44
ВОСТОК (ORIENS) 2013 № 4
Семёнов И.Г. Этнополитическая история Восточного Кавказа в III—VI веках. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2002.
Семёнов И.Г. Генеалогия картлийских царей: от Мириана III до Вахтанга Горгасала. Махачкала,
2007.
Семёнов И.Г. К реконструкции политической истории Картли (Иберия) в последней трети IV века // ВДИ. 2010, № 2 (273).
Семёнов И.Г. К уточнению обстоятельств рейда гуннов в Малую Азию и Сирию в 395-396 годах // Archivum Eurasiae Medii Aevi. Vol. 17. 2010. Wiesbaden, 2011.
Степанов Цв. Средновековните българи: Нови факти, интерпретации, хипотези. София, 2000.
Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании (IV в. до н.э. - VII в. н.э.). М.-Л., 1959.
Федоров Я.А., Федоров Г.С. Ранние тюрки на Северном Кавказе. М., 1978.
Ammiani Marcellini Rerum gestarum / Ed. V. Garthausen. Lipsiae, 1873.
Doerfer G. Zur Sprache der Hunnen // Central Asiatic Journal. Wiesbaden, 1973. XVII.
Ghazar P'arpets'i. The History of Lazar P'arpec'i / Transl. by R.W. Thomson. Atlanta, GA: Scholars Press,
1991.
Maenchen-Helfen O.J. Huns and Hsiung-nu // Byzantion. International Journal of Byzantine Studies. American Series. 3. Vol. 17. 1944-1945. N.Y., 1945.
Maenchen-Helfen O.J. The World of the Huns (Studies of Their History and Culture) / Ed. by M. Knight. Berkeley-Los Angeles-London, 1973.
Marquart J. Eransahr nach der Geographie der Ps. Moses Xorenaci. Mit historisch-kritischem Kommentar und historischen und topographischen Excursen. B.: Weidmansche Buchhandlung, 1899.
Priscus Panites. Fragmenta / Ed. C. Müller // Fragmenta historicorum graecorum. P., 1868. Vol. IV. Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Berlin, 1958. 2. Auflage. Raabe R. Petrus der Iberer. Leipzig, 1895.
О КРАХЕ МОНАРХИИ В КИТАЕ В 1911-1912 гг. © 2013 Ю. В. ЧУДОДЕЕВ
Крушение в 1911-1912 гг. монархического режима в Китае стало знаменательным событием мировой истории. В отечественной историографии в 1970-1980-х гг. долго и активно обсуждались вопросы, относившиеся к итогам революционных событий 1911 г., степени их предопределенности и последствиях для дальнейших судеб Китая. В связи со столетием Синьхайской революции представляется актуальным вновь вернуться к названным проблемам.
Ключевые слова: Китай, монархия, деспотизм, традиционализм, конфуцианство, династия Цин, оппозиция, национализм, революция.
Значительное место в развитии китайской государственности занимает длительная история китайских монархических структур, насчитывающая более 2300 лет, структур, доживших до начала XX в. Эта история далеко не однозначна, сложна, противоречива и многолика. Длительное время китайские империи доминировали в Восточно-азиатском регионе, распространяя влияние китайской цивилизации на сопредельные страны.
Китайские монархи, видевшие свои империи "центрами вселенной", на протяжении веков взаимодействовали с многочисленными "варварскими" племенами и народами, которые часто возводили на китайский трон своих, "варварских" правителей. Отметим, что как правившие в Китае монголы (империя Юань), а затем маньчжуры (империя Цин), так и покоренные китайцы четко различали "собственно Китай" и "варварские" части обеих империй, Китаем не являвшиеся. Известен тезис Сунь Ятсена, провозглашенный им в Декларации Объединенного союза накануне Синьхайской революции:
"Те, кого мы ныне называем маньчжурами, восходят к восточным варварским племенам... Воспользовавшись смутами в Китае, они вторглись в его пределы, уничтожили
наше китайское государство, захватили власть и вынудили нас, ханьцев, стать их рабами... Китай должен быть государством китайцев, и управлять им должны китайцы." [Сунь Ятсен, 1985, с. 104].
Как справедливо считают современные исследователи (в частности, С.В. Дмитриев и С.Л. Кузьмин), несмотря на признание официальной конфуцианской историографией юаньской и цинской династий легитимными, ни монголы, ни маньчжуры не рассматривались как китайцы - в отличие от этносов, давших начало китайской общности хуася в древности (в эпохи Шан-Инь и Чжоу) [Дмитриев, Кузьмин, 2012, с. 17, 18]. Впрочем, Китай, как правило не боявшийся внешних завоевателей, считая возможным переварить их в своем культурном "котле", всегда боялся внутренней смуты. А когда она возникала, китайцы меняли "мандат Неба", сажая на трон новую династию.
Причина столь длительного существования в Китае монархического режима, как представляется, кроется в конфуцианско-традиционалистских основах, которые были заложены в основание китайских монархических структур, став их своего рода идеологической скрепой и сопровождая их развитие без каких-либо кардинальных изменений в самих монархических основах [Переломов, 2009]. Династийные кризисы, сопровождавшие историю китайского монархического режима, завершались лишь появлением очередного, нового "правильного" монарха. Иными словами, центробежные тенденции периодически сменялись центростремительными, "хаос" сменялся "порядком", но без каких-либо системных изменений китайских монархических структур.
Впрочем, на протяжении столетий социальный опыт монархического правления стимулировал формирование цивилизационных стереотипов, поведенческих основ китайского общества, к которым стоит отнести ранжирование норм поведения в соответствии с конфуцианскими принципами (формирование определенных форм социального поведенческого контроля), нивелирование прав личности по отношению к интересам общности (государства), трудолюбие и законопослушание китайцев.
Важный момент, который стоит подчеркнуть при изучении истории китайских монархических режимов, - укрепление государственного начала, целеустремленное выстраивание вертикали власти в политике, экономике и идеологии. Тенденция авторитарного, автократического управления огромным людским массивом заложена в китайской традиции, ведущей свое начало от конфуцианско-традиционалистских основ. Управление это осуществлялось через трансляцию властных структур, через разветвленный и тщательно отфильтрованный бюрократический аппарат, игравший огромную роль во взаимодействии центра и периферии, между императором и его подданными, между властью и оппозицией.
Китайскую замкнутость нарушило вторжение Запада, обозначившее начало взаимодействия двух разнородных цивилизаций: китайской, конфуцианско-традиционалист-ской, и западной, облаченной в капиталистическо-модернизаторские одежды. Вторжение Запада означало насильственное включение Китая в мировой социально-экономический и культурный процесс - своего рода глобализацию, осуществлявшуюся в форме колониального и полуколониального статусов. Сохранить линию своего автономного развития Китаю не удалось. Запад навязывал Китаю новую, более динамичную, современную (с точки зрения европейцев) модель развития, которую Китай был вынужден мучительно принимать, переваривая в духе своих традиционалистских концепций. Впрочем, по мнению В.В. Малявина, Китай неохотно и лишь в силу насущной необходимости перенимал общественные и экономические формы европейского модерна [Малявин, 2013, с. 107]. Начался сложный процесс взаимодействия традиционно-китайских и западных начал, выражавшийся, в частности, не только в противостоянии, но и во взаимодействии принципов западного техницизма и китайской конфуцианской духовности, западной аналитической рациональности и китайской синтетической рациональности, равенства и иерархичности, революционности и эволюционности (стремления к консенсусу) и т.д.
Этот процесс затронул монархический режим в Китае, который, в конце концов, в 1912 г., был ликвидирован. Естественно, он рухнул в результате внутренних процессов политической жизни страны, но отрицать значительное влияние Запада на это крупное событие китайской истории было бы неправильно. Мир древних традиций рушился под напором века перемен. Дело в том, что с середины XIX в. Цинская империя оказалась как бы в двух измерениях - традиционном и западном, капиталистическом. Причем противостояние этих двух начал в начале XX в. чрезвычайно обострилось - традиционная синоцентрическая система, т.е. восприятие Китая как центра Вселенной, вследствие столкновения империи Цин с западными державами потерпела крах.
Синьхайская революция оказалась неизбежной в связи с кризисом цинского монархического режима и значительным развитием центробежных тенденций в политической жизни страны. Внешне все как будто напоминало традиционную фазу династийного цикла, т.е. возникшую необходимость обновления власти и смены династии:
1. Поражение цинских верхов в противоборстве с державами, завершившееся подписанием унизительного "Заключительного протокола" 7 сентября 1901 г., превращало Китай из "страны-гегемона" в полуколонию. А это означало "потерю лица" - чувствительный момент для китайской национальной психологии, что особенно возмущало китайских патриотов и великоханьских шовинистов. В случившихся бедах китайское общество все больше винило маньчжуров, стоящих у кормила власти и допустивших унижение Срединной империи западными "варварами".
2. После движения тайпинов правящая династия проявила, как известно, готовность допустить определенное развитие китайского партикуляризма в маньчжуро-китайской общности. Это привело к становлению и развитию новой китайской военно-бюрократической элиты, сыгравшей не последнюю роль в свержении Цинов.
3. Наконец, значительное падение интеллектуальной составляющей у Цинов к концу их правления - удивительная закономерность, которая сопровождала закат почти каждой династии в Китае. Краху маньчжурской династии способствовало значительное ослабление в начале XX в. вертикали цинской власти (особенно после смерти императрицы Цы Си и видных имперских сановников-китайцев - Ли Хунчжана и Чжан Чжидуна) и активное развитие китайских провинциальных военно-бюрократических анклавов. Подрывая кадровый баланс между маньчжурами и китайцами в бюрократической структуре, прежде всего на ее силовых (военных) и губернаторских этажах, Цины как будто сами приближали свой крах, стимулируя китайский национализм в его антиманьчжурском варианте.
Созданием весной 1911 г. Кабинета министров Цины углуб
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.