ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2004 • < 2
МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
33. АБДУЛАГАТОВ
Российские православные и мусульмане: общие проблемы - разные взгляды*
Опыт показывает, что зигзаги процесса межнационального взаимодействия во многом обусловлены величиной разделяющей его участников этнической дистанции - агрегированным выражением конкретных различий в ценностях, ориентирах и представлениях. Причем социально дистанцирующий характер различных элементов культуры ситуационен: одно и то же явление может восприниматься в зависимости от условий как разграничивающее или объединяющее [Дробижева, 1998, с. 365]. История постсоветской России это полностью подтверждает: процессы последних десятилетий усилили этнодистанцирующее значение факторов, ранее подобной роли не игравших, в частности религии, о разграничивающей функции которой все больше говорят политики, эксперты и духовные лица. Основная цель данной статьи - на примере взаимоотношений ислама и православия рассмотреть, как происходящие в нашей стране процессы религиозного возрождения влияют на стабильность российского общества.
Сформировавшаяся в последнее десятилетие модель взаимодействия этих двух традиционных для страны религий имеет сложную структуру. Нормативные основы ее задает, естественно, законодательство РФ, на которое, по идее, должны ориентироваться базовые документы православной и мусульманской конфессий, регламентирующие контакты с другими деноминациями. Далее следует непосредственная практика межконфессионального сотрудничества. И, наконец, на обыденном уровне существует видение всего этого рядовыми адептами обоих вероучений. Забегая вперед, отмечу, что в идеале выделенные подсистемы должны быть, как минимум, изоморфны, но в действительности они полны внутренних противоречий, различным образом перетекающих с одного уровня на другой.
Строго говоря, непростой контекст взаимоотношений двух российских конфессий возникает уже на нормативном уровне. Как известно, Конституция 1993 г. провозглашает Российскую Федерацию светской страной, в которой "никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной", где "религиозные объединения отдельны от государства и равны перед законом", а пропаганда религиозного превосходства запрещена (ст. 14; 29). Эти и другие конституционные установки редуцированы в Федеральном законе 1997 г. "О свободе совести и о рели-
* Работа выполнена при поддержке Фонда Дж. и К. Макартуров.
А бдулагатов Заид — заведующий отделом социологии Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН (Махачкала).
гиозных объединениях", по аналогии с которым в субъектах РФ были приняты соответствующие нормы. Однако даже в правовой сфере, призванной упорядочить межконфессиональный диалог и взаимодействие религиозных общин с государством не удалось избежать точек роста потенциальной конфликтности. Прежде всего, потому что трактовка конституционных положений государственными органами, не говоря уже о правоприменительной практике, часто противоречит духу и букве российского законодательства.
Так, в августе 1996 г. А. Куликов - в то время министр внутренних дел, подписал с предстоятелем Русской православной церкви (РПЦ) Патриархом Алексием II соглашение о сотрудничестве МВД и РПЦ, одной из целей которого была "необходимость в защите граждан от духовной агрессии". Поскольку данное понятие в Конституции РФ отсутствует, то в Уголовном кодексе РФ нет определения данного противоправного деяния. Отсюда следует, что, во-первых, милиции и иным силовым структурам вменялось защищать общество от законной по сути деятельности отдельных объединений людей на религиозной основе. Во-вторых, следуя логике документа, "агрессорами" оказывались неправославные вероучения, ибо в нем особо оговаривалась историческая роль православия как духовной основы России. Именно такой подход лег в основу новой редакции закона "О свободе совести...", фактически закрепившей ранжирование конфессий (п. 7, ст. 8). После чего, опираясь на силовые, то есть государственные структуры, РПЦ в ряде субъектов Федерации стала оборонять свою каноническую территорию от иноверцев [Бурьянов, 2000].
Эти линию в дальнейшем поддержал глава Совета безопасности РФ В. Рушайло, подтвердивший во время встречи с наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры епископом Феогностом (март 2003 г.) необходимость "совместных усилий государства и религиозных объединений в деле сохранения национального достояния России и нейтрализации угроз безопасности российскому обществу в духовной сфере" [Офитова, 2003]. Проводимые в столь узком формате (госчиновник категории "А" и православный иерарх) переговоры по вопросу, в решении которого заинтересовано российское общество в целом, вызывают сомнения. Обсуждение темы без привлечения представителей иных вероучений неверно как с точки зрения взаимоотношений "церковь-государство" (по сути, последнее в такой ситуации отказывается от светского характера), так и контактов РПЦ с другими конфессиями, в частности с российским исламом, чьи представители неоднократно выражали недоумение в связи с особым положением православия в системе церковно-государственных связей [Эт-ноконфессиональные... 1999]. Подобные обстоятельства указывают на несоответствие целей, определяемых Конституцией РФ, и реальной практики взаимодействия властных структур с религиозными объединениями.
Типологически сходная, амбивалентная ситуация сложилась в сфере межконфессионального сотрудничества, тональность которого определяется уже не только властями, но и религиозными и околоцерковными элитами. С одной стороны, в российском православии и исламе на официальном уровне присутствует тенденция к поддержанию стабильных, если не сказать дружественных отношений, необходимость которых обусловлена не только стремлением сохранять мир и спокойствие в стране или содействовать духовному оздоровлению общества, но и едиными религиозными корнями христианства и мусульманства, которые относятся к так называемым Авраамическим религиям [Ювеналий, 2002; Гайнутдин, 1999, с. 132-143].
С другой же стороны, даже в сугубо официальных декларациях религиозных лидеров двух наиболее крупных конфессий России наличествуют конфронтационные начала. Так, в одном из телевыступлений Патриарх Алексий II заявил: "Идеология России есть православие". Впоследствии, правда, имела место попытка смягчить резкость этого утверждения, однако в той или иной степени оно присутствует в основополагающих документах РПЦ. Достаточно, например, обратиться к "Основам социальной концепции Русской православной церкви" (приняты юбилейным Архиерейским собором в августе 2000 г.), из которых явствует, что РПЦ, претендуя, как
минимум, на статус "корпорации публичного права", планирует обрести ряд властных функций. Хотя РПЦ и не является государственной церковью в прямом смысле слова, ее священноначалие объясняет такую позицию в том же документе тем, что "всякому государству приходится считаться с реальным религиозным составом своего населения". Аналогичный подход четко обозначен и в многочисленных выступлениях одного из видных иерархов, митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла: "В России примерно 4-5% мусульман, 18,5% людей неверующих. 1,2% католиков и протестантов. Поэтому мы не многоконфессиональная, а православная страна, в которой есть религиозные меньшинства". Развивая далее эти доводы, митрополит подчеркнул: «Вы представьте себе, если бы у нас было 73% мусульман. Как бы правительство "вытягивалось" перед этими 73%» [Кирилл, 2002, с. 28-29]. Мусульманская элита сочла неприемлемой такую постановку вопроса, сославшись в защиту своей позиции на ст. 29 Конституции, запрещающую пропаганду социального, национального и религиозного превосходства. Было также отмечено, что численность мусульман РФ намеренно занижается: по самым усредненным данным их около 20 млн, то есть свыше 15% [Клерикализм. 2002].
В 2001 г., примерно через год после обнародования "Основ" во многом под их непосредственным и косвенным воздействием были приняты "Основные положения социальной программы российских мусульман". В них особо подчеркивалось, что в условиях соблюдения прав и свобод человека мусульманин может выражать свое несогласие с правительством исключительно в рамках действующего законодательства, всячески избегая акций, способных нарушить общественное согласие и мир. Впрочем, как и в документе РПЦ, здесь указывалось на возможность мусульман в исключительных случаях (например, ликвидации конституционного порядка или прекращения действия институтов законной государственной власти) рассматривать вопрос о невыполнении своих обязательств перед государством [Основные. 2001, с. 31].
Подобных акцентов в "Основных положениях" - немало, и это неслучайно: они косвенно отражают сложности, с которыми постоянно сталкиваются мусульмане, поскольку в формировании основных правил государственно-церковных отношений доминирует РПЦ. Одна из таких сложностей - то, что государственная символика РФ (герб, гимн, государственные награды) не отражает многоконфессиональность ее населения. В этой связи мусульмане выражают озабоченность тем, что неправославные "граждане России не смогут получить заслуженную награду, как и какой-либо обязательный государственный документ, только по причине наличия в них неприемлемой для их веры религиозной символики. И это станет фактором разрушения единства нации" [Основные. 2001, с. 39].
Куда более серьезная область трений между православной и мусульманской конфессиями - прозелитизм, в котором обвиняют приверженцев ислама1. Появление в последние годы в РФ "нескольких тысяч мусульман - русских по происхождению"2 [Полосин, Порохова, 2003] - предмет внутриконфессионального беспокойства РПЦ и околоцерковных общественных групп. Одна из них - Союз православных граждан, выступила с заявлением, что в России ведется "разнузданная пропаганда мусульманского прозелитизма среди русских и других православных народов России. Всякий русский, предающий православную веру. будет подвергнут самому жестокому по-
1 Безотносительно как
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.