История
Правовой статус русской военной эмиграции в советско-китайских отношениях 1929-1931 гг.
© 2015 Е. Наземцева
Статья посвящена проблеме правового статуса русской военной эмиграции, деятельности ее представителей, направленной на срыв советско-китайского сотрудничества по стабилизации обстановки в Маньчжурии. Особое внимание уделено политике китайских властей в отношении русской военной эмиграции, выявлению степени влияния проблемы гражданства на советско-китайские дипломатические отношения в 1929-1931 гг.
Ключевые слова: русская эмиграция, Китай, СССР, правовое положение, международные отношения, дипломатия.
Крушение Российской империи в ходе революций 1917 г. и Гражданская война привели к серьезным политическим и социальным последствиям не только для нашей страны, но и для всего мира в целом. Одним из важнейших в этом плане стало правовое положение русских эмигрантов. Данная проблема стала существенным фактором советской внешней политики в 1920-1930-е гг., в том числе и на Дальнем Востоке.
В последние годы правовое положение русской эмиграции освещается во многих исследованиях1. Однако основное внимание уделяется, как правило, правовому положению гражданских беженцев, репатриации, реэмиграции, социальным последствиям нерешенности правовых вопросов эмигрантского существования. Между тем, «за кадром» остается дипломатическая составляющая проблемы, а также правовой статус представителей военной эмиграции. В статье поставлена задача охарактеризовать особенности правового положения русских военных эмигрантов на Дальнем Востоке после советско-китайского конфликта на КВЖД2 до оккупации Маньчжурии Японией, осветить политику китайского руководства в решении проблемы гражданства представителей русской военной эмиграции, активно действовавших против СССР, выявить степень ее влияния на советско-китайские дипломатические отношения в 1929-1931 гг.
По данным китайской стороны — Полицейского управления ОРВП — количество русских эмигрантов в Маньчжурии в конце 1920-х — начале 1930-х гг. было весьма значительным. Только состав населения г. Харбина в июне 1929 г характеризовался сле-
Наземцева Елена Николаевна, кандидат исторических наук, научный сотрудник Научно-исследовательского института военной истории Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации (НИИВИ ВАГШ ВС РФ). E-mail: elenanazz@mail.ru.
дующими данными: советских граждан — 26 759; эмигрантов — 3 0 3 623. Русский эмигрант О. Лешко приводит более полные сведения о численности: к 1931 г в Маньчжурии проживало следующее количество иностранцев: русских эмигрантов — 100 000 человек, советских подданных — 80 000, японцев — 5000, прочих — 30004. Документы советской разведки свидетельствуют о том, что общее число русских эмигрантов в Северной Маньчжурии в этот период определялось приблизительно в 70 000 человек. Из указанного числа около 10 000 человек могли находиться во всевозможных партизанских отрядах5. Кроме того, по данным СОУ ОГПУ6 от 31 июля 1930 г, направленным А.Х. Артузовым в НКИД Л.М. Карахану, за время конфликта «из Маньчжурии было вывезено служащих полиции — 90 человек, из них расстрелян — 1, белых вывезено — 244, из них китпод-данных — 96, бесподданных — 129, совподданных — 19; из общего числа расстреляно китподданных — 59, бесподданных — 90, совподданных — 4; осуждено на разные сроки в к/л китподданных — 33, бесподданных — 32, совподданных — 9; под следствием кит-подданных — 4, бесподданных — 7, совподданных — 5, освобожден — 1»7.
Конфликт 1929 г. на КВЖД усложнил правовое положение русских эмигрантов в Китае. Обострились противоречия между советской и эмигрантской колониями. Русское население в Северной Маньчжурии разделилось на две группы: 1) совподданные, 2) кит-подданные и эмигранты (т.е. бесподданные). В первой группе среди совподданных имелась группа лиц, принявших подданство для того, чтобы остаться на службе КВЖД. Эмигранты второй группы делились на две основные категории также по политическим мотивам. Одна — так называемые «кирилловцы», имела небольшое число последователей, признавших Кирилла Владимировича всероссийским императором; вторая — «ни-колаевцы» — основная масса эмигрантов, признавшая верховным вождем Николая Николаевича. Главной базой формирования белопартизанских отрядов в Маньчжурии продолжал оставаться г. Харбин. Кроме того, бывшие белогвардейцы были сосредоточены в следующих пунктах на линии КВЖД: на Воронцовских концессиях, станциях Маньчжурия, Хайлар, Мулин, Пограничная, Куаньченцзы, Бухэду, Тяньцзин.
Воронцовские концессии ранее принадлежали братьям Воронцовым, в конце 1920-х гг. перешли товариществу «Китайско-восточное Хайлинское лесопромышленное товарищество». Лесозаготовки на них производились китайскими рабочими и белыми, численность последних составляла около 600 человек8. На концессиях имелась охрана, которая целиком состояла из русских эмигрантов, начальником охраны являлся полковник А.Д. Размахнин. На Воронцовских концессиях комплектовали свои отряды эмигранты Бянкин, А.И. Пешков, Гордеев и др. Оказывало содействие в вооруженной борьбе с СССР и население концессий9.
Из «Доклада о работе по борьбе со шпионажем и бандитизмом на Дальнем Востоке за период 1923-1930» следует, что после событий на КВЖД часть совподданных перешла в лагерь белых, «проявляя большую активность в розыске и арестах оставшихся сторонников СССР»10.
Другим последствием конфликта стала «чистка» КВЖД от «чуждого элемента». Советская сторона требовала от китайских властей выполнения всех пунктов Хабаровского протокола11. Советские граждане, не прекратившие работу в период активной фазы противостояния, увольнялись. Формально увольнение обосновывалось отказом ЦИК СССР в ходатайстве о принятии их в советское гражданство. В результате служащих увольняли как «бесподданных», то есть без выплаты пособия12. Увольнялись и эмигранты, а также русские китподданные, принятые на службу во время конфликта. Обращение в Правление КВЖД с просьбами защитить их права оставались без внимания13.
После конфликта правовой статус русской эмиграции стал своеобразной козырной картой в политике китайских властей. В особенности это касалось представителей ее военной части. Сложившаяся ситуация отражалась не только на положении самих эмигрантов, но и на советско-китайских отношениях в регионе. Поскольку Маньчжурия оста-
валась в сфере интересов российской стороны, обострение ситуации в этой части границы советскому руководству было невыгодно. Между тем, несмотря на фактическое поражение при урегулировании конфликта на КВЖД, китайские власти не торопились выполнять свои обязательства.
Согласно п. 4. Хабаровского протокола китайские власти обязались немедленно разоружить белогвардейские отряды и выслать из пределов трех восточных провинций их организаторов и вдохновителей. В приложении к этому протоколу содержался список организаторов, подлежащих немедленному выселению.
Представители китайского руководства утверждали, что они полностью выполняют условия Хабаровского протокола. Например, в своей ноте от 9 октября 1930 г. Мук-денское правительство заявило, что им посылаются войска для преследования и изгнания белогвардейских отрядов, и что оно разыскивает лиц, перечисленных в приложении к упомянутому протоколу, на предмет высылки14.
Между тем, по имевшимся у советской стороны сведениям, глава белогвардейской банды, действовавшей на западной линии Китайско-Восточной железной дороги — Пешков прибыл в Хайлар в штаб генерала Су. Здесь ему было выдано денежное вознаграждение и предложена служба в цицикарских войсках. Участники банды остались в Трехречье, причем китайские власти выдали каждому из них деньги на оформление китайских паспортов. Кроме того, через посредство Пешкова китайские власти вели переговоры с главарем другого белогвардейского отряда — И.И. Зыковым о «почетной сдаче» на тех же условиях. Третий белогвардейский отряд — Алла-Верды находился в районе Хайлар и беспрепятственно занимался грабежом15.
Оформление китайских паспортов эмигрантами исключало возможность полной ликвидации их отрядов, поскольку они попадали под юрисдикцию китайских законов. Разумеется, это вызывало недовольство советской стороны.
Правительство СССР вынуждено было заявить протест против явного нарушения китайскими властями в Маньчжурии своих прямых обязательств в отношении ликвидации белого бандитизма, указав на то, что это представляет «серьезную опасность для сохранения мира и порядка на Дальнем Востоке и добрососедских отношений между Союзом Советских Социалистических Республик и Китаем»16. 5 сентября 1930 г. протест по поводу деятельности эмигрантских отрядов комиссару провинции Гирин Чжун Юю заявил советский консул в Харбине Б.Н. Мельников17. Кроме того, в ноте от 30 декабря 1930 г., переданной Генеральным консулом СССР в Мукдене А.А. Знаменским уполномоченному Министерства иностранных дел Ван Цзинхуану, советская сторона напоминала о заверениях Мукденского правительства относительно недопущения выступления белых или покровительства им, и ожидала, что оно «подтвердит эти свои заверения принятием действительных мер к полной ликвидации белогвардейских отрядов и, в частности, немедленным арестом, привлечением к уголовной ответственности и высылкой за пределы Северо-Востока как самого Пешкова, так и его ближайших помощников, а равно и руководителей других белогвардейских банд»18. Однако этого не произошло.
Двойственность политики китайского руководства проявлялась и в отношении увольнения тех русских, которые находились на службе в китайских государственных структурах, в частности, в полиции.
Согласно приложенным к Пекинскому соглашению от 31 мая 1924 г. нотам, китайская сторона обязалась «прекратить службу тех бывших русских подданных, которые персонально и по своим действиям составляют угрозу безопасности Союза Советских Социалистических Республик». Данное обязательство подтверждалось декларацией, приложенной к Мукденскому соглашению от 20 сентября 1924 г. и предусматривающей «принятие необходимых мер к пресечению или прекращению службы» бывших подданны
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.