ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2004 • < 4
ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО И ПРАВОВОЕ
ГО СУДАРСТВ О
Патриотизм и национализм
Итоги выборов 2003 г., и в частности успех на них ЛДПР и "Родины", вспыхивающие то здесь, то там проявления бытового национализма, активизация так называемых национально-патриотических движений вызывают озабоченность общественности. Проблемы соотношения национализма и патриотизма, трактовки лозунга "либеральной империи" и ряд других стали предметом обсуждения на заседании фонда "Либеральная миссия", возглавляемого Евгением Григорьевичем ЯСИНЫМ. Вниманию участников были предложены доклады двух оппонентов - Эмиля Абрамовича ПАИНА (Центр этнополитических исследований Института социологии РАН) и Аркадия Алексеевича ПОПОВА (Аналитическая группа "Меркатор"). В обсуждении докладов приняли участие Анатолий Леонидович АДАМИШИН (Ассоциация евроатлантического сотрудничества), Денис Викторович ДРАГУНСКИЙ (Институт Национального Проекта "Общественный договор"), Сергей Константинович ДУБИНИН (РАО "ЕЭС России"), Владимир Ильич ИЛЮШЕНКО (дискуссионный политический клуб "Московская трибуна"), Виктор Борисович КУВАЛДИН (Горбачев-фонд), Отто Рудольфович ЛАЦИС (газета "Русский курьер"), Сергей Сергеевич МИТРОХИН (партия Яблоко), Вячеслав Алексеевич НИКОНОВ (фонд "Реформа"), Андрей Андреевич ПИОНТКОВСКИЙ (Центр стратегических исследований РАН), Виктор Меерович ПОЛТЕРОВИЧ (Центральный экономико-математический институт РАН), Марк Юрьевич УРНОВ (фонд "Экспертиза"), Анатолий Борисович ЧУБАЙС (РАО "ЕЭС России"), Игорь Григорьевич ЯКОВЕНКО. Наиболее интересные моменты обсуждения, отражающие различные, часто противоположные, позиции участников обобщены заместителем главного редактора Наталией Михайловной ПЛИС-КЕВИЧ.
Е.Г. Ясин: Тема нашего обсуждения - что такое патриотизм в сегодняшнем понимании. Есть ли у определенных групп людей или общественных организаций право называть себя патриотическими? Или же патриотизм - интимное чувство, которое проявляется в делах и не терпит рекламы? В связи с этим возникает вопрос угрозы радикального национализма, способов ее оценки и реакции на эту угрозу. Все эти проблемы имеют довольно глубокие корни, и идея исторической миссии России по спасению человечества в определенных кругах до сих пор не утратила актуальности. Все мы несколько шокированы тем, что националистические и популистские партии получили в Думе гораздо большее представительство, чем ожидалось. Поэтому я хотел бы задать вопрос: опасен ли умеренный национализм, который не декларирует ксенофобию, но склонен искать виноватых среди инородцев? Кроме того, в дискуссии хотелось бы затронуть и "русский вопрос", и проблемы национализма этнических меньшинств, и связь национальных проблем с проблемами федерализма.
Э.А. Паин: Мне представляется важным обсудить один из основных для современной России вопросов о ценностном и политическом самоопределении либерального движения: с кем вы - с теми, кто выступает за империю, то есть за государство подданных, основанное на подавлении и подчинении, или за государство-нацию, то
есть за государство граждан, объединяемых взаимными интересами и самоорганизацией? И если вы не хотите сплотиться "за", то, может быть, сплотитесь хотя бы "против"? Я имею в виду сплочение демократических и либеральных сил перед угрозой усиления идеологии имперского шовинизма. На мой взгляд, это более точное название опасности, которую сегодня чаще обозначают как национал-социализм. Замечу, что в современной России почти две трети опрошенных видят "врагов государства" в представителях других народов, живущих на территории страны, при этом лозунг "Россия для русских" поддерживают около 60% опрошенных, что почти в 3 раза больше, чем, скажем, во Франции в период наивысшей популярности Ж.-М. Ле Пена. К тому же в России уровень ксенофобии нарастает беспрецедентно высокими темпами, и она вместе с неосоветскими геополитическими амбициями является пока единственным инструментом политической мобилизации масс.
В теории модернизма и в современных политических теориях нации одним из основных постулатов является утверждение о неизбежном переходе от государств имперских (подданнических) к государствам национальным (гражданским). В этих теориях понятия "империя" и "нация" используются как идеальные типы, во многом очищенные от исторической конкретики. По сути, речь идет о сравнении двух моделей или двух проектов, в названиях которых термины "имперский" и "национальный" имеют вспомогательное значение и могут быть заменены на другие, скажем, "вертикальный" и "горизонтальный" проекты организации жизни полиэтнических сообществ. При этом "имперский проект" вертикальной организации многонационального, полиэтнического сообщества, основан на неравноправных отношениях между метрополией и колониями, между главным народом (в лучшем случае "старшим братом") и прочими, а также на насилии. "Национальный проект" предусматривает горизонтальную организацию полиэтнического сообщества, основанную на равноправии. Здесь нет главных и второстепенных народов и культур: действует принцип "заинтересованной интеграции", то есть субъекты объединяются и функционируют на основе прежде всего взаимного интереса, а не принуждения.
"Причем здесь нация?" - может спросить человек, привыкший к русскому или арабскому толкованию этого слова как синонима этнической общности. Но дело в том, что теоретики рассматриваемых проектов используют другой язык, в котором дается гражданское толкование нации. Постепенно это толкование проникает и в Россию - в зарубежных паспортах российских граждан рядом с русским словом гражданство стоит его английский вариант "nationality". Правда, пока у нас лучше приживается этатистский вариант понятия нация, рассматриваемого как синоним государства, что отражает устойчивость подданического сознания у значительной части россиян.
Представления о нации, господствующие ныне в западных обществах, на мой взгляд, удачно выразил один из виднейших теоретиков гражданской теории нации К. Дейч, еще в 1950-х гг. сказавший, что нация - это общество, овладевшее государством, превратившее его в инструмент реализации своих общественных (то есть национальных) интересов. Понятно, что сегодня мы дальше от такого типа нации, чем были еще 5-6 лет назад, и уровень влияния общества на государство продолжает уменьшаться. Традиционалисты, сторонники имперского проекта отстаивают идею огосударствления нации (общества), тогда как модернисты, напротив, предлагают проект национализации (обобществления) государства. Если государство не будет национализировано, то его могут приватизировать в своих интересах те или иные корпоративные группы, для которых лозунги этнического национализма станут лишь прикрытием.
Дискуссия между традиционалистами и модернистами вовсе не сводится к тому, что одна сторона выступает за сильное государство, а другая поддерживает анархию. Ее суть - в различии понимания того, в чем состоит сила государства: в интенсивности подавления и подчинения (имперский мотив) или в способности заинтересовывать общество и развивать инициативу его членов (либеральная идея).
Наиболее адекватной для полиэтнических сообществ формой "государства-нации" выступает федерация. В ней функции и полномочия распределяются не по ко-
личественному принципу (центру - больше, регионам - меньше), а по качественному -одни функции у центра, а другие у субъектов. Эти функции и полномочия сочетаются по принципу не соподчинения, а взаимодополнения и приводятся к соответствию посредством диалога и судебных процедур. В моей концепции оценка отношений "имперского" ("вертикального") проекта и "национального" ("горизонтального") проводится прежде всего на основе сравнения нынешней стратегии "усиления вертикали власти" с теоретически возможной и осуществляемой на практике во многих странах мира стратегией федерализации государства.
На мой взгляд, принципиально неверно распространенное у нас отождествление глобализации и империализма. У этих внешне сходных явлений разная природа. Империализм основан на прямом, насильственном захвате территории, а самое главное -на политике насильственного их удержания. Глобализация же не захватывает территории силой, она распространяет свое влияние, предлагая новации: включитесь в наш Интернет, возьмите наши инвестиции, приобщайтесь к нашим культурным ценностям; возьмите или откажитесь - у вас есть право выбора.
Так же легко заметить различия между принудительной и добровольной интеграцией. Для вступления в ЕС страны выстроились в очередь, они предъявляют на входе "чистые руки" и "вымытые уши": изменения в законодательстве о правах человека, защите меньшинств и другие доказательства соответствия высоким стандартам ЕС. В это же время СНГ держится во многом на принуждении и угрозах: посмеете уйти - отключим рубильник и поможем вашим сепаратистам, то есть не гарантируем сохранение целостности вашего государства.
Несколько лет назад А. Кара-Мурза удлинил диаду "имперское-национальное" и превратил ее в триаду "этнократическое общество - имперское общество - национальное общество". Этнократическое общество основано на власти крови, имперское - на подданничестве, а национальное предстает демократическим государством с гражданским обществом. Он хорошо показал, что империя традиционна и архаична только по отношению к нациям, а в отношении к этнократическим обществам может рассматриваться как передовая форма социума. В связи с этим возникает вопрос: стоило ли разрушать империи, если после них начинаются кровная резня, межэтнические войны? Может быть, нам стоит возвратиться к имперским формам, чуть-чуть их смягчив, "либерализовав"?
То же можно сказать и об авторитарных режимах. Если возможна "либеральная империя", то возможна ли "либеральная диктатура"? Такой была диктатура П. Диаса в Мексике, но после того как он ушел, почти 10 лет в стране бушевала революция, чуть ли не на половину сократив ее население. Однако счет за эту кровь нужно предъявить не только революционерам, но и Диасу, ибо он на десятилетия спеленал саму возможность общественной самоорганизац
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.