ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ
БОГУСЛАВ ШАЛАНДА
(Прага, Чехия),
доцент Университета Чарльза О «надэтничности» верховной власти
(НА ПРИМЕРЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ
Рассказы и легенды добавляли некую популярность и символическую значимость различным событиям и личностям и также являлись частью того, что заключено в народном самосознании каждой этнической группы. Так же, как и язык, историческое сознание является источником чувства индивидуальности. Общее представление об истории формируется за счет художественных рассказов, летописей, новелл, драм, песен, баллад и т.д. Также есть и история, передаваемая из уст в уста, которую в XVII в. защищал иезуит Балбин. В общем, все известные исторические рассказы иногда считались мифами.
Анализ фольклорных источников показывает, что изначально правитель не являлся этно-различающей фигурой. Во многих случаях он был носителем мессианской стратегии, фигурой, в которой видели надежду на защиту, спасение и освобождение. Спаситель, избавитель, освободитель, в двух словах, кто-то могущественный, обычно появлялся извне или свыше. На самом деле он был иноземцем для этнической группы и местной общины. Если у кого-то было достаточно власти, чтобы изменить ситуацию, и в некоторых случаях было достаточно демократических черт, то мало внимания уделялось этнической принадлежности. Историческое величие имеет всесторонний и повсеместный характер. То же самое касается нестандартности: быть за пределами обычного порядка вещей, избегать привычного строя. В этом случае основной мотив - доверие.
Патернализм тесно связан с этой темой. Роль отца в семье приобретала и более широкое значение в социальной сфере. Некоторые правители считались хорошими отцами для своих подданных. Также им присваивалась роль защитника. В то время король олицетворял собой отечество, и мы имеем дело со стереотипом или даже непосредственно архетипом (прообразом отца). В истории современных европейских народов имеет место и отцеубийство. Также мы имеем дело с закатом патернализма.
Король обладал такой властью, что мог присоединить местную общину к региональной. Возможно, это основывалось не столько на языковом общении, сколько на общем мнении о том, что собой олицетворял король. Символы королевской власти должны были быть изображены и иметь возможность заменяться. Здесь можно провести параллель: джокер в колоде карт позволяет осуществлять замены. Джокер можно заменить любой другой картой. Необходимо добавить, что король может также играть роль жертвы. Его могут принести в жертву, чтобы спасти других от греха. Образ справедливого правителя создан благодаря традиционным сюжетам и мотивам, которые обычно обладают международной силой и величиной!. Некоторые рассказы являются достоянием нескольких народов, и они необязательно должны быть соседями, но могут находиться далеко друг от друга или даже за пределами Европы (например Индия). Можно вспомнить рассказ об императоре и аббате, на который в монографии обратил свое внимание известный специалист по фольклору У. Андерсон2. Другая работа рассматривает «сюжет», в котором затрагивается вопрос о королевской измене (Король Лавра)3. В содержании заложен неизменяющийся элемент, который имел огромное количество вариантов в Европе и Азии. Следовательно, эти образы и мнение о королевской власти создавались на протяжении веков, и мы можем
выяснить их мифическо-культическую основу. Однако это не является моей задачей на данный момент.
Как правило, мы говорим о Чехии и ее целостности. Возможно, мы можем выразить еретическую мысль о том, что в прошлом Чехии никогда не существовало. Носитель чешской государственности во владениях Богемской короны всегда принадлежал к какой-либо династии (например династии Премислидов или Люксембургов). То, что мы исторически называли Чехией, на самом деле было государством Премислидов или Люксембургским государством. Средневековые государства создавались на основе династически-территориального принципа.
Поэтому неудивительно, что во многих случаях правитель был иноземцем для своих подданных и что люди считали иноземных правителей способными поддерживать порядок. Вспомним, например, императора Иосифа II, который был иноземцем для чехов, но о котором, тем не менее, чехи рассказывали много историй, легенд и сказок. Его личность находилась за пределами этнической принадлежности. Другим примером может послужить венгерский король Матиас (Матфей), который также стал защитником интересов словаков, словенцев, пращуров украинцев и русских. Южнославянские народы возлагали свои надежды на наследного принца Марко, о котором существовал рассказ, где говорилось, что он прятался в горах или на далеком острове, и он вернется, когда понадобится его помощь, чтобы свергнуть турецкое правление.
В большинстве случаев помощь ждали извне, особенно когда мы говорим о народах с иноземным правителем во главе. Люди надеялись на освобождение от иноземного подавления и на создание независимого государства. Таким образом, чешские политические деятели и философы в период национального возрождения связывали понятие возобновления чешской государственности и монархию, и это было несложно понять, т.к. это было основано на их чувствах, напоминающих о славном прошлом Богемского королевства. В любом случае, немонархические государства были в Европе исключением. Позже монархия отождествлялась с национальными, социальными и религиозными притеснениями. Только несколько лидеров противостояния австрийскому и габсбургскому правлению несерьезно отнеслись к идее восстановления чешского трона и назначению в качестве монарха члена российской или английской королевской семьи. Однако раньше необходимо было приложить усилия, чтобы создать государство (обычно монархию), пусть даже во главе с иноземным монархом.
В период национального чешского возрождения маловероятно, что существовала устная передача сведений, которая простиралась бы ко временам начала и величия чешской государственности, т.е. к периоду до 1526 г. Были только отголоски рассказов о Чарле IV и Венцеславе IV. Премисл Орак (легендарный основатель первой чешской династии) не вникал в устную передачу как король, чьего возвращения ждали, когда происходило худшее. В рассказах, легендах и стихах есть ожидание приезда иноземного монарха. Очевидно, что проблема была более трудноразрешима, чем мы предположили.
У чехов был один из самых внушительных «королевских» рассказов в Европе, например, в легенде о святом Венцеславе, которая после соединения с «Пророчеством Бланика» (т.е. о рыцарях, спящих у подножий холма Бланик, которые возвратятся, чтобы спасти их землю) дала повод для возникновения «Мифа о Бланике». Мы сталкиваемся с его вторичным появлением в фольклоре только в начале XIX в. Так же не хватает определенной ясности для подтверждения теории о том, что миф о Бланике был распространен среди чехов на протяжении многих веков.
Мотивы рассказов о добрых иноземных королях следует рассматривать на фоне социальной и религиозной обстановки в Чехии в XVIII - начале XIX вв. Эти рассказы были значимы не для всего населения Чехии, а только для отдельных частей в его пределах, особенно для некатоликов (non-Catholics). Протестанты считали нахождение Габсбургов на чешском троне как этнически, так и религиозно неприемлемым. С того момента как у низших слоев пропал «их» король в землях Чехии, они продумывали различные версии об иноземном короле-освободителе. Эта идея звучала прежде всего в
сказаниях, а также в рассказах и легендах. Например, в сказании о пришествии «хорошего» короля с Востока.
Этнический аспект этой веры интересен. У низших слоев общества не было «их собственного» короля, и поэтому они возлагали свои надежды на иноземного короля-освободителя. Особенно во время сектантского движения (Sectarian Movement) в ХУШ в. возникают иллюзии по поводу улучшения социальных условий благодаря вмешательству извне. В основном земледельцы искали кого-то способного изменить условия или встать на защиту их интересов. По этой причине надеялись на господина, короля и императора. Мнения вращались вокруг идеи, что правители, например, ничего не знали о жестоком обращении местных властей, но как только они об этом узнают, они тут же примут меры, чтобы помочь людям. В сектантском движении прослеживается вера в противников Габсбургов. Таким образом, например, в «Мороканских песнях» показывается вера в пришествие шведов. Члены секты Адама (Members of the Adamite sect) в последней четверти ХУШ в. верили, даже пророчили пришествие короля Марокана (Marokan) с Востока.
Предшественники императора Иосифа были не очень-то популярны в Чехии, но сам Иосиф добился значительного почтения и обладал большими полномочиями. В 1770-х гг. устанавливается самосознание сельского населения, проецирующееся на его личность. Историк Валка (Valka) подчеркнул, что во время восстания в 1775 г. не было нападения на государственных деятелей, и вера в правителя была настолько сильна, что она послужила даже составной частью легенды о восстании.
Император Иосиф II (1741-1790) умер, когда ему было 49 лет. Его неожиданная смерть в зрелом возрасте способствовала созданию мессианских легенд. Говорили, что он не умер, а жил в иностранных землях или что был заключен где-то в монастыре. Историк J. Petran пишет: «Жители Чехии, которые знали Иосифа благодаря его путешествиям по стране, видели в нем самого справедливого правителя из всех, кто когда-либо был. Они даже противились идее, что он умер, и придумали рассказ о странствующем короле Барли, о том, как он избежал всех ловушек, которые приготовили ему отравители, благодаря героическому самопожертвованию верного солдата, и что он прятался где-то в другом государстве. Он придет как спаситель, а люди узнают его по специальной эмблеме, и он подарит свободу.
Между прочим, такая же история была и у сельского населения о наследном принце Рудольфе, который не умер, а уехал в Россию и ждал там подходящего момента, чтобы вернуться в качестве короля Чехии4. Была и другая версия, что рыбак Ротчилд держал его в своем доме как заключенного. Чехи хотели, чтобы нас
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.