научная статья по теме РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В КОНТЕКСТЕ КРЕСТЬЯНОВЕДЕНИЯ Комплексные проблемы общественных наук

Текст научной статьи на тему «РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В КОНТЕКСТЕ КРЕСТЬЯНОВЕДЕНИЯ»

ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ

2014 ■ № 4

В.В. БАБАШКИН

Русская революция в контексте крестьяноведения

В статье дается критика интерпретации событий Русской революции ХХ в. в рамках мо-дернизационного подхода, приводится теория революции в крестьяноведении - исторической социологии аграрных обществ, предпринимается попытка применения этой теории к анализу революционных событий в России.

Ключевые слова: Русская революция 1902-1935 гг., крестьяноведение, психосоциальный подход, цель крестьянства в революции.

The article contains some criticism of the modernization approach to analyzing the events of the Russian revolution, presents the specific revolution theory elaborated within Peasant studies, and attempts to apply that special analytic view to figure out the very consistence of the Russian revolution.

Keywords: the Russian revolution, 1902-1935, Peasant studies, psychosocial approach, peasant goal in the Revolution.

Критика позиции Б. Миронова

Я всегда читал работы Б. Миронова с уважительным интересом. Уважение вызывают энциклопедизм и трудолюбие ученого, а если какие-то его умозаключения и кажутся сомнительными, то все равно интересно, как он подстраивает под них обширнейший фактический и статистический материал. Но когда я обнаружил на страницах журнала текст под названием "Русская революция 1917 года в контексте теорий революции" [Миронов, 2013], к упомянутой эмоции примешалось что-то вроде недоумения. Вспомнилось, что 15 лет назад я публиковал на страницах журнала статью почти с таким же названием: "Крестьянская революция в России и концепции аграрного развития" [Бабашкин, 1998]. Там речь велась как раз об одной из теорий революции, которая, по моему глубокому убеждению, наилучшим образом раскрывает суть и смысл событий Русской революции ХХ в. Причем это убеждение я воспринял от очень авторитетных историков и социологов, как отечественных, так и зарубежных, чья профессиональная компетентность никогда не ставилась в историографии под сомнение.

Почему один из ведущих наших поборников социологических подходов в историческом исследовании ни словом не упомянул в обширной историографической статье ни эти имена, ни эту теорию? Отмечу, что такая избирательная "забывчивость" характерна не только для творчества Миронова. У одного из наиболее известных и последовательных сторонников этого теоретического подхода В. Кондрашина, принявшего участие в заседании круглого стола "Сталинизм и крестьянство", были, к сожалению, все основания для печального констатирования: "Почему-то все забыли о результатах

Бабашкин Владимир Валентинович - доктор исторических наук, профессор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.

4 ОНС, № 4

97

грандиозного проекта Данилова-Шанина о крестьянской революции в России" [Мар-ченя, Разин, 2013]. Эмоционально возражая некоторым участникам той дискуссии, он перечислил целый ряд глубоких исследований, не учитывать результаты которых сегодня, рассуждая о Русской революции, просто неправильно. Между тем А. Островский, блестяще критикующий теоретические убеждения Миронова с позиций марксизма (причем не "вульгарного", а того самого, который во всем мире продолжает пользоваться признанием серьезных исследователей), также ни словом не упоминает о теории крестьянской революции [Островский, 2014]. Почему?

Ответить не так сложно. В марксизм, вульгарный или нет, любые теории крестьянских обществ вообще вписываются плохо - не про них наука писана. На это сам К. Маркс без обиняков указывал в ответе на письмо В. Засулич [Маркс, 1961, с. 250251; Late... 1983, p. 124]. И в своих размышлениях о таких обществах он, по собственному признанию, и сам переставал быть марксистом - равно как впоследствии и В. Ленин [Бабашкин, 2007, с. 188, 200-201]. Если же говорить об упомянутом тексте Миронова, то в контексте крестьянско-революционной теории само словосочетание "Русская революция 1917 года" выглядит как-то беспомощно. Отречение царя, неудачный путч Л. Корнилова и удачный Ленина - разве это революция? Революция - это взаимодействие тех факторов, которые привели ко всем этим событиям, а также диалектическая взаимосвязь последующих событий. А смысл теорий революции - более или менее логично объяснить эти взаимодействие и взаимосвязь.

В объяснении, которое Миронов в рамках своего "модернизационного" подхода считает наиболее адекватным (если не единственно верным), логика отсутствует начисто. В его последних публикациях положение России накануне Первой мировой войны описывается так, что невольно приходит в голову знаменитая формула А. Бенкендорфа: "Прошлое России было блестяще, ее настоящее более чем великолепно, а что касается ее будущего, оно превосходит все, что может представить себе самое смелое воображение" (цит. по [Гаспаров, 2001, с. 102]). Отчего же тогда так мощно рвануло в 1917 г.?

«В чем же причина провала столь успешной и благостной, по Миронову, модернизации? - вопрошает еще один жесткий критик творчества этого ученого В. Булда-ков. - Оказывается, во всем виноваты ее "издержки, или побочные продукты". Но что это за модернизация, которой суждено стать жертвой собственных несовершенств? По Миронову, "общество испытало то, что называется травмой социальных изменений, или аномией успеха" [Миронов, 2011, с. 13]. Это напоминает хрестоматийный случай с унтер-офицерской вдовой, которая "сама себя высекла"» [Булдаков, 2012, с. 70]. Бул-дакову категорически не по душе и тот факт, что Миронов жонглирует целым набором теорий революции в стремлении, очевидно, подчеркнуть, как несовершенны все они в сравнении с его собственным модернизационным подходом, «упорно цепляется за обветшалые западные теории, подчас не имеющие точек соприкосновения с действительностью. Он вообще руководствуется количественным принципом, достойным гоголевского персонажа: "в хозяйстве всякая веревочка сгодится"» [Булдаков, 2012, с. 69-70]. Лично мне такой трюк напоминает популярный некогда в общественно-политической литературе жанр критики "буржуазных фальсификаций" по той или иной проблеме советской истории. Там критик припрягал очередного "фальсификатора" к определенному направлению теоретизирования (зачастую существовавшему лишь в голове самого критика), а несостоятельность и "фальсификатора", и самого направления легко доказывалась сравнением нескольких цитат с правильным ответом, то есть с "единственно научным" марксистско-ленинским подходом.

Так, Миронов теоретические убеждения Булдакова относит к "психосоциальным теориям революции" (оговорившись, впрочем, что "классификация подходов и концепций всегда субъективна, так как зависит от критерия, положенного в ее основу, а критерий - от методологических пристрастий автора" [Миронов, 2013, № 2, с. 73]), а затем прибегает к своей излюбленной социальной статистике, которая как бы без лишних комментариев показывает, сколь далеки представители данного направления от

истины. Статистика ему служит тем же, чем советским критикам чуждых теорий служил марксизм-ленинизм - выглядит так же "научно". Но это как раз тот случай, когда уместно вспомнить остроумное французское выражение, уподобляющее статистику женскому купальнику-бикини: внимание привлекает, а главного не показывает. «Честно говоря, - пишет в этой связи Булдаков, - я никогда не понимал логики Миронова, постоянно ориентирующегося на сомнительные статистические данные, собранные бюрократами для иллюстрации собственных "достижений"» [Булдаков, 2012, с. 70].

Лично я далек от утверждения, что Миронов все время оперирует сомнительной статистикой. Из-за этих подсчетов и данных в основном и интересно читать работы ученого. Я утверждаю другое: статистика сомнительна по определению, и пожалуй, лучшее, что она может творить в умах ее производителей и потребителей - порождать сомнение, желание спорить. Приведу простой пример. "Необходимая и целесообразная столыпинская реформа, - пишет Миронов, - не нашла поддержки у большей части крестьянства и породила новые противоречия в деревне: между приверженцами общины и теми, кто хотели из нее выйти (полюбовно ее покинули лишь 27% крестьян)" [Миронов, 2013, № 3, с. 113]. Между строк читается: вот какое туповатое у нас было крестьянство; такую реформу им проводили, а они всего лишь немногим более четверти своих односельчан отпустили из общины, хотя, наверное, "тех, кто хотели из нее выйти", было больше.

Категорически не согласен был с этими пресловутыми 27% такой эксперт по проблеме, как А.Анфимов. Со ссылкой на "Статистический ежегодник России" за 1915 г. он писал о 8,4% выделившихся из общины дворов от общего числа крестьянских дворов в 14,6 млн. Но даже и эта цифра нуждается в более тщательном анализе, поскольку включает не только тех, кто выделились по основному замыслу столыпинской реформы, то есть путем единоличного выхода из общины (таких было лишь 30,6% от попавших в статистику), но и получивших землю в собственность через разверстание на хутора и отруба целых селений и выселков, то есть путем политических и статистических манипуляций правительства [Анфимов, 2002, с. 130-131].

А если более тщательно анализировать и тех, что попали в 30,6%, как это делает английская исследовательница Дж. Пэллот, обнаруживается, что манипуляции имели место не только со стороны правительства. Часто крестьяне, формальные собственники земли, фактически продолжали участвовать в традиционных общинных практиках: претендовали на дополнительные полосы при последующих переделах земли в родной общине, из их числа выбирались должностные лица, включая старосту и представителей общества в волостном суде. Много было фиктивных хуторов, проходивших только по отчетности: землеустроительные комиссии или местные отделения Крестьянского банка регистрировали создание хутора под обещание главы крестьянского хозяйства со временем обосноваться на выделенном ему участке земли, но не существовало эффективных средств проверки искренности этих крестьянских обещаний. Крестьяне получали субсидии на переезд, но часто затягивали переговоры с банком и властями о том, как и в какие сроки они до

Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.

Показать целиком