ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 4
2009
© 2009 г. К.В. БАБАЕВ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЛИЧНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ В ЯЗЫКАХ МИРА
В работе исследуются источники происхождения личных местоимений в языках мира, проводится их типологический анализ и классификация. На основании анализа выдвигается ряд гипотез о происхождении индоевропейских личных местоимений.
Задачей данной работы является дать краткий типологический обзор источников вторичного происхождения личных местоимений, а также путей их трансформации на материале различных языков мира. В статье разрабатывается классификация таких источников и приводятся примеры использования этой классификации для уточнения этимологии личных местоимений при сравнительно-историческом анализе.
В настоящее время общепризнанным является мнение, что местоимения как морфологическую категорию нельзя считать изначальной данностью в языке. Они являются продуктом развития других лексических или морфологических единиц языка. Безусловно, это не всегда может быть показано на синхронном уровне, однако довольно отчетливо проявляется при диахроническом анализе развития морфологической системы языка.
Для того чтобы доказать, что личные местоимения возникают в результате трансформации более древних полнозначных слов, необходимо продемонстрировать и систематизировать источники их происхождения в различных языках мира. При этом мы не задаемся амбициозной целью установить первичное происхождение местоимений как класса слов в языке - это значительно более объемная задача, требующая привлечения данных не только языкознания, но и антропологии, этологии и других дисциплин. Однако следует учитывать, что в процессе развития языка из него выпадают определенные слова, на место которых приходят другие (с теми же значениями). Это происходит и с личными местоимениями, и вопрос заключается в том, что является источником их образования в уже развитом человеческом языке.
Происхождение личных местоимений - вопрос, при изучении которого необходимо привлекать данные как сравнительно-исторического языкознания, так и диахронической типологии. Синтез двух данных дисциплин позволяет классифицировать различные варианты генезиса слов, используемых как местоимения. Такого рода классификация даст возможность делать более точные, типологически обоснованные выводы о происхождении личных местоимений не только в исторически засвидетельствованных языках, но и в праязыках различных семей, что может стать существенным шагом вперед в области лингвистической реконструкции праязыков.
С точки зрения сравнительно-исторического языкознания, вопросам происхождения личных местоимений уделялось некоторое внимание еще с начала девятнадцатого века, в частности, в фундаментальных работах по индоевропейскому языкознанию Ф. Шлегеля [Schegel 1808], Ф. Боппа [Bopp 1833], А. Шлейхера [Schleicher 1861-1862]. Выдвигаемые ими мысли об истоках индоевропейской системы местоимений морфологии носили в основном эмпирический характер, не будучи обоснованными сравнительно-историческим материалом. Наиболее качественный анализ был проведен по вопросу происхождения и развития местоимений третьего лица в индоевропейских языках. Вместе с тем во многих, даже относительно современных работах по индоев-
ропейской сравнительной морфологии К. Уоткинса [Watkins 1969], О. Семереньи [Szémerenyi 1990], Р. Бекеса [Beekes 1995] происхождение личных местоимений первых двух лиц не акцентируется, последние воспринимаются как данность, существовавшая на уровне праязыка.
Привлечение данных внешнего сравнения к изучению индоевропейских языков позволило выдвинуть ряд гипотез, основанных на анализе дальнего родства индоевропейских с другими языками Старого Света. В частности, в работе Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванова [Гамкрелидзе, Иванов 1984], как и в других трудах последнего [Иванов 1981], проводится исследование праязыковой системы личных местоимений, основанное в т. ч. на данных других языков, вводимых в состав ностратической макросемьи, прежде всего уральских, алтайских, афразийских. В рамках ностратической гипотезы происхождение личных местоимений в различных языках Евразии исследовали В.М. Иллич-Свитыч [Иллич-Свитыч 1971-1976], Л. Палмайтис [Палмайтис 1972], А.Б. Долгопольский [Dolgopolsky 1984], В. Блажек [Blazek 1995a], Дж. Гринберг [Greenberg 2000], A. Bomhard [Bomhard 2003] и другие авторы.
Вопросами происхождения местоимений языков других семей также занимались многие компаративисты. Среди наиболее современных работ можно назвать работы Н.А. Баскакова по тюркским языкам [Баскаков 1981], И.М. Дьяконова [Дьяконов 1967; 1991], В. Блажека [BlaZ ek 1995а; 1995b] и В.Э. Орла [Орел 1990] по афразийским местоимениям, Дж. Кука по языкам Юго-Восточной Азии [Cooke 1968], И. Хельм-брехта по языкам индейцев Северной Америки и Кавказа [Helmbrecht 1996a; 1996b], М. Сибатани [Shibatani 1990] и О. Исиямы [Ishiyama 2008] по японскому языку. Этими вопросами в разной степени интересуются авторы сравнительно-исторических грамматик языков мира, как, например, М.С. Андронов в области дравидологии [Андронов 1994], Г.И. Рамстедт в области алтаистики [Рамстедт 1957] и другие исследователи.
Недостатком многих работ по сравнительному языкознанию, особенно по дальнему сравнению языков различных макросемей, является их пренебрежение данными диахронической типологии, что легко увидеть и на примерах реконструкции праязыковых форм личных местоимений. Так, для ностратического праязыка с помощью сравнительного метода можно восстановить едва ли не десяток форм местоимения со значением «я», как это делает А. Бомхард [Bomhard 2003], при этом их конкретные значения в праязыке не уточняются, и ностратический праязык такого рода автоматом становится виртуальным, обреченным на недоверие серьезных лингвистов. В разное время высказывались самые экзотические гипотезы о происхождении индоевропейских местоимений (так, местоимение *me 'меня' генетически связывалось с именным суффиксом *-mo-, куда для убедительности примешивали еще и окончание индоевропейского винительного падежа *-m). При этом ни сколько-нибудь серьезной этимологической базы, ни типологических параллелей такого рода развития в других языках мира зачастую не приводилось. Между тем Р.О. Якобсон писал в свое время о важной роли типологических данных при сравнительно-историческом анализе и праязыковой реконструкции: «Конфликт между реконструированным состоянием языка и общими законами, которые открывает типология, делает реконструкцию сомнительной ... Реалистичный подход к технике реконструкции - это ретроспективный путь от одного состояния к другому и структурное соответствие каждого из этих состояний данным типологии» [Jakobson 1962: 528-529].
В то же время типологическое языкознание в этом вопросе также работает преимущественно «на себя», не проецируя выводы на сравнительно-исторические исследования. Типологией и сопоставлением местоименных систем различных языков мира в последние десятилетия активно занимаются преимущественно ученые американской школы общего и типологического языкознания. Среди наиболее выдающихся трудов в этой области можно назвать работы А. Северской [Siewierska 2004], М. Сисоу [Cy-souw 2003], Б. Хайне и Т. Кутевой [Heine, Kuteva 2007], В. Шульце [Schulze 1998], а также более ранние труды П. Форхеймера [Forcheimer 1953] и Э. Бенвениста [Benveniste 1956]. Скрупулезное и детальное исследование диахронического развития личных ме-
стоимений проводит Й. Хельмбрехт в своей работе [Helmbrecht 2004]. В Советском Союзе серьезные исследования типологии происхождения и развития личных местоимений проводились лишь академиком И.И. Мещаниновым [Мещанинов 1945], К.Е. Майтинской [Майтинская 1969; 1974].
Отдельному, масштабному исследованию генезиса личных местоимений, которое охватило бы достижения как сравнительно-исторического, так и типологического языкознания, еще предстоит появиться.
Личные местоимения как грамматический класс (или часть речи) не являются лингвистической универсалией: существует множество языков, где такой части речи нет. Однако необходимо корректно разделять термины «личные показатели» и «личные местоимения»: первые присутствуют во всех языках мира и, безусловно, являются универсалией как грамматическая категория. Ранее ряд исследователей приводили изолирующие языки Юго-Восточной Азии как пример отсутствия показателей лица -прежде всего во вьет-мыонгских, таи-кадайских и ряд бирманских языков, где не только не существует глагольного спряжения по признаку лица, но и нет отдельного класса независимых личных местоимений. Однако современный взгляд на проблему [Siewierska 2004: 247] позволяет взглянуть на независимые личные показатели шире, чем контекст собственно личных местоимений. Отсутствие такой части речи, как местоимение, или такой категории глагольного словоизменения, как лицо, вовсе не означает, что категория лица отсутствует в языке в целом. Она выражается грамматическими или лексическими средствами, большинство из которых и могут впоследствии в ходе развития языка образовать грамматический класс личных местоимений.
Если коснуться вкратце вопроса о первичном происхождении личных местоимений в языке человека, то, анализируя древнейшие стадии развития человеческого языка, можно сделать вывод, что личные местоимения появляются в нем сравнительно поздно - во всяком случае, позже имен и глаголов. Известно, что дети начинают пользоваться личными местоимениями позже, чем другими классами слов (в 2,5-3 года), и для указания на лицо используют личные имена или термины родства [Хакулинен 1953: 68]. Аналогичная особенность отмечена при анализе «речи» приматов: так, человекообразные обезьяны при обучении их элементам языка не употребляют личных местоимений, даже будучи ознакомлены с ними, а стабильно используют вместо этого имена собственные - свое, собеседника или третьих лиц [Heine, Kuteva 2007: 139-140]. Использование личных имен как лексических маркеров лица, заменяющих личные местоимения, отмечается и во многих языках Африки, Австралии, Азии. В арабском языке такого рода замещение характерно в том числе для выражения первого л
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.