, в нашей отечественной литературе уже есть исследования на эту тему, но они, как отмечает К.М. Антонов в предисловии, "имеют по большей части скорее фактографический и ситуативный характер" (с. 7), не претендуя на выработку цельной отрефлексированной концепции.
Данная книга от ситуативных фактографических в этой сфере работ отличается тем, что три первые ее раздела ставят в центр своего внимания прежде всего общий характер советской "науки о религии": основные этапы ее формирования и стратегии, суть ее отличий от "нормальной науки" и т.д. Логично, что одной из главных проблем (возможно, вообще самой первой, которую надо решить, чтобы "плыть дальше") тут также является то, как вообще к советскому религиоведению следует подходить или его изучать, какие тут методы и стратегии вообще возможны и оправданы.
Приоритеты вопроса о методе или методах исследований здесь в высшей степени уместны, поскольку речь идет об очень сложном объекте, который был важной частью в свою очередь очень сложной советской эпохи. По поводу последней в обществе до сих пор нет общепризнанного консенсуса в понимании ее характера. Ведь при всей своей заидеологизированности и потому, казалось бы, даже примитивности научный атеизм был далеко не прост. Чем он был, лишь идеологической или и научной дисциплиной? Если и научной, то каков был характер этой научности? Насколько ее цели, структуры, аргументация и этос были искаженными и превратными?
Конечно, советское религиоведение и научный атеизм носили до предела идеологический характер и по отношению к своему предмету (религия) были окрашены в очень негативные тона, поскольку свое главное назначение видели в "критике религии в перспективе ее конечного изживания" (с. 64). В силу этой предельной предвзятости научный атеизм был, конечно, очень далек от канонов "нормальной науки". В то же время в предисловии к книге отмечается, что "наука о религии советской эпохи представила весьма солидный набор идей, открытий, значимых в науке имен, школ и институций. В ее рамках определенным образом формулировались вопросы, проектировались исследовательские стратегии, предлагались ответы, велись дискуссии..." (с. 5).
Это обстоятельство, во-первых, само по себе делает изучение советского религиоведения важным делом в рамках чисто академических историко-философских, историко-культурных и религиоведческих занятий. Во-вторых, заметный пафос книги состоит в том посыле, что советский период в истории русской культуры и общественной мысли оказал чрезвычайно мощное влияние, а часто неосознанно продолжает его оказывать до сих пор, в том числе и в современной отечественной науке о религии. Например, сказано, что некоторые полемические приемы и методы научного атеизма получают продолжение у некоторых современных религиоведов, действующих в рамках православного религиоведения. Авторы сборника озабочены такой идеологической дурной наследственностью и склонны отстаивать скорее строго научные позиции в сфере изучения религии.
Обозначенной как одной из главных проблем по отношению к научному атеизму (отсутствие общего, достаточно фундированного концептуального видения, радикальная методологическая недостаточность) не противоречит то также отмечаемое обстоятельство, что "отечественные ученые в своей работе опираются на несколько стихийно сложившихся оппонирующих друг другу подходов, каждый из которых определяется специфическим восприятием эпохи в целом" (с. 9).
Среди основных позиций, представленных в современной литературе, - это, во-первых, требование радикального разрыва с "советским религиоведением", которое может реализо-вываться либо в "конфессиональном", либо в "либеральном" варианте. Следует признать значительную степень правоты конфессиональной позиции, поскольку, действительно, смысл своей деятельности советские религиоведы видели преимущественно в критике религии и борьбе с нею. Однако серьезным ограничением аналитических возможностей данной позиции является то, что она ведет полемику с исходным миро-воззренченским тезисом "научного атеизма" и следующими из него социально-политическими выводами, а не с общими его предпосылками и методологическими основаниями. Слабой же чертой либерального подхода, при том что и он способен вскрывать важные механизмы функционирования "советской науки о религии", является некритичное и во многом в свою очередь идеологическое деление на "идеологов" и "подлинных ученых" (настоящих героев науки, которым якобы удавалось жить и действовать лишь вопреки давлению бюрократического Левиафана). Такое схоластическое разделение, как оправданно замечает К.М. Антонов, "вряд ли возможно подкрепить реальным историческим исследованием" (с. 12).
Заметной альтернативой двум вышеозначенным подходам является, как указано в предисловии, позиция, которая провозглашает преемственность по отношению в советскому этапу религиоведения. Она подчеркивает в основном его значимые научные достижения. В сильной форме такой подход вообще склонен рассматривать советское религиоведение как нормальную науку. В более же слабой, признавая "идеологические перегибы", он уже сугубо со своих позиций тоже акцентирует сложность отношений "настоящих ученых" с тогдашней властью.
И правда, "не подлежит сомнению, что советскому религиоведению удалось достичь высокой степени институализации в виде системы кафедр, НИИ, музеев и т.п., что ему удалось наладить стройную систему научной аттестации в рамках философии, истории, филологии как развитых научных специальностей. Многие работы советских (в полном смысле этого слова) ученых выполнялись на европейском уровне и получали международное (и не только в рамках "социалистического лагеря") признание. Их авторы, как правило, были "в курсе" основных методологических новинок и умели их освоить и при этом критически к ним отнестись... Однако... парадоксальная конфликтность научной дисциплины и предмета ее изучения, репрессивный характер описанных структур - а вместе с тем специфический характер советской науки
как социального и духовного образования -в данном случае выпадают из поля зрения" (с. 14).
В вводных, методологически определяющих разделах сборник предлагает следующий подход к предмету: во-первых, акцентировать точки разрыва в истории отечественного религиоведения. Три его эпохи (дореволюционная, советская, постсоветская) отличаются друг от друга настолько радикально, что следует скорее вести речь "не о разных этапах существования одного (научного. - Ю.П.) сообщества, а о сменяющих друг друга, имеющих минимум общности друг с другом, тотально разных сообществах" (с. 18). Во-вторых, следует отвлечься от поверхностного морализирующего тона в адрес советских религиоведов, от вопросов о личной вине и ответственности тех или иных конкретных лиц и обратить внимание на этические аспекты научного дискурса как такового, на общую этику отношения к предмету исследования и этический стандарт внутрикорпоративных отношений.
В качестве аргумента в пользу сложности советской эпохи и советской гуманитарной науки на примере "советского религиоведения" или научного атеизма очень интересным представляется наблюдение о проблематичности стандартного жесткого разделения на науку и власть, на ученых и идеологов. Парадоксальность советской эпохи в том, что применительно к ней это разделение работает с настолько большими оговорками, что это требует какого-то принципиально нового взгляда на предмет. В самом деле, в советской гуманитарной мысли идеологические аспекты в огромной степени не просто носили внешний характер, но были существенными элементами ее внутреннего содержания. Это так даже в отношении многих ученых, чей вклад и вес в истории науки сейчас общепризнан. Поэтому зачастую очень проблематично «провести четкую границу между "идеологическими" и "академическими" фрагментами текста» (с. 18).
Одним из ключевых положений данной работы является тезис, что "своеобразие советского религиоведения лежит не в области идей и доктрин, а именно в области его специфического этоса" (с. 60). То есть определяющим с этой точки зрения является отступление от канонов строгой научности, поскольку "советская наука о религии" понимала и принимала знание о религии лишь в инструментальном ключе. Общий "освободительный пафос" придавал науке о религии лишь инструментальную, а не самостоятельную ценность: "целью получения знания о религии как препятствия на пути к свободе является критика религии в перспективе ее конечного изживания" (Там же). Отсюда, например, и соответствующее отношение к научной традиции: она также обладает ценностью лишь
постольку, поскольку служит делу борьбы с религией. В целом все это предопределило "и относительную легитимность научных подходов и их служебное по отношению к антирелигиозной практике положение" (с. 61).
Признавая любопытными, интересными и ценными наблюдения данного сборника об искаженном научном этосе научного атеизма, спросим уже от себя: неужели это и есть конечная, самая фундаментальная причина своеобразия советского религиоведения? Ведь сам же этот этос должен был откуда-то возникнуть и сформироваться. Должны быть свои причины для того, чтобы у его представителей исказилась научная оптика понимания своего предмета, способы ведения научных дискуссий и отношение к коллегам и научным оппонентам. Почему вообще советское религиоведение, по сути, открыто декларировало свое отступление от канонов строгой научности, п
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.