ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 5 2011
© 2011 г. Н.В. ПЕРЦОВ, И.А. ПИЛЬЩИКОВ О ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ АСПЕКТАХ ТЕКСТОЛОГИИ*
В статье детально обсуждаются основные принципы предлагаемой авторами текстологической концепции. Особое внимание уделено вопросу сохранения аутентичного режима правописания.
В настоящей работе излагается текстологическая концепция, ориентированная преимущественно на издания русской художественной классики XVIII-XX вв. Эта концепция имеет в виду подготовку изданий, рассчитанных на специалистов-гуманитариев (лингвистов, литературоведов, историков), которые стремятся постичь во всех тонкостях язык произведения и приблизиться к его тексту (и стоящему за ним смыслу), а не приблизить текст к современным языковым и общекультурным привычкам (ср. [М. Гас-паров 1979а; Шапир 2001: 47]). Сразу хотим подчеркнуть, что наша текстологическая концепция никоим образом не дискредитирует другие, нацеленные на издания иного типа, привычные для большинства филологов. Мы лишь настаиваем на правомерности и необходимости изданий того типа, о котором пойдет речь в нашей статье. Цель ее - не столько предложить практические эвристические решения для сложных текстологических ситуаций, сколько поставить и обсудить ряд важных для текстологии проблем.
Чтобы предотвратить возможное недоумение, необходимо сделать одно существенное замечание. В названии статьи говорится о лингвистических аспектах текстологии, между тем как принципы нашей концепции к одной лингвистике не сводятся. Дело в том, что в заглавии мы стремились подчеркнуть ту составляющую текстологической проблематики, которая в современной практике нередко недооценивается или вовсе игнорируется. Текстология имеет дело с продуктами языковой письменной деятельности человека; письменный язык, на котором написан подлежащий изучению и публикации текст, - это важнейший аспект существования последнего, а лингвистика является основной научной дисциплиной, изучающей естественный язык в его устной и письменной ипостасях. По нашему мнению, лингвистические аспекты текстологии составляют костяк ее проблематики.
* Исследование выполнено при поддержке Европейского социального фонда (European social fund) по программе «Mobilitas» (проект MJD84) и Российского фонда фундаментальных исследований (проект 11-06-00197).
За последние несколько лет (2007-2011) авторы выступали с докладами по тематике настоящей работы на конференциях и семинарах в Институте русского языка им. В.В. Виноградова РАН, Институте мировой литературы им. А.М. Горького РАН, Институте русской литературы РАН (Пушкинский Дом), Государственном историко-литературном музее-заповеднике А.С. Пушкина (усадьба Вязёмы), МГУ им. М.В. Ломоносова, Институте высших гуманитарных исследований РГГУ, Тартуском университете, Доме-музее Ф.М. Достоевского в Старой Руссе. В ходе обсуждений по нашим докладам было высказано немало полезных для нас критических замечаний. При подготовке статьи мы постарались учесть поправки и соображения наших первых читателей: А.С. Бодровой, С.Г. Болотова, А.А. Добрицына, Б.Ф. Егорова, А.Ф. Журавлева, В.Н. Захарова, Д.Э. Кузовкина, А.М. Левашова, С.Е. Ляпина, И.С. Сидорова, С.В. Старкиной, Н.А. Тарасовой, М.В. Трунина, И.О. Шайтанова. При обсуждении нашего доклада на заседании Текстологической комиссии Пушкинского Дома (26 апреля 2010 г.) особенно значимыми были для нас замечания С.И. Николаева. Всех упомянутых лиц, а также не названных здесь участников дискуссий мы просим принять нашу искреннюю признательность.
I. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ПРЕДЛАГАЕМОЙ ТЕКСТОЛОГИЧЕСКОЙ
КОНЦЕПЦИИ
Главной задачей текстологического исследования произведения письменной культуры традиционно считается установление, во-первых, «эдиционного» текста произведения, то есть текста, подлежащего воспроизведению в научной публикации в качестве основного1, и, во-вторых, дополнительных текстов, сопровождающих «эдиционный» в качестве его редакций и вариантов. Однако, как писал Д.С. Лихачев,
для того чтобы изучить историю текста, необходимо его прочесть. <...> Обязательное условие правильного прочтения текста - хорошее знание языка эпохи. К сожалению, огромное количество неправильных прочтений в современных изданиях и исследованиях текстов происходит именно из-за плохого знания языка, на котором написано произведение. Одной начитанности в произведениях эпохи недостаточно: нужно не поверхностное понимание текста, а точное знание орфографических, фонетических, морфологических и синтаксических норм эпохи [Лихачев 1964: 19-20].
Таким образом, текстология связана тесными узами с языком автора произведения и - шире - вообще с языком того времени, когда произведение было создано. Мы исходим именно из такой тесной связи текстологии произведения с языком автора и его эпохи. Основные принципы нашей концепции таковы:
(1) неукоснительное сохранение аутентичного режима правописания, то есть той системы правописания, в которой текст был создан;
(2) отказ от «селекции текста», то есть произвольной контаминации разных источников и вариантов текста в соответствии со вкусовыми и идеологическими предпочтениями исследователя;
(3) необходимость подробного и тщательного текстологического комментирования и обоснования выбора основных вариантов при установлении аутентичного текста (особенно в спорных случаях);
(4) необходимость точной подачи источников текста (как рукописных, так и печатных), причем не только в дипломатических, но и в критических изданиях;
(5) отказ от принципа единственности («каноничности») эдиционного текста и допустимость текстологически равновероятных вариантов (то есть такой ситуации, которую предлагается именовать «текстологической неопределенностью»).
Обсудим эти принципы.
1.1. Сохранение аутентичного режима правописания
В отечественной текстологии лингвистическая составляющая занимает весьма скромное место. Прежде всего это выражается в нигилистическом отношении к режиму правописания, в котором произведение создано, и в оправдании модернизации орфографии и пунктуации даже в изданиях сугубо научного характера. Иногда допускается модернизация не только правописания, но и тех особенностей языка, которые к нему не сводятся. Обратимся к примеру.
В первой (так называемой рукописной «михайловской») редакции «Бориса Годунова» (1825) в сцене «Ночь. Келья въ Чудовомъ монастыре» лексема ИГУМЕНЪ представлена в косвенных падежах с гласной е (как и в современном языке): «<...> А грозный Царь Игуменомъ смиренымъ»2; «Онъ говорилъ Игумену и братьи: <...>» [ПД № 891: л. 9, 9 об.]. В единственной прижизненной публикации пьесы (1831) соответствую-
1 Под «основным» мы здесь и далее имеем в виду тот текст, который в издании помещается первым. Мы отнюдь не настаиваем на том, что такой текст во всех его фрагментах имеет какое-то явное и безусловное преимущество перед дополнительными (см. раздел 1.5 о ситуациях текстологической неопределенности).
2 Первая буква в четвертой словоформе читается неясно: то ли И прописное, то ли и строчное. Чертой над согласной Пушкин обозначал удвоение буквы.
щие строки были переделаны: «<...> А грозный Царь Игумномъ богомольнымъ»; «Онъ говорилъ Игумну и всей братьЪ: <...>» [Пушкин 1831: 19; Винокур 1935: 428-429]. В одной из заметок Болдинской осени 1830 года Пушкин - незадолго до выхода «Бориса Годунова» - отметил это среди тех «5 грамматических ошибок», которые он исправил в своих текстах под влиянием критических замечаний [Пушкин 1937-1949, т. 11: 148]; то есть тем самым он счел неправильными «полновокальные» косвенно-падежные формы этого слова. Пушкин заблуждался: такой ригоризм не отвечал языковой реальности того времени, поскольку для слова ИГУМЕНЪ в косвенных падежах имела место вариантность форм, о чем свидетельствует, например, словарная статья в первом издании «Словаря Академии Российской»: «ИГУМЕНЪ, мна, мена. с. м. Греч. Настоятель, начальникъ въ монастыре мужескомъ, саномъ ниже Архимандрита» [САР III: стб. 202]. Допустимы были оба варианта, и поэтому приведенные исходные версии двух строк можно было и не менять. В Большом академическом издании исправления Пушкина, пусть и сделанные на основе заблуждения автора, были проигнорированы, и указанные строки даны в основном тексте не по прижизненному изданию, а по рукописной «михайловской» редакции. В связи с этим возникла полемика между В.И. Чернышевым и Г.О. Винокуром: первый справедливо отмечал языковую правильность вариантов этих строк в прижизненном издании, второй настаивал на том, что Пушкин якобы «испортил» строки ненужными поправками [Чернышев 1941: 453-456; Винокур 1935: 431432; 1941: 489; Пушкин 2008: 239-240]. Думается, печатные варианты - без гласной е -не лучше и не хуже рукописных; но дело вовсе не в эстетическом качестве этих строк. Печатные варианты отвечают литературному языковому узусу того времени, в них нет языковой ошибки; при этом автор подтвердил свой выбор в критической заметке (пусть и не опубликованной при его жизни). В данном случае игнорирование авторского выбора представляется едва ли не текстологическим самоуправством, в котором, вероятно, немалую роль играло желание приблизить звучание строк к современному, то есть модернизировать текст.
Если модернизация подчас охватывает факты, связанные со звуковой ипостасью языка (как в приведенном примере: ведь формы Игумену и Игумну различаются фонетически), то что же говорить о модернизации правописания? В отечественной текстологии графическая, письменная ипостась языка нередко считается чисто внешней его оболочкой; со времени статьи акад. Н.С. Державина долго превалировала тенденция резко «разводить» язык писателя и орфографию, в которую «писатель втискивает поневоле свой язык» [Державин 1920: 15]. Со второй половины 30-х до начала 80-х годов минувшего века господствовало нигилистическое отношение к воспроизведению классических текстов в исходном режиме правописания и считалась самоочевидной целесообразность модернизации письменной формы старых источников и нахождения для старых орфограмм и пунктограмм эквивалентов, удовлетворяющих современным нормам. При этом полагалось вполне правомерным выборочно
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.