модель Пролеткульта.
ДЕНИС АЛЕКСАНДРОВИЧ МАРТИНОВИЧ
магистр исторических наук, аспирант кафедры истории России исторического факультета Белорусского государственного университета (Минск, Беларусь) Тел.: (812) 534-28-28; E-mail: denis86@tut.by
Статья посвящена рассмотрению «общесоюзной профессиональной» модели, свойственной высшей школе СССР конца 1920-х - середины 1930-х гг. Анализируются ее истоки, берущие начало в дореволюционной высшей школе, характеризуется развитие модели в первое десятилетие советской власти. Делается вывод об «антиклассической» направленности «профессиональной» модели, подчеркивается ее влияние на дальнейшее развитие высшей школы СССР.
Ключевые слова: высшая школа СССР, «антиклассический университет», «общесоюзная профессиональная» модель, «украинская профессиональная» модель, «прагматическая» модель,
«ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ» МОДЕЛЬ В ВЫСШЕЙ ШКОЛЕ СССР
(конец 1920-х - середина 1930-х гг.) КАК ФЕНОМЕН «АНТИКЛАССИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА»
Предыстория вопроса
В тысячелетней истории университетов традиционно выделяются три периода: «доклассический», связанный с традициями средневекового компаративного университета (ХN-ХVШ вв.); 2) «классический», связанный с традициями «исследовательского университета» (Х1Х - середина ХХ в.); 3) «постклассический» (с середины ХХ в.), связанный с современным массовым университетом1.
Для первого десятилетия существования советской власти была характерна попытка реализовать две модели «классического университета»: «либеральную» и «прагматическую»: соответственно, через концепции, названные автором моделью «свободного университета» (1918 г.-начало 1920-х гг.) и «прагматической» моделью (1920-е гг.)2.
В конце 1920-х гг. в системе высшего образования СССР произошли кардинальные изменения. Был осуществлен переход к «всесоюзной профессиональной» модели (обоснование данного термина будет сделано ниже), которую можно считать сугубо советским образовательным феноменом, характерным для конца 1920-х - середины 1930-х гг. На первый взгляд, оценка этого периода в историографии претерпела кардинальные изменения. В советской исторической науке подчеркивалось значение преобразований в условиях реализации первого пятилетнего плана и сдержанно говорилось об определенных перегибах, исправленных мудрым партийным руководством3. В результате преобразования середины 1930-х гг. интерпретировались в целом положительно. В современной же историографии сделан акцент на фактическом уничтожении университетов4. Однако исследователи так и не отошли от определенных клише, заданных на начальном этапе изучения рассматриваемой проблемы. С одной стороны, в работах, указанных выше, преобразования в высшей школе традиционно связывались лишь с пятилетним планом, с необходимостью подготовки кадров для промышленности. В результате практически не рассматривались никакие иные причины, которые привели к ломке высшей школы. С другой стороны, в исследованиях традиционно противопоставлялась ситуация в вузах в первой и во второй половине 1930-х гг. (в советской историографии -в контексте построения социалистической высшей школы, в постсоветской - как восстановление высшего образования). Однако изучение источников и литературы по проблеме позволили прийти к несколько иным выводам.
Истоки профессионализма
Истоки профессионализма как образовательного принципа необходимо искать в дореволюционной высшей школе Российской империи. Существует исследовательская традиция находить основу российских университетов в «либеральной», или «немецкой модели» классического университета5. Более того, исследователями отмечалось, что влияние немецкой науки и немецкой модели образования доминировало в России вплоть до первого десятилетия ХХ в., поскольку уровень организации науки в Германии в начале столетия определял мировые тенденции. Это проявлялось в совокупности ряда параметров, в том числе в организа-
ции исследований, качестве аппаратуры и материалов, объеме академической библиографии, развитии сети академических коммуникаций (научных конференций и периодики)6. Разумеется, необходимо учитывать ряд местных особенностей (например, постоянные конфронтации университетской среды и политических элит; систему присвоения государственных чинов студентам; отсутствие свободы обучения вследствие курсовой системы и централизованной экзаменации и т.д.7 Поэтому думается, что более корректно говорить о том, что дореволюционная система высшей школы Российской империи представляла собой вариант «либеральной» модели классического университета, модифицированный в условиях российской политической системы.
Тем не менее для российской высшей школы были характерны такие черты «либеральной» модели, как элитарность, привилегированное положение в обществе специалиста, закончившего вуз, ориентация на абсолютные ценности, усваиваемые и транслируемые активным объектом культуры, фундаментальность научных исследований, незабота о их практическом внедрении и внедренческих последствиях, настрой на «чистую» науку», на «науку ради науки». Поэтому «фундаментальная и априори считающаяся гуманитарной наука определяла идею университета»8. Недаром английский мыслитель Дж. Милль писал в трактате «Об университетском воспитании»: «Университет не есть место профессионального воспитания. <...> Цель их состоит не в том, чтобы приготовить только искусных юристов, медиков, инженеров, а чтобы приготовить способных и образованных людей. Университет должен быть местом свободного мыш-ления»9. Такой подход изначально обрекал представителей технических наук на неравное положение с гуманитариями и априори приводил их в оппозицию к существовавшей высшей школе. После 1917 г. такая их позиция получила распространение по трем направлениям: «пролеткультовскому», «промышленно-ведомственному» и «украинскому».
Идеологические основы профессионализма были заложены в модели «пролетарского университета», у истоков которой стоял философ и партийный деятель А.А. Богданов, лидер организации Пролеткульт. Учитывая дальнейшее развитие «профессиональной» модели, необходимо обратить внимание на следующие характеристики модели «пролетарского университета»: доминирование классового принципа при формировании состава учащихся (что очевидно уже по названию будущего вуза), необходимость проявлять свою гражданскую активность10, слабый уровень подготовки (фактически программа представляла собой нечто среднее между средней школой и политкурсами для взрослых)11, разрыв между наукой и обучением, а также акцент на подготовке идеологических работников12. Кроме того, «в целях обеспечения единства плана и экономии сил и средств» предлагалось закрыть университеты и другие высшие учебные заведения, создав вместо них «однородные по типу учебно-научные институты», которые выполняли бы роль пропагандистов науки, а также распустить Академию наук13. При этом идеи Пролеткульта остались в
истории скорее как теоретическая модель, поскольку фактически не были реализованы на практике14.
Истоки промышленно-ведомственного направления можно найти еще в дореволюционной России. Недаром в 1901 г. В.И. Вернадский отмечал, что относительно целей и задач университета в империи существовало несколько мнений. Наряду со стремлением поставить на первое место учебное значение университета или вернуться к положению Устава 1863 г. существовала группа людей, которые «выступали за уничтожение университета и замену его специальными школами и научными институтами»15. Позиция такой категории «реформаторов» отчетливо проявилась на совещании организационного комитета Народного комиссариата просвещения (НКП) по созыву 4-го съезда профессионального образования (2-6 июня 1918 г.). Докладчики призывали «создать такую специальную школу, в которой не будут проходиться общеполитехнические предметы, где найдут себе место только те предметы, которые необходимы для создания определенно квалифицированного рабочего». В подтверждение этого тезиса использовалась ссылка на сотрудников ВСНХ, которые доказывали нехватку квалифицированных рабочих. В итоге делался вывод о том, что в настоящее время государство не может «долго останавливаться на общем образовании <...> потому что развитие общеобразовательной части часто идет в ущерб развитию специальной части»16. На совещании работники промышленности критиковали решение передать НКП все учебные заведения и протестовали против позиции советской власти, для которой был «более симпатичен американский тип, где общее и профессиональное образование настолько едины, что их нельзя отделить»17.
Можно согласиться с тем, что эти рассуждения в первую очередь касались средней школы Советской России. Однако поскольку ее основополагающим принципом являлось единство всех ступеней18, то профессиональный подход был впоследствии распространен и на высшую школу.
Третье, «украинское направление» стало единственным, которое в 1920-е гг. было реализовано на практике. Это стало возможным благодаря тому, что власть согласилась на существование в стране сразу двух образовательных моделей. Еще на рубеже 1920/21 гг. в Москве прошло партийное совещание по вопросам народного образования, на котором обсуждали и проблемы высшей школы. На заседаниях были представлены две модели образования: украинская («профессиональная») и российская («политехническая», фактически - «прагматическая»). Учитывая то обстоятельство, что на совещании обсуждались и проблемы высшего образования, а также мировоззренческое единство всех ступеней школы, эти названия корректно перенести и на вузы. Что и дает основание говорить об «украинской профессиональной» модели применительно к высшей школе этой республики в 1920-е гг. «Украинская модель» стала примером реализации на практике основополагающих принципов Пролеткульта (классовый принцип комплектования учащихся, разрыв между научной и учебной функцией высшей школы и фактическое уничтожение университетов в том виде, в котором они существовали до революции). При этом, с одной стороны, «украинская модель» оказалась куда более узко специализированной, чем ее предшественница. С другой стороны, она не ставила перед собой
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.