Славяноведение, № 4
© 2010 г. И.В. ВЕРНЕР
О ЯЗЫКОВОЙ ПРАКТИКЕ МАКСИМА ГРЕКА РАННЕГО ПЕРИОДА SUB SPECIE GRAMMATICAE
История средневековой церковнославянской грамматической мысли, будучи дискретной по своему характеру и одновременно преемственной по сути, связана с несколькими знаковыми именами. Едва ли не самым заметным из них (по крайней мере в отношении его авторитетности как для современников, так и для нескольких последующих поколений книжников) является имя Максима Грека. Именно с появлением в Москве в 1518 г. афонского монаха связывается начало «грамматической хитрости», т.е. более или менее последовательного приложения к кодификации церковнославянского языка грамматических принципов. Эти принципы реализовались в процессе исправления текстов Толкового Апостола, Толковой Псалтыри и Цветной Триоди по греческим оригиналам в 1518-1522 гг. Новизна такого подхода была очевидна для современников, поскольку влекла за собой существенные изменения традиционных текстов. Споры, сопровождавшие процесс над Максимом Греком на Соборах 1525 и 1531 гг., демонстрировали различие позиций и используемых аргументов: там, где его противники усматривали посягательство на изменение экзистенциального значения сакрального текста, сам Максим Грек видел лишь различие грамматических форм. В «Исповедании православной веры» 1534-1539 гг. Максим приводил слова ^воих оппонентов: се мдксим ив^ шУчдет' еж одеснУю седдлищд кл i юцд. съпрестолникд и приосо^щил сил его. ci'e ко седЬлъ еси i седЬвъ. мимоше^шдго времени есть глют скдздтелнд. д не ндстолщдго и всегддшнлго [1. Ф. 304.I. № 201. Л. 9-9об.]. Ответная реплика Максима Грека на суде носила чисто лингвистический характер: «В том разньства никоторого нет, а то мимо-шедшее и минувшее» [2. C. 90].
Именно книжная справа Максима Грека на сегодняшний день удостоена наибольшего внимания лингвистов: вызвав бурную реакцию со стороны его современников, она же в первую очередь привлекла внимание и современных исследователей (см. [3; 4; 5; 6]. Действительно, лексические и грамматические исправления Максима Грека в традиционных текстах максимально наглядны и позволяют проследить их зависимость от чтений соответствующих греческих текстов. Грекоориентированность справы несомненна: «Греческий язык замещает несуществующую грамматику церковнославянского языка, задавая необходимый набор значений, средства выражения которых Максим ищет в пределах церковнославянского языка» [5. C. 265]. К таким наиболее маркированным средствам выражения у него относится последовательное употребление л-форм со связкой во 2 л. ед.ч. прошедшего времени, избавляющее от омонимии 2 и 3 л.
Вернер Инна Вениаминовна - канд. филол. наук, доцент РГГУ.
аориста в соответствии с различением этих форм в греческом, формы индикатива с частицей да, отвечающие греческому оптативу, рефлексивные глаголы как эквивалент греческого медиопассива, распределение полных и кратких прилагательных и причастий в зависимости от наличия или отсутствия артикля перед соответствующей греческой формой, согласованное употребление относительных местоимений иже, гаже, еже, формы которых правятся по греческой парадигме, а также калькирование ряда синтаксических конструкций греческого языка1.
Часть из этих форм присутствует не только в правленых Максимом Греком текстах, но и в его переводах и оригинальных сочинениях. Последние привносят в характеристику грамматических особенностей его языка ряд специфических черт, позволяющих оценить последний как «идиолект». Основанием для такого определения являются нестандартные церковнославянские формы, к которым прежде всего относятся взаимозаменяемые флексии: род. и мест. падежей мн. ч., род. и вин. падежей неодушевленных существительных, вин. и мест. падежей при глаголах со значением места и направления, род., вин. и мест. падежей после предлогов по и чр^зъ; а также использование именных прилагательных в косвенных падежах [7. Б. 4-12]. Названные формы выступают в качестве наиболее показательных маркеров принадлежности текста Максиму Греку. Существующие объяснения появления подобных форм связывают их со знакомством Максима Грека с узусом архаичных церковнославянских текстов, в том числе и южнославянского происхождения [8; 9; 10; 7]. Предполагается, что с последними он мог иметь дело еще во время пребывания на Афоне [8. С. 263]. Целостного объяснения сосуществования этих форм с грецизмами в его идиолекте не существует.
Поскольку сводная характеристика лингвистической практики Максима Грека, учитывающая и ее эволюцию, и ее различное воплощение в правленых, переводных и оригинальных текстах, пока невозможна по многим причинам2, целесообразным и необходимым представляется восстановить «предысторию» различных типов его филологической деятельности, реконструировав изначальную систему его представлений о грамматической норме церковнославянского языка, усвоенную при его изучении. Это позволит обнаружить как истоки совмещения столь разнообразных грамматических форм в церковнославянском языке Максима Грека, так и объяснить их дальнейшую судьбу. При этом особенно значимы показания переводных текстов, созданных в ранний период. Для интерпретации лингвистических данных ранних текстов Максима Грека важное значение имеет и исторически засвидетельствованный факт его тесного общения в это время с другим крупнейшим представителем русской филологической мысли - толмачом Дмитрием Герасимовым, переводчиком латинской грамматики Элия Доната на церковнославянский3.
1 Полный список грецицизированных моделей Максима Грека см. [7. Б. 14-21].
2 Безусловно, ценным для лингвистов является принадлежащий Х. Олмстеду первый опыт такой характеристики [7]. Однако она основывается на разных типах текстов и безотносительна к эволюции языковой практики Максима Грека, не владевшего славянским до приезда в Москву и ставшего впоследствии одной из авторитетнейших фигур в истории церковнославянского языка. Подобная эволюция была прослежена для книжной справы Максима - его трудов по исправлению Псалтыри до 1525 г. и 1552 г. [5; 11]. Дальнейшее лингвистическое изучение текстов в соотнесении с их типом и временем их создания остается актуальной задачей, непосредственно связанной с определением датировки большинства атрибутируемых Максиму рукописей, которым еще предстоит войти в новое издание его сочинений [12].
3 Дмитрий Герасимов перевел Донат в Ливонии в 70-80-е годы XV в., а затем неоднократно вносил в текст изменения. Новейшая точка зрения на статус Доната Герасимова объединяет высказывавшиеся ранее различные взгляды: еще И.В. Ягич и А.И. Соболевский полагали, что целью Герасимова было создание учебника латыни для русских [13. С. 813; 8. С. 122], тогда как позднейшие исследователи видели в этом переводе попытку грамматического описания церковнославянского/ русского языка [14; 15; 16; 17]. В работах Э. Исинг, Д.Б. Захарьина и В. Томеллери на лингвистическом и текстологическом материале была сформулирована идея о неоднократной
Как известно, Максим Грек приехал в Москву в марте 1518 г. и вскоре приступил к переводу Толкового Апостола, а затем Толковой Псалтыри. Этот труд выполнялся в стенах митрополичьего Чудова монастыря совместными усилиями Максима Грека, переводчиков Власа Игнатова и Дмитрия Герасимова и писцов Силуана и Михаила Медоварцева и был закончен в декабре 1522 г. Хорошо известен и метод работы этого коллектива, состоявший в том, что Максим Грек переводил с греческого на латынь, а Дмитрий Герасимов и Влас Игнатов переводили с латыни на церковнославянский. Процесс был описан и Дмитрием Герасимовым (в послании к дьяку Мисюрю Мунехину, см. [22. С. 190; 23. С. 207]), и Максимом Греком (в «Исповедании православной веры», см. [1. Ф. 304.1. № 201. Л. 10]). Все рукописные источники, содержащие данные о первом периоде пребывания афонского монаха в Москве, акцентируя внимание на его совершенном владении греческим и латынью, упоминают и о том, что «Макшмъ не у совершенно словенскаго языка клонетя словесъ грамматическою хитроспю знаяше» («Сказаше о Максим- философа, иже бысть инокъ святыя горы Аеонсюя», цит. по [23. С. XXXV]). Те же источники весьма скупо сообщают о процессе освоения им церковнославянского языка: «по мал-Ь времени и самъ онъ Максимъ грекъ на-выкъ достоверно словенскому языку» («Сказаше о премудромъ и многотрудномъ Максим- инок- Святыя горы», цит. по: [23. С. XIV]).
В эти первые семь лет жизни на Руси Максим Грек переводил не только богослужебные книги, но выполнил и огромное количество других переводов, преимущественно из святоотеческого наследия (см. [24]). В контексте его сотрудничества с Дмитрием Герасимовым значим тот факт, что к этому же времени относится и переработка церковнославянского Доната, представленная в списке Казанской научной библиотеки, изданном И.В. Ягичем [13. С. 528-585]. Этот список датирован 1563 г. и переписан, в свою очередь, с текста 1522 г. Переработка коснулась как структуры текста, так и его содержания: с одной стороны, налицо стремление к созданию полного свода грамматики, с другой стороны, в текст включены не соотносимые с латинским оригиналом замечания, касающиеся собственно грамматического устройства церковнославянского языка4. Общение Дмитрия Герасимова и Максима Грека ограничивается периодом до 1525 г., когда последний был осужден на церковном Соборе, по решению которого он на шесть лет был заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь, а Герасимов в апреле 1525 г. вместе с посланником папы Климента VII отбыл в Рим.
Идея о возможной связи лингвистической деятельности двух наиболее значимых фигур в истории церковнославянского языка уже высказывалась как исследователями творчества Максима Грека [4; 6], так и авторами, занимавшимися изучением рукописной традиции славянского Доната [18; 21]. Было отмечено грамматическое тождество производимых им замен глагольных форм (аориста 2 л. ед.ч. формами перфекта со связкой, а форм аориста 3 л. ед.ч. - формами перфекта без связки) и перфектной парадигмы в Донате Герасимова [6]. Структура глагольной парадигмы прошедшего времени у Максима Грека преследует цель избавления от о
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.