«Исторический процесс на наших глазах коренным образом меняется... Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом, становится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть ноосфера».
Академик Владимир Вернадский
ПО СТРАНИЦАМ ДНЕВНИКОВ ВЛАДИМИРА ВЕРНАДСКОГО.
1943-1944 гг.
Доктор геолого-минералогических наук [Владислав ВОЛКОВ, Институт геохимии и аналитической химии им. В.И. Вернадского РАН (Москва)
Хранящиеся в Архиве РАН дневники великого естествоиспытателя Владимира Вернадского (1863-1945) представляют уникальный письменный памятник отечественной культуры. Будущий академик начал записи событий своей жизни с 14-летнего возраста и вел их до последнего дня, вместившие три революции, Гражданскую и две мировые войны.
ДНЕВНИКИ: СТИЛИСТИКА И СТРУКТУРА
Дневники 20—30-х годов прошлого века, которые он вел в расцвете своего научного гения, не имеют аналогов в эпистолярном наследии ученых, исключая, пожалуй, дневники физика академика, президента АН СССР (с 1945г.) Сергея Вавилова (1891— 1951), которые начали публиковать в 2004 г. По инициативе вице-президента АН СССР (1982—1988 гг.) академика Александра Яншина (1911—1999) дневники Вернадского, охватывающие период с 1921г. до конца жизни, стали печатать с 1998 г. в серии «Библиотека трудов академика В.И. Вернадского» (издательство «Наука»). Дневники 1917—1921 гг., значительная часть которых находится в архивах Украины, были опубликованы ранее — в 1994 и 1997 гг.
В настоящее время завершается подготовка последнего тома дневников (1943—1944 гг.), материалы которого легли в основу данной публикации. Книга имеет естественные хронологические рамки — от приезда из эвакуации в Москву (начало сентября
1943 г.) до последней записи под диктовку 24 декабря
1944 г. — за день до инсульта.
Стилистика и структура дневников в основном схожи — они, с одной стороны, писались для себя, а
с другой — служили подготовительным материалом для неосуществленной книги воспоминаний. Это абсолютно откровенные записи, нередко содержащие весьма негативные оценки коллег-ученых, некоторых черт характера и поступков друзей и родственников, однако прежде всего — окно в творческую лабораторию автора — свидетельство зарождения, развития и реализации его научной мысли, его оценок социально-политической обстановки в самые переломные моменты отечественной истории. Но мы остановимся только на естественно-научном компоненте текстов дневников.
ПЕРИОД ЭВАКУАЦИИ (1941-1943 гг.)
Более чем двухлетнее пребывание в эвакуации в поселке Боровое (северный Казахстан) стало периодом колоссального духовного творческого подъема Вернадского. Там он закончил свою «книгу жизни» — монографию «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения». Подводя итоги первого года жизни в Боровом, Владимир Иванович записал: «Ясно для меня, что творческая научная мысль дошла до конца <...> А затем моя «Хронология» разрослась незаметно. Записи охватили все большее. Посильно для меня
Наука в России №2, 2013
Вернадский (крайний справа) в кругу семьи.
Слева направо: сын Георгий, брат жены Павел Егорович Старицкий,
жена Наталья Егоровна и дочь Нина. Полтава. 1908 г. Фото из архива РАН.
написать «Воспоминания» на фоне истории моей личности и семьи. Начиная с января 1944г., Вернадский готовится окончить свои дни в окружении детей — Георгия, Нины и внучки Тани, давно живших в эмиграции в США: основная книга почти закончена, нет только 21-й главы о ноосфере; лаборатория в надежных руках давно избранного преемника — будущего академика Александра Виноградова (1895—1975).
Запись 25 января 1944 г. гласит: «Я ищу путей для поездки в США к детям, но хочу уехать, оставаясь советским гражданином. Хочу умереть в своей семье — в Массачусетсе у Ниночки — <там> единственная внучка Танечка. <...> Если я уеду в Америку — там я и останусь». Но это относительно дальняя перспектива, а с каждым новым прожитым днем, несмотря на недомогания, сильное ослабление памяти на даты и имена, продолжается научное творчество. Через 4 дня после цитированной записи следует: «Вчера Аня <А.Д. Шаховская — референт> читала — последнее чтение — «Проблемы биогеохимии <выпуск> III. О состояниях пространства в геологических явлениях Земли. На фоне роста науки в XX столетии». Посвятил Наташе <жене Наталье Егоровне>. Я думаю, что это самое большее, что я сделал». К счастью, Владимир Иванович не узнал, что этот согласно его собственной характеристике «синтез всей 60-летней своей научной работы» увидит свет только в 1980 г., поскольку подготовленная к печати книга находилась в противоречии с «единственно верной» философией диалектического материализма СССР.
Вернадский продолжает работу над недописанной главой о ноосфере в отличие от детально разработанной теории биосферы, основанной на гигантском объеме эмпирических фактов, здесь — только общие
соображения о переходе биосферы к принципиально новому состоянию. Есть вера в ноосферу, но нет механизма перехода. 30 декабря 1943 г. после длительной беседы с известным палеонтологом (и соседом по дому) академиком Алексеем Борисяком (1872— 1944): «Я очень глубоко сейчас углубляюсь в ноосферу—и научно эмпирически подхожу к реальному предвидению новых открытий науки — будущего человечества — за одно, два поколения».
Владимир Иванович был убежден, что его вера в ноосферу может служить своеобразным идеологическим оружием для политиков, а не только опорой для его личного оптимизма. Недаром он послал статью «Несколько слов о ноосфере» Иосифу Сталину и в газету «Правда», а в сопутствующей телеграмме утверждал: «<...> я указываю на природный стихийный процесс, который обеспечивает нашу конечную победу в этой мировой войне». Статья с телеграммой была отправлена из Борового 27 июля 1943 г. Ответа не последовало; статью в «Правде» не поместили, однако ее все же опубликовали в малотиражном журнале «Успехи современной биологии» еще при жизни автора, именовавшегося в 1930-х гг. «буржуазным идеалистом». Реакцию Сталина на текст Вернадского мы не узнаем никогда.
Мысль Владимира Ивановича постоянно обращалась к идее ноосферы, однако над текстом незавершенной главы для «книги жизни» он, вероятно, уже не работал. После февраля 1944 г. соответствующих заметок в дневниках нет. Только в письме к сыну Георгию от 11 апреля 1944 г. есть следующая ремарка: «<...> для меня ясно, что ноосфера есть планетное явление и исторический процесс, взятый в планетном масштабе, есть тоже геологическое явление». Такой аспект в про-
Академик Вернадский (в центре) с учениками — сотрудниками кафедры минералогии Московского университета.
Слева направо: Виссарион Карандеев, Генрих Касперович, Александр Ферсман и Павел Алексат.1911г. Из архива Минералогического музея им. А.Е. Ферсмана РАН (Москва).
блеме ноосферы, к сожалению, не успел получить развитие в пределах жизненных сроков ученого.
ПРОБЛЕМА АБИОГЕНЕЗА
Весна 1944 г. ознаменовалась важным событием в осмыслении ученым одного из ключевых вопросов естествознания — происхождения жизни. Последняя редакция текста, в котором сформулированы отличия живого вещества от косной материи, датирована 15 декабря 1943 г. Это была статья «Биосфера и ноосфера», опубликованная с помощью сына на английском языке в журнале «American Scientist». В ней, как и всегда ранее, защищался тезис о существовании непреодолимой грани между живым и косным и, как следствие, — принципиальная невозможность абиогенеза.
Тем не менее, изучив полученные от своего старого друга, украинского микробиолога Николая Холодного (1882—1953) результаты его исследования почвенных микроорганизмов, Вернадский отступил от категорического отрицания абиогенеза. В дневнике от 29 апреля 1944г. читаем: «К моему удивлению, обрабатывая для «Почвоведения» статью о работах Н.Г. Холодного, я счел, <что> для биокосного вещества должен был допустить одну из форм абиогенеза. Никак этого не ожидал. Короткая статья эта мне удалась <...> Все-таки думаю, что сказал все, что хотел». Открытие Холодного заключалось в обнаружении почвенных бактерий, способных использовать углеводороды для питания. Это навело Вернадского на мысль о том, что в биокосных объектах (битумы, нефти, илы и т.д.) «едва ли можно разделить количественно живую и биокосную структуру» и «априори нельзя отрицать в этом случае возможного абиогенеза». Характерно, что в этой статье мы впервые находим упоминание книги
активного сторонника абиогенеза академика (с 1946 г.) Александра Опарина (1894—1980). Можно сказать следующее: здесь — яркий пример того, как новые экспериментальные факты позволили Вернадскому ввести уточнения и даже в какой-то степени пересмотреть те выводы, к которым он долгое время относился как к окончательным. Он даже в глубокой старости сохранял главные свойства ума — способность критической оценки собственной позиции, восприятие новых фактов и идей.
Проблема абиогенеза по-прежнему актуальна: многие биологи теоретически допускают возможность синтеза живой материи с помощью сложных органических «протомолекул» типа ДНК, РНК, АТФ под действием космических излучений, электрических разрядов и т.д. и пытаются экспериментально осуществить подобный синтез. Пока проблема далека от решения.
Судя по дневнику, Владимир Иванович большую часть времени после возвращения в Москву (в конце августа 1943 г.) уделял подготовке воспоминаний, однако невольно возвращался к своим энциклопедическим естественно-научным интересам, строил планы возможных будущих исследований. 31 декабря 1943 г. в его дневнике присутствует эмоциональное высказывание: «Вчера у меня явилась дерзкая мысль — дать второе издание моей «Кристаллографии». Связано это с мыслью о кристаллизации на дрожащих камертонах, указание на которую (схема опытов) я нашел в записях моих 1898 года, т.е. 45 лет назад». Об этом ученый сообщает своему другу академику Александру Ферсману (4 января 1944 г.) и самому младшему из учеников Кириллу Флоренскому (1915—1982) в письме на
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.