МНЕНИЕ
ВИКТОР ЛЕОНИДОВИЧ КИРИЛЛОВ
студент кафедры истории России XIX - начала XX в. исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва)
Тел.: 8 (925) 159-98-75; E-mail: kirillov-msu@bk.ru Автор анализирует гипотезы о личности, связанной с петербургским революционным подпольем 1860-х гг. и скрывавшейся под буквой «Р.». Предположение Б.П. Козьмина о Т.Р. Плаксине подвергается критике. Предположение В.Я. Гросула о П.А. Ровинском уточняется с использованием других источников. Автор также выдвигает собственную гипотезу, согласно которой «Р.» - это публицист и общественный деятель И.А. Рождественский. Этот анализ помогает понять такие характерные черты революционного подполья, как текучесть состава и переплетение имен и судеб.
Ключевые слова: русское революционное движение, революционное сообщество 1860-х гг., тайные общества, П.А. Ровинский, И.А. Рождественский.
ПОД ЛИТЕРОЙ «Р.». ИЗ ИСТОРИИ РУССКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДПОЛЬЯ 1860-х гг.
Исследователи революционного движения России, описывая жизнь подполья 1860-х гг., нередко прибегали к обобщениям, выделению в молодом революционном сообществе нескольких основных групп и направлений. Личности второго плана оттенялись известными и хорошо изученными деятелями, такими как Чернышевский, Бакунин, Писарев, и порой воспринимались лишь как последователи тех или других знаменитостей; их собственные судьбы и воззрения оказывались на периферии внимания историков. Однако смешанность взглядов и представлений в антиправительственной среде, неопределенность воззрений множества «радикалов», «либералов» и «нигилистов» и их перетекание из одного лагеря в другой вынуждают обратить внимание именно на второстепенных общественных деятелей. Индивидуализация истории революционного движения, ее изучение снизу (с «рядовых активистов», как говорят сегодня), а не сверху - задача, еще не решенная в современной историографии. Этим путем наше представление о революционном подполье обогатится новыми красками и выберется из сухих фраз о борьбе старой и молодой эмиграции, революционеров-демократов и радикалов, нечаевцев и «антинечаевцев» и т.п.
Для решения такой задачи важны истории не только малоизвестных фигур, но порой и неустановленных лиц. Одно такое лицо скрывалось за буквой «Р.» и привлекло к себе внимание в 1868 г., когда петербургская полиция арестовала дочь коллежского асессора Е.А. Солодовни-кову1. Солодовникова уже была известна властям как «нигилистка». По этой причине в 1866 г., после покушения Каракозова на императора, была закрыта школа сельских учительниц, где Солодовникова работала распорядительницей. Эта школа «была в нравственном отношении чрезвычайно дурного направления, большая часть воспитанниц школы носили стриженые волосы, по обычаю так называемых нигилистов», - говорилось в докладе III отделения2. Подозрения полиции оправдались: в 1868 г. среди изъятой в ее квартире корреспонденции были письма от известного политического эмигранта М.К. Элпидина, арестованного в 1863 г. по делу о «Казанском заговоре» и сбежавшего впоследствии из тюрьмы за рубеж3.
Элпидин в одном из своих писем к Солодовниковой и ее товарищу В.Ф. Суфщинскому рассказывал историю приехавшего к нему в Женеву «экс-коммерсанта Бочкаре-ва», имеющего отношение к «торговым делам Вос. и его К°»4. Под этими формулировками скрывался петербургский революционный кружок «Сморгонская академия», куда в числе прочих входили осташковский мещанин И.И. Бочкарев и бывший участник московского ишутин-ского кружка Д.А. Воскресенский (упомянутый «Вос.»). Элпидин, однако, заподозрил в Бочкареве агента III отделения и писал своим петербургским адресатам: «Еще страннее мне показалось, что будто некий Р. (спросите моего управляющего) благосклонно относится к компании В.». В примечании Элпидин добавил: «Нужно заметить,
что теперь Боч. стал благоразумнее - даже не произнес мне полную фамилию Р., а только первую букву»5.
Видимо, мнение «Р.» было для Элпидина авторитетным. Отметим, что этот человек был известен Элпидину, его «управляющему» (вероятно, петербургскому связному эмигранта, который рассылал его письма по городской почте) и кружку «Сморгонская академия». «Р.» интересовался или даже принимал участие в деятельности революционного подполья, иначе бы Бочкарев не стал упоминать его и принимать меры предосторожности, скрывая полную фамилию. Кто же это был? Солодовникова и Суфщинский убедили следствие, что письма Элпидина им приходили по ошибке и никого из упомянутых в них лиц они не знают6. Арестованный Бочкарев после долгих допросов и очных ставок признался, что общался за границей с русскими эмигрантами, но никакого революционного общества он якобы не представлял. На вопрос о сокращенных именах из текста письма он ответил, что «не говорил с Элпидиным ни о каких-либо лицах, фамилии которых начинались с означенных слогов и букв»7.
Этим и исчерпываются факты о личности «Р.», добытые следствием. Что же смогли узнать историки? Б.П. Козьмин, изучая следственное дело Бочкарева, предположил, что «Р.» следует читать как латинское «П.», сославшись на его фразу из показаний о том, что «под буквою "П." всего ближе разуметь Петербург». По его мнению, Бочкарев автоматически прочитал эту букву как «П.», хоть и делал вид, что это не человек, а место8. Далее этот тезис историк подкрепил фактами из другого следственного дела того же времени - дела о череповецком мещанине И.Г. Розанове, который в течение нескольких месяцев жил в Женеве бок о бок с Элпидиным и его окружением. Арестованный по возвращении в Россию Розанов рассказывал как реальные факты из жизни эмиграции, так и разного рода небылицы о существовании широкого революционного подполья в России, готового устроить масштабный террор против императорского дома9. По словам Розанова, Элпидин однажды спросил его, не знает ли он некоего «дельного парня» Плаксина, жившего в Петербурге. Бывший студент Тимофей Родионович Плаксин (р. ок. 1839), в прошлом участник студенческих волнений 1861 г., из-за этого навета был арестован и допрошен. Выяснилось, что в течение 1861-1868 гг. он состоял под надзором полиции, не единожды в его квартире производились обыски, тщательно просматривалась корреспонденция - но, как констатировало III отделение, за все это время «ничего предосудительного относительно Плаксина не обнаружено»10. Необходимо отметить, что и сегодня в литературе нет данных о подпольной деятельности Плаксина.
Несмотря на это, Козьмин, учитывая шапочное знакомство Плаксина и близкого Элпидину эмигранта Н.Я. Николадзе, высказал мнение, что Плаксин и есть тот самый «Р.», который через Николадзе вступил в контакт с Элпидиным11. Эта версия неверна. Во-первых, Козьмин
не упомянул, как именно Розанов вспомнил о Плаксине. Поначалу арестованный рассказал следователям, что женевские эмигранты Элпидин и Николадзе говорили ему про своего петербургского знакомого, фамилия которого оканчивалась на «-ский» или «-скин»12. Затем Розанов «вспомнил», что встречал этого же «-скин», когда тот имел дело у судьи А.П. Баумгартена в 5-м мировом участке, где служил Розанов. Просмотрев предоставленные полицией бумаги участка, Розанов указал на фамилию Плаксина13. Совпадение? Скорее нет. Вероятно, желая показать лояльность властям, Розанов навел следствие на известную ему подозрительную личность с антиправительственными взглядами, о которой он якобы услышал за границей.
Во-вторых, мысль Козьмина о прочтении «Р.» как латинской «П.» ошибочна. Обратившись к делу Бочкарева, становится очевидным, что «Р.» и «П.» в нем - это разные сокращения. «П.» упоминается Элпидиным в приводимых им словах Бочкарева о том, что ему «в П. говорили», будто Элпидин знаком с петербургским революционером И.А. Худяковым14. На просьбу следственной комиссии объяснить, что такое «П.», Бочкарев ответил: «Под буквою "П." всего ближе разуметь Петербург, но дело-то в том, что из моих знакомых никто не знаком с Элпидиным»15. Публикуя текст письма, Козьмин расшифровал «П.» как «Петербург»16, но затем упустил из виду, что вопрос о «Р.» был задан Бочкареву в контексте другой цитаты. Так вот, на вопрос о «Р.» Бочкарев ответил: «Припоминая теперь своих знакомых, я не могу вспомнить ни одного, который бы имел фамилию на "Р."»17.
Второе предположение о «Р.» высказал В.Я. Гросул. Он заметил, что для сокращения фамилий Элпидин в своем письме использовал кириллицу, поэтому вряд ли одна из них была бы озаглавлена латинской буквой18. В поисках революционных деятелей с фамилией на «Р.» историк остановился на фигуре Павла Аполлоновича Ровинского (1831-1916), известного слависта и этнографа второй половины XIX в. и деятеля первой «Земли и воли»19. К сожалению, эта гипотеза не получила должного обоснования, как и необходимой критики. Так, например, в современных словарях либо говорится, что после 1864 г. Ровинский отошел от активного участия в революционном движении20, либо констатируется неясность его занятий в это время, без изложения версий21. Мог ли он быть в это время участником подполья?
В 1861 г. Ровинского, около года жившего в Чехии, за антиавстрийские высказывания выслали обратно в Россию. Здесь он попытался занять кафедру в Казанском университете, но из-за рапорта губернатора о его политической неблагонадежности научная деятельность Ровинского прервалась на много лет22. Как участник «Земли и воли» Ровинский в 1862-1863 гг. часто бывал в Поволжье, организуя местные кружки и обеспечивая координацию их действий с Петербургом23. Как предполагает Г.Н. Вульфсон, поволжские представители землевольцев, включая Ровинского, могли принимать участие в издании прокламации «Долго давили вас, братцы»24. Именно в связи с распространением этой прокламации в 1863 г. в Казани арестовали Элпидина25. Таким образом, можно говорить о вероятном знакомстве Ровинского и Элпидина.
Ровинский был в близких отношениях и со многими столичными общественными и революционными деятелями (Н.Г. Чернышевским, А.Н. Пыпиным, А.А. Слепцовым, А.А. Жуком, Л.Ф. Пантелеевым). Скорее всего, он входил в первую землевольческую ячейку («пятерку») Слепцова26. Вместе с братьями Никольскими, Е.П. Пе
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.