СТАТЬИ
Славяноведение,№ 6
© 2005 г. В. А. ШНИРЕЛЬМАН
ОТ "СОВЕТСКОГО НАРОДА" К "ОРГАНИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ": ОБРАЗ МИРА РУССКИХ И УКРАИНСКИХ НЕОЯЗЫЧНИКОВ
К идеям, создаваемым на наших глазах русскими неоязычниками, можно подходить с трех разных позиций. С точки зрения профессиональных ученых (историков, археологов, этнографов и лингвистов), речь идет о деятельности дилетантов, не только искажающих "научные факты", но и прибегающих к откровенным фальшивкам ("Влесова книга") в поиске псевдонаучных оснований для своих фантастических построений. Поэтому такие ученые стараются не замечать деятельности неоязычников или, в крайнем случае, яростно критикуют их за "искажение исторической истины". Вторую позицию занимают правозащитники, обнаруживающие в идеологии неоязычников признаки шовинизма и расизма и поэтому обвиняющие их в возбуждении межэтнической розни. Оба эти подхода, разумеется, имеют свои серьезные основания. Но возможен и третий подход, связанный с изучением самих основ неоязыческого мировоззрения, включающих отношение к таким вечным вопросам бытия, как жизнь и смерть, человек и природа, личность и общество, тендерные отношения, символика и пр. Именно об этом и пойдет речь в данной работе.
Но начать следует с определения. В западной науке раздаются голоса о том, что использование введенного христианами термина "язычники" некорректно и должно быть оставлено, так как имеет негативные коннотации [1]. Однако и такие авторы признают, что некоторые западные общины сами называют себя языческими. В России одно из самых авторитетных общинных объединений, Круг Языческой Традиции (КЯТ), также вполне осознанно использует этот термин, не видя в нем ничего зазорного. Поэтому и я считаю его вполне приемлемым. Вместе с тем, лидеры КЯТ протестуют против термина "неоязычество", утверждая, что они восстанавливают "исконную традицию" дохристианского времени (см., например: [2. С. 66]).
Однако имеется множество аргументов, позволяющих в этом сомневаться. Наиболее очевидные из них следующие. Во-первых, нынешние язычники активно пользуются не только кириллической письменностью, принесенной на Русь христианами (у первобытных славян-язычников письменности вовсе не было), но и Интернетом, что для аутентичного язычества аномально. Во-вторых, они представляют себя родовыми общинами, "воспроизводящими родовые (языческие) отношения в новых поколениях" и принадлежащими к "одному ро-
Шнирельман Виктор Александрович - д-р ист. наук, главный научный сотрудник ИЭА РАН.
ду-племени", хотя ничего общего с аутентичными родовыми общинами у современных организаций городских обитателей не обнаруживается1. В-третьих, первобытные религиозные верования были теснейшим образом связаны с традиционным образом жизни и социальной организацией, что также отсутствует у современных язычников. В-четвертых, стремясь защищать древние курганы не только от хищнического разрушения, но и от археологов, современные язычники не осознают, что они бы ничего не знали ни о курганах, ни о погребенных в них людях, если бы не было современной науки. В-пятых, в языческие времена у славянских племен не было и никакой унифицированной системы верований. Такая система создается лишь ныне нашими современниками. Наконец, в-шестых, существует немало язычников, предпочитающих называть свои верования "этническими". Но никаких этнических (в современном смысле) образований в первобытности не было, а были родо-племенные общности, имевшие совершенно иные основания и иную структуру. Все это говорит о том, что нынешние язычники являются людьми, тесно связанными со своей эпохой, с ее социальными отношениями и понятиями. Между ними и исконными язычниками - целая пропасть. Вот почему мне представляется разумным сохранить термин "неоязычество"2.
Смерть Советского Союза - рождение неоязычества
Советский период отличался от дореволюционного не только политическим устройством, но и концепцией жизни и смерти. Царская империя подчеркивала свою преемственность в истории, а советская власть всеми силами стремилась освободиться от "темного" исторического прошлого. Царская империя отличалась консерватизмом и ценила традицию, а советская власть ломала все прошлые традиции и устремлялась вперед к "светлому будущему". Все это, безусловно, влияло на концепцию жизни и смерти. Православных в царской империи успокаивала мысль о возвращении в "царство небесное", "царство Христово". А советские люди жили ради будущего, ради построения грядущего счастливого общества на земле. Соответственно, для православных смерть означала воссоединение с предшествующими поколениями, встречу с предками, хранителями вековых традиций, а для советских людей она знаменовала вступление в когорту героев, отдавших жизнь за светлое будущее. Поэтому будущее значило для советских людей много больше, чем прошлое, и глубокое знание истории поначалу не представляло большой ценности.
1 Отдав 20 лет изучению первобытных и традиционных обществ, я с сожалением обнаруживаю, что нынешние адвокаты "родо-племенных религий" вовсе незнакомы с огромной научной литературой, посвященной этим сюжетам. С научной точки зрения, странно звучит утверждение язычников о том, что они будто бы "воспроизводят родовые отношения в новых поколениях". Столь же странно звучит стремление Н. Сперанского познать "первоначальные (т.е. дохристианские. - В.Ш.) ценности нашего народа" (см.: [3]). Ведь неясно, о каком "народе" может идти речь для дохристианской Руси, наполненной различными племенными общностями, не ощущавшими никакого единства. Поэтому у неоязычников и встречаются такие нелепости, когда, например. Калининградская "Община Сколотое", присвоив себе скифское имя, почитает древние прусские святыни, хотя ни скифы, ни пруссы не имели никакого отношения к древним славянам! Возможно, все это происходит потому, что роль духовных лидеров взяли на себя люди, далекие от гуманитарных наук и поэтому незнакомые со спецификой гуманитарного знания.
2 Термин "неоязычество" используют и другие исследователи (см. [4—7]).
Вместе с тем советская власть десятилетиями внушала людям идеи коллективизма и нерушимой общности. Эти идеи воспринимались людьми на двух уровнях: на одном - как общность "советского народа", или гражданская общность, на другом - как этническая или этнокультурная общность. Первое лучше усваивалось русскими и обрусевшими людьми, второе - титульными народами республик разного уровня, а также этническими группами, ощущавшими дискриминацию. Однако в условиях авторитарного режима никакого гражданского общества в СССР так и не возникло. Зато советские механизмы формирования власти и ее реальные действия прямо или косвенно укрепляли этническую идентичность как чувство принадлежности к примордиальной общности. В частности, в послевоенный период советские условия существования консервировали традицию и прививали людям чувство "самобытности". Ведь, с одной стороны, только коренные народы, способные продемонстрировать свою самобытную культуру, могли рассчитывать на получение автономии или каких-либо иных льгот и привилегий. С другой же - в условиях сталинских депортаций народов и продолжавшейся дискриминации этих народов в последующие десятилетия люди в особенности ощутили свою нерасторжимую связь с этнической принадлежностью, делавшей их объектом преследований или, напротив, открывавшей путь к льготам независимо от личных качеств.
При этом, как ни парадоксально, концепция самобытности исключала религию (ибо советское общество подчеркивало свой атеизм), но в то же время включала народную обрядность. В 1960-1970-х годах такое отношение к действительности стало даже укрепляться властями под лозунгом создания новой советской обрядности. Некоторые исследователи объясняют это тем, что к 1960-м годам марксизм-ленинизм утратил свою революционную притягательность и превратился в "очень консервативный набор идеологем, оправдывавших и поддерживавших существующий порядок" [8. Р. 24]. Поэтому введение социалистических обрядов, начиная с 1960-х годов, было "попыткой лидеров остановить закат политической религии" [8. Р. 43]. При этом, восстанавливая народные праздники, советские чиновники "стремились убрать оттуда, насколько возможно, их христианское содержание, оставляя нетронутым языческое. Восстановление язычества не рассматривалось как угроза, в отличие от роста общественного интереса к церкви" [9. Р. 46] (см. также: [8. Р. 137-139]).
Разочарование в идее коммунизма, нараставшее с 1960-х годов, заставило советского человека обратиться к прошлому. Чем более призрачным и неустойчивым казалось будущее, тем привлекательнее становилась идея прошлого. Кульминацией таких настроений стал нашумевший роман В. Чивилихина "Память" (1982), по выходе которого многие принялись изучать свою генеалогию. Идея счастливого будущего быстро сменилась страстным желанием вернуться к корням, что стало поворотным моментом в умонастроениях советского человека и обозначило его сдвиг к постсоветской модели. Это же послужило важным рубежом в становлении неоязычества (см.: [10. С. 226-237]), и не случайно первая русская националистическая организация, сознательно выковывавшая неоязыческие идеологемы, взяла себе название "Память"3.
-1
Один из организаторов движения, В. Емельянов, вспоминал, что "Память" была задумана как языческая, антихристианская организация (см.: [11. С. 3]).
Родившись в последние советские десятилетия и став нелегитимным ребенком советской власти в эпоху ее распада, русское неоязычество восприняло целый ряд советских представлений и стереотипов4. Среди них - этническое видение действительности, вера в примордиальный образ народа (этноса), преклонение перед "народной (крестьянской) традицией", приоритет коллектива (органической общины) перед личностью, вера в живительную силу родной земли, а также глубоко укоренившееся ощущение постоянно нависавшей над страной угрозы, исходившей от якобы безусловно враждебного окружения. В том же ряду стояли полное неприятие христианства и ксенофобия. Но если для советской власти борьба с христианством и ксенофобия вытекали непосредственно из государ
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.