ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2013 ■ № 1
РЕЛИГИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Н.А. ЗОРКАЯ
Православие в постсоветском обществе
В статье на основе количественных исследований анализируется процесс массового приобщения к православию в постсоветский период, понимание основ веры и отношения к таинствам, особенности современных религиозных практик православных. Прослеживается связь антизападничества и антимодернизма нынешней РПЦ с низовыми аномичными процессами в обществе, легитимизированными путинской властью. Как показывает автор, прихожане и не являются сегодня главной заботой бюрократизирующейся церкви, которая демонстративно сближена с государственной властью и в которой побеждают консервативно-фундаменталистские тенденции.
Ключевые слова: вера, православие, РПЦ, церковная бюрократия, власть и церковь.
On the basis of quantitative research the process of mass initiation to Orthodoxy in the postSoviet period, a basic understanding of the relationship of faith and the sacraments, especially the modern Orthodox religious practices are analyzed. The connection of the current anti-Westernism and anti-modernism of the ROC with grassroots processes in the society legitimized by the Putin regime is considered. As the author shows, the parishioners are not the main concern of today bureaucratized church which is openly connected with the government and in which conservative-fundamentalist tendencies triumphed.
Keywords: Faith, Orthodoxy, Russian Orthodox Church, the church bureaucracy, government and church.
За последний год резко обострилась критика в адрес РПЦ и ее высших иерархов со стороны независимых СМИ и общественно и политически ангажированной общественности. Скандальные материалы и бурные обсуждения в СМИ, в Интернете, связанные с проявлениями тяги иерархов Церкви к роскоши и богатству, непозволительной для священства, проповедующего дух нестяжательства и самоограничения, - лишь видимая, самая очевидная часть проблем церкви - социального института, пораженного тяжелыми недугами. Главное недовольство, без сомнения, вызывают претензии высших иерархов РПЦ на роль главного представителя "русской цивилизации", русских традиций и национальных ценностей, более важных, чем само государство, стремление оказывать влияние практически на все сферы социальной и культурной жизни общества, не исключая и политику.
Важно, что формулирует Церковь эти претензии, обращенные ко всему "народу", в категориях неотрадиционализма, отказываясь или будучи не в состоянии приблизить-
Зоркая Наталья Андреевна - ведущий научный сотрудник Аналитического центра Юрия Левады (Левада-Центр).
ся к современности и говорить, используя язык моральных ценностей и норм, который мог бы быть общим для светского общества, но оперируя почти исключительно архаичной церковной лексикой и совершенно пустыми понятиями "традиционной религии", "вековых устоев", возвращение к которым должно нести с собой возрождение и даже, как утверждалось еще несколько лет назад (в начале модернизационных прожектов), модернизацию общества. Такие призывы в стране, пережившей тоталитаризм, почти полное истребление и самой Церкви, и христианских религиозных традиций и их хранителей (прежде всего, в образованном слое), выглядят по меньшей мере невыполнимыми, если не аморальными. Как и все общество в целом, социальный институт Церкви поражен болезнью беспамятства или уничтожения исторической памяти, место которой замещает мифология прошлого величия и близкое к средневековому архаичное, домодерное представление о человеке.
Один из главных пунктов критики Церкви - проблема ее сращения с государством. Но речь идет не только (или не столько) о сращении, сколько об острой конкуренции или конкурентной взаимной игре верхушки государственного и верхушки церковного руководства в борьбе за господство и его легитимизацию. Критика Церкви (которую власть еще с середины 1990-х гг. использовала для дополнительной символической легитимизации своего господства) не случайно резко обострилась на фоне значительного роста гражданской активности и протестных настроений, связанных с последними выборами, причем, что особенно важно, - в Москве как наиболее благополучном, обеспеченном и образованном городе, представляющем символический центр страны.
Примерно с начала президентства Д. Медведева (2008 г.) мы наблюдаем постепенное падение индексов одобрения, поддержки и доверия к высшим представителям власти, что свидетельствует о медленном (но ставшем особенно заметным за последние примерно полтора года) процессе делигитимизации власти и сложившегося политического режима (см., например, [Гудков, 2012]). Хотя социальная база поддержки режима составляет относительное большинство (40-45% взрослого населения), но состоит она преимущественно из довольно слабых, социально инертных и пассивных групп: в основном людей со средним доходом, старших и пожилых возрастов, чаще бюджетников, живущих в городах среднего и малого размера, групп, в значительной мере зависимых и в своих доходах, и в своей повседневности от государственных структур, обладающих незначительным социальным капиталом и ресурсами. Поддержка нынешнего режима, власти этими группами населения носит скорее вынужденный характер, не является выбором, и представляется этому большинству условием сохранения рамок хоть какого-то уровня выживания. Важно, что именно это относительное большинство испытывает постоянное, хроническое недовольство практически всеми сторонами своей повседневной жизни (доходами, медициной, образованием, работой ЖКХ, своими покупательскими возможностями и т.п.), и при этом чрезвычайно низко оценивает собственные возможности на что-либо повлиять, самостоятельно улучшить свою жизнь, защититься от административного и бюрократического произвола и т.п. Иными словами, поддержка власти основана на действительно традиционных привычках терпения и подчинения сильнейшему или вышестоящему.
Протестное движение, усиливающаяся критика власти, режима, в том числе и РПЦ, захватили узкий, но наиболее самостоятельный, образованный и независимый от госструктур слой жителей крупных городов, прежде всего Москвы. Большая часть этого слоя, как представляется, долгое время вполне успешно для себя существовала как бы вне политики и вне общества в широком смысле слова, в рамках своих так или иначе упорядоченных и обустроенных социальных сред, ниш, фракций, но активизировалась, "проснулась" в политическом, социальном и во многом в моральном плане под гнетом нараставшего ощущения безальтернативности, отсутствия внятных для себя перспектив дальнейшего развития в своей стране, самого будущего в ней.
В политическом плане нынешняя несистемная оппозиция и так или иначе продолжающееся протестное движение не представляют реальной угрозы для власти из-за
отсутствия у оппозиции консолидации, внятной согласованной программы политических действий, новых политических партий и политических лидеров, способных привлечь на свою сторону большое число сторонников, расширить свою социальную базу за счет перевода накопившегося недовольства более широких социальных слоев множеством социальных проблем на язык политического интереса, то есть политической медиации этого размытого недовольства. Но все же сама произошедшая активизация явно внушает власти если не страх, то ощутимое беспокойство. Признаками этого служит не только ужесточение полицейских мер против протестующих, но и пакет скоропалительно принятых законов, явно направленных на подавление критики режима и оппозиционной активности.
Как власть, так и Церковь действуют в сложившейся ситуации предельно авторитарно, верхушка обоих институтов ориентирована прежде всего на полное подавление инакомыслия (критики, анализа, понимания), жесткий контроль и удержание господства любыми средствами, игнорируя закон и Конституцию (в случае Церкви -это прежде всего закрепленное в Конституции отделение Церкви от государства)1. Ярчайшим примером этой общности интересов и целей, с одной стороны, конкурентной взаимной игры в борьбе за влияние на социальную базу режима - с другой, стал случай судебного процесса против панк-группы Pussy Riot.
Для власти акция группы в Храме Христа Спасителя, которую сами участницы считают чисто политическим протестом против вмешательства Церкви в политику, против режима, ведущего политическую игру с Церковью, и главных персон, воплощающих эту игру, предоставила удобный повод использовать претензии высших иерархов РПЦ на лидерство и авторитарное доминирование в обществе, стремлении подавить инакомыслие внутри Церкви в свою пользу. Квалифицировав дело как уголовное по статье возбуждения религиозной вражды и ненависти, власть как бы "дала слово" РПЦ, взяв взаймы весь арсенал традиционалистской, архаичной и фундаменталистской риторики, представляющей собой, по сути, "язык вражды" против "неверных", отрицающий всякие права и свободы индивида, права на собственное мнение и свободу слова, наконец, свободу совести, совершенно не совместимый с языком современного права. Понятно, что вся эта риторика (как и риторика самой власти) была направлена на "возбуждение", мобилизацию поддержки наиболее зависимой и несамостоятельной части общества, на натравливание ее против узкой прослойки оппозиционно, критически настроенных граждан. Однако если в "политическом поле" успешность или гарантии такого натравливания неочевидны, то в данном случае расчет был верный. Именно наиболее слабая в социальном плане, подневольная, зависимая от власти, пассивно приспособившаяся к государственному насилию часть общества с готовностью откликнулась на "призывы" почувствовать себя оскорбленной в своих самых сокровенных религиозных чувствах, возмутиться поруганием вековых традиций и моральных устоев "православного народа" и поддержать в массовом порядке жестокое наказание "кощунниц". По данным всероссийского июльского опроса Левада-Центра 2012 г. (N = 1600), 38% опрошенных православных выступали за наказание участниц акции в виде тюремного срока той или иной продолжительности, 31% - за принудительные работы, 19% за крупный штраф и лишь 3% за отс
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.