щ
Славяноведение, № 6
© 2013 г. М.А. АНДРЮНИНА
«ПОСОЛЬСТВО» ИНОГО МИРА НА ЗЕМЛЕ -СИМВОЛИКА КЛАДБИЩА В НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЕ
Статья написана на польском и восточнославянском материале, посвящена исследованию символики кладбища в традиционной культуре. В статье освещены основные мифологические представления, касающиеся кладбища; рассмотрены правила и сроки его посещения, привлечена терминология, обслуживающая данную сферу народной культуры, описаны поверья об умерших и загробной жизни.
The article is written on the Polish and East-Slavic materials and devoted to the problem of cemetery symbolism in traditional cultures. It highlights basic mythical concepts concerning cemetery, discusses the rules and terms of visits, describes the terminology used in this sphere of traditional culture, retells beliefs about the dead and life beyond the grave.
Ключевые слова: этнолингвистика, традиционная культура, похоронный обряд, поминки, иной мир, душа, кладбище.
В сложной и многообразной символике кладбища, осмысляемом в народной культуре как святое и одновременно «нечистое» место, где обитают души умерших и хранится память обо всех ушедших поколениях, может быть также выделена идея о том, что это особое пространство, в котором уже не действуют правила этого мира, а вступают в силу законы инобытия. С.М. Толстая однажды сказала в частной беседе, что кладбище оказывается целым миром, населенным особыми «жителями», имеющим свои правила, ограничения и границы, требующие правильного ритуального преодоления, что делает кладбище чем-то вроде «посольства того света» на земле. Таким образом, изучение совокупности верований, обычаев и запретов, касающихся кладбища, дает возможность понять, каким образом, по мнению носителей традиционной культуры, организован «тот свет».
Представление о кладбище как о селении мертвых широко отражено в номинации кладбища, например: рус. погост - первоначально 'постоялый двор' [1. С. 503]; рус. диал. буй, буйво - из др.-швед. bu «жилище» [2. С. 234]. Для обозначения «бытия» умерших на кладбище часто используются глаголы жить, селиться: «Вот мы в деревне живем, мы живые - в деревне, а как помрем - снесут на кладбище, там наше обиталище будет до Судного дня. Там значит деревня мертвых. Живые в деревне живут, а мертвые на кладбище» (рус. владим.) [3. С. 113-114]; в Минской области о первой покойнице говорят: «Она первая заняла место, а потом другие стали селиться» (Старые Дороги, старо-дорож., мин.) [4]. Образ кладбища в некоторых жанрах (загадках, причитаниях и пр.) приобретает черты потустороннего пространства - оно повторяет земной мир живых, но «перевернуто» по отношению к нему, лишено ряда значимых признаков: «И пивнэ не спивають / И собаки не брешуть / А людэ живуть»
Андрюнина Мария Александровна - аспирантка Института славяноведения РАН.
(загадка о кладбище) (Щедрогор, ратнов., волын.) [5]; «А цяпер ты забралася у тэ сяло, / Дзе сонейка не грэе, / Дзе ветрык не вее» (похоронное причитание) (бел.) [6. С. 260].
«Ж изнь» на кладбище сохраняет многие черты обычного уклада жизни поселка: его обитатели ходят по праздникам в церковь, справляют свадьбы, собираются в компании, ходят в гости, общаются со своими живыми родственниками, приходящими их навестить, сторожат пределы своих владений. На восточно- и западнославянской территории фиксируется множество мифологических рассказов о ночных церковных службах, на которые собираются все умершие. «Намска паска - это мерцов паска, которы помэршы. Говорьши, шо надо систы в окошку -воны идуть у цэрков ночю, ти ж сами мэртвэцыы. И як ты будэш стэрэгты, так ты побачиш йих» (Нобель, заречнен., ровен.) [7. С. 152]; «Это называется каплица. На кладбище у нас стояла. Там в углу висела иконка и завешена полотенцем. Это ну чтоб вот так собиралися это мёртвые, собирались, беседовали в этой каплице. Это считалось для того, что души собираются» [8. С. 121]. У западных славян такие представления относились к задушкам (поминкам накануне 2 XI): в эту ночь живым повсеместно запрещалось входить ночью в костел или даже находиться поблизости, чтобы не помешать душам, пришедшим на церковную службу, которую служит умерший ксендз. Нарушителя запрета мертвые могут разорвать на части, либо «забрать с собой» - спровоцировать его смерть в ближайшее время (пол.) [9. Б. 149]. Запреты для живых смотреть на сборища умерших фиксировались и на восточнославянской территории: в Полесье записана быличка о том, что женщина случайно увидела ночью свет в церкви и пошла посмотреть. «[...] А там смерцяки и мацерь её. Мацерь ей махнула: уцекай да скинь одежу. Вуна шубу скинула и душы мертвые её не побачили. Рано прийшла, а шуба её у клочки растаскана» [10. С. 260].
Известны поверья о том, что после посещений церкви на задушки, последняя вернувшаяся душа остается у ворот сторожить кладбище (пол.) [1. С. 505]; однако чаще таким сторожем становилась душа последнего умершего в селе (рус. смол., владим.; полес., бел., пол.): «Кто умер последним - он у ворот сидит всегда ждет, кто следующий помрет, тогда он уйдет к своей могиле, а тот сидеть будет» (рус. владимир.) [3. С. 114]; «Кали умирает паследний, да следущего, пака не умреть, сторожем ходить кладбища душа его и ахраняеть пакой етих усопших» (Техани-чи, костюкович., могилев.) [4]; «Памерла мая мама, и вот як выду я на усадьбу возле кладбишша, там елоцки, и вот я как выду - мая мама стаить с киёчкам и стаить» (Новые Фаличи, стародорож., мин.) [4].
Все «живущие» на кладбище души собираются в воротах в день похорон, чтобы встретить и принять в свое сообщество нового покойника: «Як даехали да кладбишча - цуп, етат конь, цуп! Устау и усё. И так ён паднимауся дуже тяжко, што ажна взад присядау [.] Старыя люди усё кажуть, ета ж, гаворють, яго ради-тели усе памёршие, што на том сьвете ляжать, устречають пакойнаго, усе нася-дають и так тяжка» (Журбин, костюкович., могилев.) [4]; «Даже конь не вязёть, го(вор)ить, покойники встретили и все сели» (рус. смол.) [8. С. 70].
Души умерших вместе с живыми участвуют в погребении, поэтому те, кто участвует в похоронах, могут навещать могилы своих родных только после окончания обряда. «Все ани сбираны здесь, где пахаваюць, в этам месте, и нам не надабна никуда ходить, пака не закрыюць, пака не засыплюць [...] Души ихния стаяць. Значиць, я всё равно пашла на пустое место» (Прусы, стародорож., мин.) [4]. Иногда похороны называют свадьбой мертвецов: «Свацьба палучаецца. Вот пришли, и давай убирать сваи магилки, и пакойника прынесли. Этаго делать нельзя, патаму что ани чепаюцца и гаваряць: "У нас сёння свацьба, а вы, ну, мешаете нам". Ну, это мертвеца прынесли, у них свацьба уже» (Пастовичи, стародорож., мин.) [4]. В праздники возле ворот мертвые дожидаются своих потомков, приходящих на кладбище их помянуть: «Усе пакойники стоять на входе и глядять, кто
первый к каму пришол. Тады уже харашо пакойнику, заботяться о нём» (Журбин, костюкович., могилев.) [4].
Фиксируются также представления о том, что захороненных вопреки традиции на кладбище «заложных» покойников1 не принимают на «том свете», а на погосте они причиняют беспокойство всем остальным умершим. «Харонят у кучу, на могилках, а надо отдельно: некрэшчоных детей и вешальникоу. Никого не примають (на небе) [...]» (Золотуха, калинкович., гомел.) [5]; «Вешальныка за того нэ ховают (на кладбище), шо вон нэ дае мэртвым спокою, будэ ходыт да будэ бушоват там (т.е. на том свете)» (Журба, овруч., житомир.) [5]; «Позно жэн-шчына чэраз кладбишче шла и слышыт - на луляце, на вярёваце, як на рэли калы-шуть: «Лулячка, лулячка, калышы нас вельми. А мы детачки нехришчаны, то нас не принимают хришчаны [...]» (Присно, ветков., гомел.) [5]. В Обонежском крае считали, что «нечистые» покойники на общем кладбище держатся обособленно, «живут своими компаниями» и не могут никогда встретиться с умершими естественной смертью [12. С. 166]. В Польше верили, что похороненных на кладбище нечестных землемеров святая земля не принимает - они вынуждены скитаться по свету, пока не найдут то место, где при жизни неверно установили границы и только там укладываются на покой [13. Б. 367].
Таким образом, обитатели кладбища разделяются на две группы: праведных умерших (души предков, почитаемые родители) и «заложных», т.е. «нечистых» покойников, чьи души считаются опасными для людей. На кладбище бродит и пугает прохожих душа похороненного там утопленника: «Одыш утопиуса [...] А оно там бродить, брахостыпъ2 на тых кладбишчах [...]. Гдэ там могыла его [.] Так на его, на моглицах брахостело. Прамо от вода брохае. Прамо як вин брахостел в этым озере, так само и там. Прамо: брах, брах, брах [...]»; «[...] зашла на могилки и, кажэ, почула ризанне3 коней. Брахостять, як сто коюй, уодою бэжать, вроди на могилках, и вишчать. Як заржуть, то кажуть, то, кажэ, в ушах заложышо» (Нобель, заречнян., ровен.) [5]. Души некрещеных младенцев плачут и кричат, просят окрестить их: «На кладбишчэ будэ сова кричеты, то это некрэшчанэ дытя имя просыть [...]» (Олтуш, малорит., брест.) [5]; «У нас у Бегуни гора Звоница. Там каплица стояла и там клали нехрещоные дети, кричат они у ночи, як коты. Дать им любое имя - так кричать перестають» (Тхорин, овруч., житомир.) [5]. В Полесье говорили, что на могилах можно встретить русалок [5]; в Ровенской области записано редкое поверье об обитании на кладбище огненного змея: «Видали стары люди. Летать, крышей нима, к вдовам, к колдунам прилетали. Коло колдуна на кладбище хоронились под крестом» (Боровое, ро-китн., ровен.) [5]; на Украине верили, что вампиры в белых одеждах страшно завывают над могилами [1. С. 506]. У восточных славян часто встречаются представления о том, что «злые» души могут нападать на прохожих возле кладбища, являясь в виде столба дыма, пара, воздуха или белой фигуры и вызвать у человека болезнь или смерть [1. С. 506]. Души колдунов бродят по кладбищу и возле него в виде светящегося пара, кричат и пугают людей (Теханичи, костюкович., могилев.) [4]. В Польше верили, что демоны напускают с могил на человека злые чары в виде ветра (пол.) [1. С. 506], а на могиле самоуби
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.