ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2004 • < 4
Я.Г. ШЕМЯКИН, О.Д. ШЕМЯКИНА
Россия-Евразия: специфика формообразования в цивилизационном пограничье. Статья 1
Форма и формотворчество: многозначность понятий
Термин "форма" многозначен: чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в любой из энциклопедических словарей. Его значения тяготеют к двум основным смыслам: внешнее очертание тел (предметов, процессов) и принцип построения той или иной системы, структурирующий хаос природной и социальной материи. Первое из значений восходит к Р. Декарту. Именно он свел представление о форме к "внешнему очертанию тел", что дало импульс к развитию материализма [Гайденко, 1987, с. 162]. Вторая из трактовок разработана еще в античности - у Платона и Аристотеля. Они рассматривали форму или идею (эйдос) как единственную подлинную реальность, духовную по своему характеру, в которой "участвуют" (всегда частично и неполно) вещи мира, данного нам в непосредственном чувственном опыте.
Интересно отметить, что подобная интерпретация формы, выдержанная в духе античной традиции, опирается на мощные архаические основания. Так, М. Маковский, характеризуя мифологическую символику индоевропейских языков, отмечал, что в рамках архаического мировосприятия "форма, образ" непосредственно соотносятся со значением "звук, издавать звуки". Между тем, "согласно языческим мифологическим представлениям, звук, слово было символом божественного творения. Слово рождало Вещи" [Маковский, 1996, с. 378; 1989, с. 51].
Следует отметить, что обе трактовки на протяжении веков сосуществовали и в обиходном, и в научном языке. Пожалуй, сейчас чаще можно встретить интерпретацию формы как внешней фигуры, очерчивающей контур предмета или явления, но не затрагивающей их глубинных основ. Вместе с тем, когда говорят, к примеру, о "форме правления", то речь идет не о "внешнем очертании", а именно о принципе построения политической структуры. Эти трактовки присутствуют и в теории цивилизаций. Пониманию формы как внешнего очертания соответствует введенное О. Шпенглером и использованное А. Тойнби понятие "хабитуса", характеризующее специфику внешнего проявления основных черт цивилизации, ее стиль [Тойнби, 1991, с. 290-291]. В то же время форма часто понимается в цивилизационных исследованиях как некое системообразующее начало, оформляющее действительность, структурирующее ее.
Шемякин Яков Георгиевич — доктор исторических наук, заведующий отделом научных энциклопедических изданий Института Латинской Америки РАН.
Шемякина Ольга Дмитриевна — старший лаборант археографической лаборатории исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Проблема в частом смешении обеих выделенных трактовок понятия формы, что ведет к путанице. В зависимости от того, как трактуется исходное понятие, формообразование может пониматься либо как стилеобразование, либо как становление системы принципов, в соответствии с которыми организуется человеческая жизнь. Учитывая сложившуюся семантическую реальность, мы используем в данной статье как то, так и другое понимание, четко различая их.
К слову формообразование легко подобрать синоним: "формотворчество". Однако творчество неправильно сводить к созиданию чего-то качественно нового, ранее не бывшего, как это нередко делается [Философский... 1983, с. 670]. Это чисто европейский взгляд на мир; для цивилизаций Востока, доколумбовой Америки, для архаических культур "доосевой", мифологической эры (по К. Ясперсу) характерно иное по сравнению с западным понимание творчества (подробнее см. [Шемякин, 2001, с. 169-173]). Воспроизводство, поддержание культурной традиции требует напряженной творческой активности человека. Говоря словами X. Гадамера, "сохранение того, что есть. осуществляющееся при любых исторических переменах" - не механическое автоматическое действие, но "акт разума". Обновление, планирование лишь "выдают себя за единственное деяние и свершение разума. Но это всего лишь видимость" [Гадамер, 1987, с. 333-335].
Творческие усилия в этом случае направлены не на созидание новых культурных форм, а на интерпретацию уже существующих. Подчеркнем, что имеется в виду именно творческая интерпретация. Вполне возможно и механическое копирование собственного прошлого или чужих культурных образцов - то, что Тойнби характеризовал как "механический мимесис" [Тойнби, 1991, с. 304]. Убедительное обоснование точки зрения, в соответствии с которой интерпретация культурной традиции есть акт творчества, - одно из главных достижений современной герменевтики.
Формообразование (формотворчество) предполагает или создание новых, ранее не бывших форм, или интерпретацию уже существующих. Интерпретационный тип формообразования имеет целью сохранение традиционных форм. Но воспроизвести традиционную форму так, чтобы обеспечить ее полноценное функционирование, невозможно, не учитывая реальной исторической ситуации, которая практически всегда требует внесения каких-то корректив и дополнений в трактовку традиции. Творческая интерпретация как раз и предполагает возможность изменений в составе и композиции элементов традиционной структуры при сохранении основополагающих принципов ее построения. Сохранение старых форм всегда означает их воссоздание; с каждым новым поколением общество строит себя заново. Инновационная или интерпретационная деятельность предполагают существование двух разных типов творческой личности. Это новатор, творец новых форм, и интерпретатор, содержание деятельности которого - трактовка и воспроизводство наличествующей традиции. Причем оба этих типа необходимы для нормального функционирования цивилизационной системы [Шемякин, 2001, с. 172-173].
Слабая способность к формообразованию: иллюзия или реальность?
Тема формообразования давно привлекала внимание отечественных мыслителей. Отличительной особенностью российской социокультурной общности они обычно признавали относительно слабую способность к формообразованию. Так, Н. Бердяев, наиболее подробно рассмотревший этот вопрос, утверждал, что русскому народу "нелегко давалось оформление, дар формы у русских людей не велик" [Бердяев, 1990а, с. 8]. В аналогичном духе высказывались Н. Лосский, Л. Карсавин, В. Вейдле, Ф. Степун и др. [Лосский, 1990; Карсавин, 1992; Вейдле, 1991; Степун, 1992].
Причину данного явления Бердяев видел в особой значимости природного фактора в системе российско-евразийской цивилизации. По его словам, «в душе русского народа остался сильный природный элемент, связанный с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины... У русских "природа", стихийная сила, сильнее чем у западных людей, особенно людей самой оформленной латинской культуры».
Задача оформления и организации этой "необъятной земли" оценивается как "бесконечно трудная", и русский народ всегда был весьма далек от сколько-нибудь удовлетворительного решения этой задачи. "Можно было бы сказать, что русский народ пал жертвой необъятности своей земли, своей природной стихийности" [Бердяев, 1990а, с. 8]. К таким же по сути выводам пришел и Степун [Степун, 1992].
Современные исследования цивилизаций "пограничного" типа позволяют дополнить эти рассуждения. Выясняется, что особо значимая роль природного фактора неразрывно связана еще с целым рядом характеристик, отличающих Россию как "пограничную" цивилизацию планетарного масштаба [Шемякин, 2001, с. 193-227]. К их числу относятся:
- противостояние Логоса как формо- и смыслообразующего принципа социальному и природному бытию как стихии алогона, то есть существования вне законов Логоса, вне строя жизни, определяемого Разумом - Божественным или человеческим. Здесь находит свое отражение то обстоятельство, что соотношение начал порядка и хаоса, организации и дезорганизации в цивилизационном "пограничье" - принципиально иное, чем в полностью оформленных "классических" цивилизациях Запада и Востока; роль хаоса здесь существенно выше. Согласно определению В. Ильина, "Россия. целый мир, космос - не только космос, но и хаос, она - хаокосмос" [Ильин, 1997, с. 60];
- постоянное балансирование на грани варварства, социальная и культурная действительность этой цивилизации в силу особой роли хаоса являет собой "воплощенное беспокойство границы" цивилизации и варварства [Шемякин, 2001, с. 210, 218];
- особая роль природы здесь задает специфику построения пространственно-временной структуры, проявляющуюся в преобладании пространства над временем в контексте пространственно-временного континуума культуры. На особую роль пространства, знаменитых русских "просторов" в цивилизационном космосе России-Евразии обращали внимание многие отечественные мыслители - от П. Чаадаева до Бердяева [Шемякин, 2001, с. 218-221]. Эта роль подтверждается и данными современных лингвистических исследований [Шмелев, 2002, с. 69-98].
С отмеченными характеристиками связана и такая особенность российского ци-вилизационного "пограничья", как тенденция к постоянному переходу через грань меры, стремление превратить процесс подобного перехода в способ бытия человека и общества [Шемякин, 2001, с. 221-225].
Наличие перечисленных черт обусловлено, в свою очередь, общим принципом, определяющим специфику структуры "пограничного" цивилизационного типа, а именно принципом преобладания начала многообразия над началом единства. Подобное преобладание находит свое отражение в том, что "пограничные" цивилизации представляют собой сложнейшие системы различных форм взаимодействия разнородных традиций, ни одна из которых не получает абсолютного преобладания над остальными. Взаимодействие становится архетипом, положенным в основание этих цивилизаций. В результате отличительной чертой подобного рода цивилизационных систем становится отсутствие монолитного духовно-ценностного фундамента; он состоит из качественно различных частей, единство которых отсутствует или слабо выражено. Это имеет следствием сочетание противоположных подходов к решению ключевых проблем человеческого существования в рамках одной и той же цивилизации, причем даже преобладание какого-либо одного подхода на том или
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.