«Привычка к бедности» Проблемы измерения уровня жизни в СССР в 1940-1960-е годы
Елена Зубкова
«Во всех культурах и эпохах бедные одновременно являются неизвестными. Мы знаем о них мало, а то, что, казалось бы, знаем, оказывается часто неверным», - писал Вольфрам Фишер в своём знаменитом исследовании о проблемах бедности в Европе1. За прошедшие 30 лет с момента выхода его книги ситуация изменилась, и теперь нам известно о жизни беднейших слоёв населения Европы - от Средневековья до наших дней - гораздо больше, чем раньше. За одним исключением: история бедности при коммунистических режимах как специальная проблема пока изучена довольно фрагментарно, особенно в европейском контексте.
Универсального определения понятия «бедность» не существует и не может быть в принципе. Качественное описание состояния бедности, как и принципы измерения её уровня, имеют свою специфику в разных странах, культурах и исторических эпохах. Бедность как относительная категория, вписанная в социальный и исторический контекст, впервые была проблематизирована в начале XX в. в «Социологии» Георга Зиммеля2, и с тех пор этот методологический опыт находит своё развитие в различных теоретических, социологических3 и конкретно-исторических исследованиях4. Монетарный подход - определение границы бедности в денежном выражении, исходя из уровня доходов - вполне оправдывал себя при изучении проблемы в пределах конкретного государства и на ограниченном отрезке времени. Однако при написании сравнительных исследований - на примере двух или нескольких стран - корректность его использования была поставлена под сомнение5. Скепсис относительно количест-
© 2013 г. Е.Ю. Зубкова
Исследование выполнено при поддержке РГНФ, проект № 11-01-00071а.
1 Fischer W. Armut in der Geschichte. Erscheinungsformen und Lösungsversuche der «Sozialen Frage» in Europa seit dem Mittelalter. Göttingen, 1982. S. 7.
2 Simmel G. Der Arme // idem. Soziologie. Untersuchungen über die Formen der Vergesellschaftung. Gesamtausgabe. Bd. 11. Frankfurt a/M, 1992. S. 512-555.
3 Обобщённый анализ методологических проблем и прикладных методик изучения бедности см.: Paugam S. Les formes élémentaires de la pauvreté. P., 2005 (перевод на немецкий язык: Paugam S. Die elementaren Formen der Armut. Hamburg, 2008).
4 Особенности восприятия бедности, изменение политики по отношению к беднейшим слоям населения в странах Европы в различные исторические периоды представлены в исследованиях: Armenfürsorge und Wohltätigkeit. Ländliche Gesellschaften in Europa, 1850-1930. Poor Relief and Charity. Rural Societies in Europe, 1850-1930. Frankfurt a/M [u.a.], 2008; Being Poor in Modern Europe. Historical Perspectives 1800-1940. Oxford, 2006; Geremek В. Poverty: a History. Oxford, 1997; Groh-Samberg O. Armut, soziale Ausgrenzung und Klassenstruktur. Zur Integration multidimen-sionaler und längsschnittlicher Perspektiven. Wiesbaden, 2009; Jütte R. Poverty and Deviance in Early Modern Europe. Cambridge, 1994; Aktuelle Tendenzen der historischen Armutsforschung. Wien, 2005; Arme und ihre Lebensperspektiven in der Frühen Neuzeit. Frankfurt a/M [u.a.], 2008; Woolf S. The poor in Western Europe in the eighteenth and nineteenth centuries. L., 1986.
5 Paugam S. Die elementaren Formen der Armut. S. 11-12. В то же время Погам считает, что количественные измерения бедности и её статистические индикаторы полезны при проведении сравнительных исследований (S. 13).
венных индикаторов измерения бедности и поиски концептуальных рамок для сравнительного анализа обусловили методологический тренд 1990-х гг., когда бедность стала рассматриваться не только как состояние, но и как процесс -социальная эксклюзия6. Концептуальная дихотомия включение/исключение (inclusion/exclusion) является сегодня одним из базовых инструментов гуманитарных исследований - своеобразным ключом к пониманию функционирования социальных систем, устройства социального порядка7. Анализ проблем бедности через оптику включения/исключения открыл новые методологические перспективы для исторических исследований на этом направлении, в том числе и в сравнительном контексте8.
Бедность как повседневность
Большевистский режим, победивший под лозунгом уничтожения богатых, так и не смог выработать сколько-нибудь эффективной стратегии преодоления бедности. Объявив «мир - хижинам, войну - дворцам», апеллируя к бедноте как к главному политическому союзнику, большевики фактически, хотя и невольно, встали на путь культивирования бедности. И далее защита от неё не входила в число приоритетов государства, бросившего все ресурсы на решение задач ускоренной модернизации и противостояние внешним угрозам - реальным и мнимым. Советский социум с самого начала формировался как ориентированный на выживание в условиях режима жёсткой экономии. Внешняя угроза была необходимой частью мобилизационной программы и одновременно инструментом для блокирования общественного недовольства. Позицию советского руководства на этот счёт спустя много лет объяснил В.М. Молотов: «Пока империализм существует, народу очень трудно улучшать жизнь»9.
6 Термин «эксклюзия» получил широкое распространение в социальных исследованиях -сначала во Франции, а позднее и в Европе в целом благодаря публикации книги Рене Ленуара: Lenoir R. Les exclus: un français sur dix. P., 1974.
7 Теория включения/исключения разрабатывается в рамках нескольких научных направлений, которые опираются на концептуальные подходы, представленные в трудах Пьера Бурдье, Мишеля Фуко, Никласа Луманна: Bourdieu P. La misère du monde. P., 1993; Foucault M. Histoire de la folie à l'âge classique. P., 1961; idem. Surveiller et punir. Naissance de la prison. P., 1975; Luhmann N. Inklusion und Exclusion // idem. Soziologische Aufklärung 6. Opladen, 1995. Обобщённый анализ различных концепций включения/исключения: Bohn C. Inklusion, Exklusion und die Person. Konstanz, 2006; Stichweh R. Inklusion und Exclusion. Studien zur Gesellschaftstheorie. Bielefeld, 2005. Специально о социальной эксклюзии в контексте изучения проблем бедности см.: Paugam S. Pauvreté et exclusion: la force des contrasts nationaux // L'exclusion: l'état des savoirs. P., 1996. P. 389-404; Castel R. From Dangerousness to Risk // The Foucault Effect: Studies in Govern-mentality. Hemel Hampstead, 1991. P. 389-404.
8 Самый масштабный международный научный проект был осуществлён на базе университета г. Трир (Германия): «Чужие и бедные. Изменения форм включения/исключения от античности до наших дней». Идея проекта заключалась в том, чтобы через двойную перспективу «чужих и бедных», через оптику включения/исключения получить объёмное представление об особенностях устройства социального порядка, культурных и религиозных практиках, процессе конструирования идентичностей на европейском пространстве на протяжении нескольких столетий. Эта идея была успешно реализована в конкретных исследованиях участников проекта. См., например: Inklusion/Exklusion Studien zu Fremdheit und Armut von der Antike bis zur Gegenwart. Frankfurt a/M [u.a.], 2004; Being Poor in Modern Europe...; Zwischen Ausschluss und Solidarität. Modi der Inklusion/Exklusion von Fremden und Armen in Europa seit der Spätantike. Frankfurt a/M [u.a.], 2008; Bettler in der europäischen Stadt der Moderne. Zwischen Barmherzigkeit, Repression und Sozialreform. Frankfurt a/M [u.a.], 2007.
9 Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 264.
В таком случае советское общество было обречено оставаться обществом бедных - по крайней мере, до тех пор, пока существовали миф о враждебном окружении и «железный занавес».
Реализация мобилизационных программ 1930-х гг., репрессии и террор для многих затронутых этими процессами категорий населения связывались с потерей социального статуса и снижением уровня жизни. Разрушительные последствия Второй мировой войны привели не только к массовому обнищанию населения - они травмировали коллективную память, в которой война заняла место универсального индикатора жизненных бедствий. Война стала критической отметкой, формирующей жизненную стратегию людей, выраженную в популярной приговорке: «Только бы не было войны».
Память о войне как величайшем бедствии отразилась на послевоенных ожиданиях людей: мечталось о «лучшей жизни», но конкретные требования были минимальны (жильё, еда, работа) - в пределах ресурса, обеспечивавшего физическое выживание10. Однако даже эти непритязательные запросы долгое время оставались по большей части нереализованными, переведёнными в разряд отложенных. Идеологическим обоснованием такого положения вещей служила ссылка на «временные трудности» - в контексте последствий минувшей войны и новой военной угрозы. На идее временных трудностей и авторитете высшей власти строился общественный консенсус. Когда для оправдания непопулярных действий властей не хватало разумных аргументов, народ прибегал к последнему: «Раз решение принял товарищ Сталин - значит, иного пути не было»11. Это означало, что общественный консенсус строился исключительно на доверии к верховной власти. Местные чиновники, а также люди, чей уровень жизни заметно отличался от уровня жизни большинства современников (от деятелей чёрного рынка до высокооплачиваемых артистов и академиков), по традиции выступали объектами негативных эмоций, аккумулируя на себе энергию недовольства.
Восстановление и экономический рост в послевоенные годы во многом обеспечивался за счёт населения - в результате повышения налогов (сельскохозяйственного, подоходного и др.), увеличения прочих отчислений в бюджет, например, в форме государственных займов, подписка на которые фактически носила принудительный характер. Главным источником доходов госбюджета в это время, как и до войны, был налог с оборота (более 50% от всех доходов). Он также может считаться одной из форм изъятия средств у населения, так как ценообразование на промышленные товары и продукты питания находилось в руках государства12.
Несмотря на авторитетные обещания и даже некоторые практические шаги в направлении улучшения условий жизни народа13, ско
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.