Славяноведение, № 2
© 2009 г. И. Ф. МАКАРОВА
ОСМАНСКАЯ МАТРИЦА ДЛЯ ОСВОБОЖДЕННОЙ БОЛГАРИИ
Тема противостояния двух цивилизаций - Востока и Запада, ислама и христианства, популярная в историографии последних лет, применительно к истории Болгарии имеет практическое значение. Переход из-под контроля исламского мира в сообщество европейских государств ее население пережило по историческим меркам совсем недавно - в 1878 г. Неудивительно, что в историографии этой страны традиционно сильные позиции занимает обличительная тональность в отношении Османской империи. Кроме того, вполне понятное желание подчеркнуть собственную европейскую идентичность и дистанцироваться от прошлого не способствует интересу болгар к проблеме преемственности между османским и постосманским периодом своей истории1.
На этом фоне особый интерес вызывает подход, предложенный российским ученым В.Н. Топоровым. В 2007 г. он ввел в научный оборот новое понятие - древнебалканская «матрица традиционализма» - отражающее социальные и психологические особенности населения региона [2]. Основные характеристики этой матрицы обусловлены, по его мнению, прежде всего географической спецификой, полиэтничностью и земледельческим типом культуры. Начало формирования матрицы В.Н. Топоров относит к глубокой древности, а процесс размагничивания к концу XIX ст. Именно с влиянием этой матрицы он соотносит такие основополагающие характеристики балканского общества, как бытовой демократизм, коллективизм, приверженность духу толерантности [2. С. 15]. Опираясь на предложенную В.Н. Топоровым модель, Р.П. Гришина попыталась оценить болгарское общество постосманского периода (1878-1918) с точки зрения его соответствия основным параметрам древнебалканской матрицы [3]. В частности, с ее влиянием Р.П. Гришина связывает популярность в среде болгар идей крестьянской трудовой собственности, «народной демократии», этатизма, а также общую толерантность населения и его склонность к идеализму (в смысле наивной готовности к механическому копированию иностранных образцов).
Не подвергая сомнению корректность предложенной модели, хотелось бы, однако, внести в нее некоторые уточнения. Связаны они, на мой взгляд, с не-
Макарова Ирина Феликсовна - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.
1 Отдельные аспекты этой темы недавно были рассмотрены Е. Ивановой при изучении специфики процессов модернизации на Балканах [1].
обходимостью более внимательного учета влияния османского завоевания. Безусловно, степень присутствия этого фактора в разных районах полуострова не была одинаковой. Специфика османского общества предполагала высокую степень его внутренней гетерогенности [4. С. 12]. Эта неоднородность, явившаяся прямым следствием механического объединения многочисленных племен и народов, продолжала веками существовать, не встречая серьезного противодействия со стороны властей. Поэтому на западных окраинах, где реальная власть Порты была слаба, население могло веками сохранять прежние традиции практически в неизменном виде. Соответственно, в этих районах степень влияния древнебалканской матрицы могла оставаться высокой.
На востоке полуострова ситуация сложилась иная. Здесь в полном объеме функционировали все социальные, экономические и политические институты исламского общества, а степень интеграции местного населения в состав новых общественных структур была значительной. Кроме того, с XIV в. в этот район началось массовое переселение скотоводческих племен татар и юруков, продолжавшееся до конца XVI в. По оценкам демографов, особенно сильно от тюркской колонизации пострадала Добруджа, северная, восточная и эгейская части Фракии, в меньшей степени Македония и Мизия [5. С. 217-220]. Не без влияния этого фактора к середине XVI в. общее количество мусульман достигло в районах Причерноморья (от Адрианополя до Силистры) 72% населения, а в Восточных Родопах и эгейской Фракии - 89% [6. С. 162, 263]. И хотя вопрос относительно их этнической принадлежности остается в науке открытым (турецкие историки склонны видеть в них потомков тюркских колонистов, а болгарские дружно настаивают на последствиях насильственной исла-мизации), данная статистика ставит под сомнение возможность эффективного функционирования в этих районах прежней матрицы.
Тем не менее, наблюдения Р.П. Гришиной относительно соответствия основных характеристик болгарского общества конца XIX - начала XX в. предложенной В.Н. Топоровым древнебалканской матрице выглядят аргументированно. Для того чтобы разобраться в этом феномене, возможно, имеет смысл более внимательно присмотреться к османскому социуму как таковому. Учитывая же актуальность поставленного Р.П. Гришиной вопроса для понимания специфики становления болгарской государственности, представляется целесообразным сфокусировать более пристальное внимание на теме преемственности.
В историографии факт появления в Болгарии на рубеже XIX-XX вв. массового в количественном отношении слоя крестьян-собственников, общественно активных и фактически взявших на себя функцию представителей среднего класса, обычно связывается с последствиями так называемого «аграрного переворота» - революционного по своей форме акта перехода земельных наделов от бывших турецких владельцев к болгарам [7]. Однако сводить данное явление исключительно к процессам внутри самого болгарского социума вряд ли вполне корректно, поскольку на протяжении столетий он был неотъемлемой составной частью более широкой общности. Поэтому представляется правомерным попытаться соотнести его с моделью, в рамках которой он формировался и выявить элементы османской матрицы, на первом этапе османского владычества способствовавшие адаптации болгар к изменившимся условиям, а в конце XIX в. продолжившие существование в новой реальности.
Исследуя проблемы, связанные с генезисом османской системы землепользования, специалисты отмечают наличие достаточно высокой степени ее преемственности с более ранними балканскими структурами. Наиболее ярко эта тенденция проявились в отношении сельской общины, которую османы сохранили практически в неизменном виде. По мнению болгарского историка Е. Гроздановой, изучавшей данный вопрос, одной из основных причин этого феномена явилась чрезвычайно высокая степень вписываемости традиционной балканской общины в новую военно-ленную систему землепользования [8. С. 22-52]. Провозглашение верховной и неограниченной собственности государства (в лице султана) на основной земельный фонд и учреждение на его основе института условного служебного землевладения (спахилык) не противоречило существованию общинной формы землевладения. Более того, сохранение этой формы было властям выгодно, поскольку препятствовало превращению условных земельных держаний в наследственные. Именно последнее обстоятельство, вероятно, способствовало признанию юридических прав сельской общины на земельный фонд в тех границах, которые сложились с доосманских «старых времен» [8. С. 30]. Право пользования общим земельным фондом, включая пастбища, водопои и т.д. (при признании верховной собственности государства) закреплялось за общиной как коллективным владельцем. Что касается непосредственных производителей, то они сохраняли свои владельческие права на обрабатываемую землю, включая право ее купли-продажи и бесплатного наследования.
Если говорить о традиционном для общины принципе коллективной ответственности (как в сфере налогообложения, так и уголовно наказуемых деяний), то он сразу же нашел полное понимание и поддержку со стороны новых властей [8. С. 89-125]. Особое удобство практика круговой поруки представляла для органов фиска. Она избавляла администрацию от обязанностей, связанных с регистрацией общинников в качестве налогоплательщиков, а также распределением и сбором налогов. Причем вся эта регулярная, кропотливая и по своей сути чиновничья работа проводилась старейшинами вплоть до 1838 г. совершенно бесплатно.
Особенно высокий уровень коллективизма был характерен для общин так называемой привилегированной райи (войнуков, доганджиев и др.), освобождаемых властями от ряда налогов в обмен на выполнение некоторых видов военизированной службы (охрана дорог и т.д.). Именно в общинах этого типа древние традиции были наиболее живучи. Одним из проявлений этого явления можно считать, например, необычайно высокий социальный статус старейшин, нередко связанных своим происхождением с древними родами и занимавших свои должности по наследству. Однако необходимо сразу оговориться. Общины привилегированной райи были распространены в основном на периферии Балкан (например, в Сербии). В восточной части полуострова их количество было невелико. Фактически не осталось среди болгар и представителей родовой знати. Поэтому в болгарских землях уровень внутренней самоорганизации общин соответствовал скорее не древнебалканским, а общеосманским стандартам.
Сохранение позиций традиционной сельской общины в системе османского землепользования могло бы иметь исключительное значение для консервации ее как одного из основных компонентов древнебалканской матрицы. Если бы не одно но. В восточных обществах, с которыми органически была связана
османская модель землевладения, производственный и социальный статус общины был еще более высок. Достаточно вспомнить классический пример -так называемый азиатский способ производства, столь красочно описанный К. Марксом [9. С. 130-136]. Поэтому нельзя исключать, что совпадение некоторых базовых характеристик двух моделей (включая принцип коллективизма) могло запустить в действие механизм замещения (на уровне аналогов) или же стимулировать процесс адаптации древних традиций к новой системе общественных отношений (при параллельном их переосмыслении). В любом варианте, учитывая лидирующие позиции новой, османской, матрицы и фактор времени, результат, по всей вероятности, был предрешен.
Постепенный развал спахийской системы, вылившийся в XVIII в. в структурный кризис всего османского общества, поставил Порту перед необходимостью проведения земельной реформы. Эта реформа носила поэтапный характер. В болгар
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.