ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2008 • < 5
"ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ" КАК НАУЧНАЯ ПАРАДИГМА
В.Л. ТАМБОВЦЕВ
Перспективы "экономического империализма"
Вторая половина XX в. в области социальных наук отмечена возрастающим влиянием тенденции, известной как "экономический империализм", то есть применением экономического подхода - экономических методов анализа и объяснения - к явлениям, ранее традиционно не относившихся к предмету экономической теории. Поскольку основные "факты биографии" этого подхода изложены в статье С. Гуриева [Гуриев, 2008], я сосредоточусь на методологических аспектах темы, а также на интерпретации приведенных фактов.
Экономический подход: рациональность и эгоизм экономических агентов
Прежде всего необходимо уточнить само понятие экономического подхода. По мнению Г. Беккера, которого принято считать основоположником современного экономического империализма, такой подход предполагает следование трем важнейшим принципам - максимизирующего поведения, рыночного равновесия и устойчивости вкусов и предпочтений: "Связанные воедино предположения о максимизирующем поведении, рыночном равновесии и стабильности предпочтений, проводимые твердо и непреклонно, образуют ядро экономического подхода в моем понимании" [Беккер, 1993, с. 27]. С его точки зрения, этим фундаментальным принципам подчинены любые формы человеческого поведения: «В самом деле, я пришел к убеждению, что экономический подход является всеобъемлющим, он применим ко всякому человеческому поведению - к ценам денежным и "теневым", вмененным ценам, к решениям, повторяющимся и однократным, важным и малозначащим, к целям, эмоционально нагруженным и нейтральным, к богачам и беднякам, мужчинам и женщинам, взрослым и детям, умным и тупицам, пациентам и врачам, бизнесменам и политикам, учителям и учащимся» [Becker, 1976, р. 8] (цит. по [Капелюшников, 1993]).
Гуриев интерпретирует эти положения следующим образом: «Послевоенное развитие экономической науки увенчалось построением неоклассической парадигмы, которая в первую очередь заключалась в формализации известной идеи Смита о "невидимой руке" рынка: каждый экономический агент, стремясь к собственной выгоде (курсив мой. - В.Т.), благодаря рыночным стимулам максимизирует и общественное благосостояние. Экономисты смогли сформулировать достаточно общие условия, при которых утверждение о "невидимой руке" превратилось в математические теоремы о рыночном равновесии - ситуации, в которой каждый агент максимизирует свою выго-
Тамбовцев Виталий Леонидович — доктор экономических наук, профессор, заведующий лабораторией экономического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
5 ОНС, < 5
129
ду при заданных ценах, а цены балансируют спрос и предложение на всех рынках» [Гуриев, 2008, с. 136].
Выделенное в приведенной цитате положение о "собственной выгоде" экономического агента повторяется в этой статье и еще раз, причем в более жестко выраженной форме: «Экономисты считают, что в экономических взаимодействиях человек ведет себя как homo economicus - расчетливый и эгоистичный субъект, который заботится только о своей выгоде. Тот факт, что никто не хочет выглядеть таким неприятным типом и тем более воспитывать в этом духе своих детей, всегда смущал экономистов. Они старались разрешить это несоответствие следующим образом: в глубине души мы все хотя бы немного homo economicus, но стараемся вести себя прилично потому, что это в конце концов выгодно. Если не нарушаешь правила, не угодишь в тюрьму. Если вкладывать в образование и воспитание детей, дети помогут с деньгами в старости. Если не обижать и не обманывать друзей и партнеров по бизнесу, это принесет уважение и доверие, а в долгосрочной перспективе - и большие деньги. Эта традиция -основанная на так называемой теории повторяемых игр - получила широкое распространение в экономике социальных взаимодействий» [Гуриев, 2008, с. 138].
Нужно отметить, что автор приведенных строк не одинок в своей интерпретации максимизирующего, или рационального, поведения как поведения эгоистического. Например, А. Рубинштейн, обсуждая проблематику общественных благ, просто отождествляет рациональность и своекорыстие: "...совокупность индивидов, действия которых рациональны по определению (принцип эгоизма или своекорыстия)..." [Рубинштейн, 2007, с. 104].
Разумеется, если так трактовать рациональность экономических агентов, то не следует удивляться полному неприятию экономического подхода со стороны широких масс исследователей, изучающих различные стороны функционирования и развития общества и человеческого поведения и постоянно сталкивающихся с действиями индивидов, далеких от эгоизма. Именно для того, чтобы хоть как-то объяснить несоответствие "принципа эгоизма" и наблюдаемой реальности, экономистам, считающим, что рациональность и эгоизм - суть синонимы, приходится изобретать искусственные конструкции типа бесконечно повторяющейся серии игр, в рамках которой для эгоиста может оказаться выгодным не обманывать партнера.
Легко видеть, что такие попытки объяснения альтруизма не выдерживают критики: если игра повторяется не бесконечно, а просто очень долго, но конечное число раз, то обман в последней в серии игре явно выгоден. Применение же обратной индукции сразу приводит к выводу, что обман выгоден и в первой игре, так что никакого альтруизма не получается. Значит, чтобы с помощью названной теоретико-игровой конструкции действительно эмпирически объяснить данный и очевидно существующий феномен альтруизма, нужно ввести абсолютно нереалистичную предпосылку бесконечности человеческой жизни, либо ее продолжения где-то на небесах за пределами земного существования, то есть тотальной религиозности экономических агентов. Другими словами, рациональность получает объяснение через иррациональность! Между тем, если не отождествлять рациональность с эгоизмом, "загадка" альтруизма исчезает.
В чем в действительности заключается содержание принципа рациональности поведения индивидов (экономических агентов)? Его смысл состоит в том, что действия агента опосредуются принятием решений, то есть выбором из нескольких вариантов. Если в "школьной" неоклассической экономической теории соответствующая задача выбора моделировалась оптимизационной задачей, в которой все переменные и коэффициенты считались известными индивиду ("полная" рациональность, предполагавшая неограниченность и полноту знаний), то сегодня такой жесткой предпосылки нет. Место оптимизации может занимать "сатисфакция" (см. [Саймон, 1972; Simon, 1969]), то есть нахождение не наилучшего, а хотя бы удовлетворительного варианта; место бесконечного множества вариантов, описываемого совокупностью ограничений, - конечное число известных индивиду вариантов действий, среди которых вполне может
отсутствовать "объективно" наилучший (ограниченная рациональность, предполагающая ограниченность как информации, знаний индивида, так и возможностей ее переработки индивидом)1.
Общим компонентом в любой модели принятия решения и, следовательно, в содержании любой модификации принципа (или предпосылки) рациональности является наличие у экономического агента функции полезности, или системы предпочтений. Как раз с ее содержанием и сопряжены, как представляется, те домыслы, которые приводят к отождествлению рациональности и эгоизма.
Основной из них заключается в том, что аргументы функции полезности (объекты предпочтения) - это предметы потребления и услуги, предлагаемые рынком, то есть экономические блага. Между тем в действительности множество объектов, относительно которых индивид может иметь (и реально имеет) предпочтения, гораздо шире. Оно включает как неэкономические блага, так и состояния, в которых пребывают другие индивиды, в том числе вовсе не обязательно как-то связанные с оценивающим (предпочитающим) индивидом (то есть не члены семьи, друзья, коллеги и т.п.).
Иными словами, действия окружающих людей, воспринимаемые и оцениваемые индивидом, могут как положительно, так и отрицательно влиять на уровень его благосостояния (удовлетворенности) и, соответственно, быть более или менее предпочитаемыми. По терминологии Э. Расмуссена, такие действия производят "ментальные экс-терналии" (mental externalities) [Rasmussen, 1997]. Разумеется, все люди - разные, поэтому для одних экономических агентов состояния и действия других агентов важны, для других - нет, третьи имеют переменные "коэффициенты значимости" для действий или состояний других людей, и т.п. Соответственно, тех, у кого такие коэффициенты для переменных, отражающих состояние (например, уровень благосостояния) других людей, велики, называют альтруистами; тех, у кого такие коэффициенты равны нулю - эгоистами. Прочие агенты, обладающие неустойчивыми коэффициентами значимости, составляют большинство граждан, которые могут в зависимости от обстоятельств совершать и эгоистические, и альтруистические поступки.
Подобная трактовка функции полезности как функции, определенной не только на множестве товаров, но и на множестве состояний других индивидов, не нова. Впервые, вероятно, она была предложена Г. Марголисом в книге "Эгоизм, альтруизм и рациональность: теория социального выбора" [Margolis, 1982] и развита в целом ряде исследований, посвященных изучению предпочтений, относящихся к другим индивидам (other-regarding preferences) [Fehr, Schmidt, 1999; Bolton, Ockenfels, 2000; Lopomo, Ok, 2001; Charness, Rabin, 2002], а также в исследованиях самого Марголиса [Margolis, 2007].
Понимание функции полезности экономических агентов как функции, отражающей предпочтения относительно состояний других людей, во-первых, не противоречит фактическому поведению индивидов, наблюдаемому на, так сказать, бытовом уровне и фиксируемому в специально поставленных экспериментах (см., например, [Camerer, 2003; Sobel, 2001; Zizzo, 2003]), a во-вторых, - позволяет "развести" искусственно соединенные в представлениях ряда экономистов (и не только экономистов)
1 Именно предпосылка ограниченной рациональности означает отход современной экономической теории от неоклассики. Поэтому н
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.