А. В. СТЕПАНОВ
Москва
«О пользе слов церковных»
(Н. Г. Помяловский. «Очерки бурсы»)
В названии статьи использована реминисценция из заглавия к труду М. В. Ломоносова «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» (1758 г.), в котором были разграничены в стилевых отношениях церковнославянизмы и слова разговорные, просторечие.
А если вспомнить работы А. И. Ефимова «Язык сатиры Щедрина», «История русского литературного языка» и др., то в них содержится перечень функций церковнославянизмов в языке художественных произведений, иначе говоря, круг «пользы книг церковных»:
1) создание экспрессии пафоса;
2) историческая стилизация древних периодов;
3) воспроизведение церковного быта;
4) пародийная травестия (создание экспрессии юмора и сарказма).
Произведение, о котором пойдет речь, повесть Н. Г. Помяловского «Очерки бурсы», можно назвать иллюстрацией к третьему пункту в перечне функций — к воспроизведению церковной среды.
Описываемая нами бурса — было закрытое учебное заведение <...> не только малолетних, но и бородатых детей по приказанию начальства насильно гнали из деревень, часто с дьяческих и пономарских мест, для научения их в бурсе письму, чтению, счету и церковному уставу... Получившие титулку (аттестат. — Прим. нише) делались послушниками, дьячками, сторожами церковными и консисторскими писцами.
Напомним читателю: послушники — в русских монастырях готовящиеся к принятию монашества; консистория — учреждение, ведавшее делами епархии (совпадающей с губернией в пространственном отношении).
Одним из таких детей «зеленой приходчины» был главный герой повести (очерков) Карась. Автор-повествователь признается:
Мы лично и очень коротко знакомы с господином, носящим прозвище Карася... Карась <...> прожил в бурсе четырнадцать лет...
Легко догадаться, что в образе Карася презентована конкретно-бытовая личность самого автора. К тому же из биографии писателя известно, что ему дэвелось пройти бурсацкое поприще. На Карася и направлены главные ракурсы и гуманистического пафоса, и языково-стилевых особенностей повести.
Карась в детстве был очень религиозный мальчик.
Прямо дитя Священного Писания.
— Господи, воззвах к тебе, услыши мя, услыши мя, Господи, — запел Карась.
Божие дитя, не иначе — русский гророк Иеремия, известный библейскими плачами.
Многие честные дети честных отцов возвращаются домой подлецами; многие умные дети умных родителей возвращаются домой дураками. Плачут отцы и матери, отпуская [дитя] в бурсу, плачут и принимая его из бурсы.
Этот монолог даже нельзя признавать за ракурс (в буквальном значении слова «сокращенная углом зрения натура»). Это прямой взгляд: анфас. Но чем же все-таки порождалась столь явная неурядица?
Повесть «Очерки бурсы» состоит из пяти очерков, по отдельности публиковавшихся с 1861 по 1863 г. в некрасовском журнале «Современник».
Сам жанр очерка достиг расцвета в творчестве писателей-разночинцев: Слепцова, Решетникова, Н. Успенского. На литературные позиции выводилась не усадебно-помещичья среда с совершенно различимой прерогативой стиля (сентименталистского, романтического, риторического), а разночинная (демократическая в смысле социальной и профессиональной квалификации) с преимуществом
«социально-речевых стилей» (\\о В. В. Виноградову) как совокупности территориальных и социальных диалектов.
Н. Г. Помяловский вывел духовенство, вернее, его пролетариат (по квалификации самого писателя) — духовенство приходов:
Русские священники, диаконы, причетники — представители православного пролетариата... У них нет собственности... До поступления приход его кормит.
Карась подвергался испытанию всеми бурсацкими подвохами:
— Вот тебе шапка — трись ею...
— И буду сидеть в бутылочке?
— Будешь.
Карась берет поданную шапку и начинает очень усердно тереться тою шапкой...
— Где же я в бутылочке?
— Дайте ему зеркальце <...>
Заглянув в него, Карась не узнал своей
рожицы: вся она была черна, как у трубочиста. Только тут Карась смекнул, что шапка, которою он терся, была вымазана сажею и ее трудно было приметить на черном сукне. Карасю было досадно и стыдно.
Вспоминается речь гоголевского Тараса Бульбы о «последнем подлюке, извалявшемся в саже».
Но прозвище свое подросток получил не за «рожицу», а за неспособность иегь в семинарском хоре (за беззвучное разевание рта). Нем как рыба. Хотя «Карась был довольно самолюбивая рыба». Ему часто приходилось «употреблять в дело зубы, когти и ногти, то есть кусаться, царапаться и лягаться в схватке с более сильным врагом». А врагами были и бурсаки, и сама бурса. Его посещали даже мстительные мысли, например, подпустить красного петуха «в ненавистную бурсу»:
Карась представляет себя, как он с зажженной паклей в руках опускается в подвалы училища, строит там огромные костры и, вышедши оттуда, ждет, скоро ли пламень своими огненными языками начнет лизать проклятые бурсацкие гнезда...
Учитель грозил ему:
— ...если ты не выучишься петь, я тебя на всю Пасху не отпущу... Карась побледнел и затрясся всем телом.
Перед Христовым днем, Пасхой, Карась «пребывал день всенощной» не в лаврской церкви, а в классе № 5, где на стене «висел огромный образ Христа, сидящего на престоле».
Тепла была его молитва и сильна... Когда Карась кончал усердный поклон, сосед его, дурак Тетеры, сделал ему дружескую смазь.
— У тебя слезы?..
Таким образом, молитвенное настроение Карасиного духа было нарушено.
Молились в бурсе по-разному. Вот восьмипесенная «Семинарида»:
Отропы семинаристии, посреде кабака стояще, пояху: подавай, наливай; мы книги продадим, тебе деньги отдалим.
С просторечно-балаганными и лубочными каламбурами:
— Где бы стилибонить? — шептал он |вор Аксютка].
«Внутренняя форма» глагола — многообещающая суггестия (намек) на омоним — корневую семантику ключевого в наших рассуждениях слова стиль.
Наиболее экспрессивным предстает обиход церковного пения, настоящая фуга (полифония):
Бурсацкая разноголосица: участвующие в ней разбирают между собою все тоны, употребляемые в пении, и все ноты берут сразу... Ни одного дикого звука нет в классе. Дисканты плачут детскими голосами; бас, как подавленная сила, гудит и сдержанно ропщет; слышен крик вавилонянина: «Воспойте нам от песней сионских!»; чудится, как в гневе и нетерпении топает ногами грозный деспот... «Каково воспоем на земле чуждей песнь Господню?» — отвечают плачущие, робкие голоса детей... Высокими, тихими и страстными нотами восходит плач и наконец переходит в сильные, грозные голоса: «Дщи вавилоня, окаянная! блажен, кто возьмет твоих младенцев и расшибет их головы о камень!»
А в то же время «соборная братия» любила хватить, ляпнуть, рявкнуть, отвести кончик...
Карась «не был одарен музы кал ь-ным ухом, за что давным-давно его выгнали из семинарского хора», хотя
имел «замечательно широкую глотку, которой он был награжден от природы», и голос его «развился до необъятного горлобасия... как хоровой таран: подойдет крепкая нота, мигнет регент
— и рявкнет Карась», подобно ери-хоновой трубе архангела Гавриила.
Ученики «поусерднее к науке... достигали богословского курса» (старшего класса семинарии). Напомним: богословие — вся совокупность наук, имеющих своим предметом Бога: Догматическое, Нравственное, Обличительное или Сравнительное, Пастырское, Основное («Полный Православный Богословский энциклопедический словарь»). Божественные науки: Закон Божий, священная история, церковный устав, церковное пение — предназначались для подготовки бурсаков в дьячки и пономари. Но «долбня ужасающая и мертвящая... Пропустить букву, переставить слово считалось преступлением».
Герой повести Куприна «Поединок» капитан Назанский в разговоре с подпоручиком Ромашовым свидетельствует:
Я ведь, дорогой мой, в бурсе учился, и память у меня чудовищная.
Каждый бурсак подвергался сеченью
— порке, «быть может, раз четыреста»:
Батька... преподавал так называемый устав, то есть науку, как править церковные службы... Беда, когда Батька приходил пьян! В продолжение всего класса Батька разбойничал.
В такой ситуации «ухитритесь поверить» бурсацким церковным книгам, «обратить их в свое убеждение».
Вот одно из бурсацких преданий:
...Он был мальчик худенький, маленький, бледненький — одним словом, вовсе не бурсак, а сволочь... разрезал себе руку и своей кровью написал на бумажке: «Дьявол, продаю тебе свою душу, только избавь меня от сеченья.
Однако в бурсе преподавались и науки внешние (т. е. светские). Учитель Павел Федорыч Краснов — «из молодых, окончивших курс семинарии студентов»:
— Ну, хоть ты, Краснопсвцев, скажи мне, что такое шхера?
— Шхера есть <...> не что иное как морская собака...
— А сколько тебе лет?
— Двадцать с годом.
— А сколько времени ты учишься?
— Девятый год <...>
— Ну, а ты, Потоцкий, проспрягай мне «богородица».
— Я богородица, ты богородица, он богородица, мы богородицы, вы богородицы, они, оне богородицы.
— Дельно. Проспрягай «дубина».
— Я дубина...
— Именно. Довольно...
Немудрено, что и «Карась навсегда сбычился» перед начальством, ощущая «подавленность и потупленность перед своими бурсацкими пестунами». Пестуны — смотрители за детьми, воспитатели, дядьки (Словарь 1847 г.). Сбычился — излюбленный глагол писателей-разночинцев. У Помяловского встречается еще и набычился («Ву-кол»). А вот советский писатель Федор Гладков любил употреблять наречие быковато, на что М. Горький иронично замечал, что тогда возможны и Жукова то, китовато и др.
Такова была среда, или кузница духовных кадров, если выразиться прошлой газетной экспрсссемой-штампом.
В основе композиции повести два смысловых центра: Карась и слово убеждение, главная лексема, морфо-нологически оформленная слиянием церковных (книжных) и народных (победки / победная головушка) значений. Недоразумения, досадные несчастья. Именно в таком ракурсе раскрывается идейный смысл церковных слов. Ср.:
Бурсацкая религиозность своеобычна. В бурсе вы всегда встретите смесь дикого фанатизма с полною личною апатией к делу веры. В бурсацком фанатизме... намека нет на чувство всепрощающей, всепри-уиряюшей, всссравннвающей христианской любв
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.