восставшим. Испанцами в армии Бернадотта припугнули даже финнов, которым в прокламациях сообщалось о планах вторжения в южную Швецию. Финнам следовало продемонстрировать, что речь идет о большой европейской войне; по мнению многих, этой акции должно было хватить для того, чтобы похоронить возможные попытки сопротивления.
Осенью 1808 г. императоры Александр I и Наполеон встретились в Эрфурте. Дружба императоров сохранилась, и Александр I обещал не оказывать поддержки Австрии в ее планах реваншистской войны против Франции, застрявшей в Испании. Но ситуация для Александра I была уже иной, чем в Тильзите, после понесенных поражений: Россия вновь окрепла, тогда как Франция испытывала затруднения. Вновь главными темами стал раздел Османской империи и судьба Константинополя. Россия добилась удовлетворения части своих требований, но Наполеон не собирался отдавать Александру I Константинополь, равно как и Стокгольм. Отношения стали обостряться, и обоим пришлось признать прорехи в континентальной блокаде и размах контрабанды.
В австро-французской войне Франция вновь продемонстрировала свое военное искусство и превосходство, но положение на Пиренейском полуострове оставалось трудным. Англию подчинить не удалось, да и война против Швеции после первых успехов забуксовала в сражениях, которые велись в районах Саво и Эстерботния (Похьянмаа) против регулярных войск и народного сопротивления.
Летом 1812 г. началась война между Францией и Россией.
Уже в Эрфурте Александру I стало ясно, что некоторые ближайшие сподвижники Наполеона переходят к нему в оппозицию и готовят его смещение. Ими были Талейран и Бернадотт. После неожиданного избрания шведским наследным принцем в 1810 г. Бернадотт стал сближаться с Александром I, что привело к заключению русско-шведского династического и государственного договора, предварительно - весной 1812 г., затем официально - во время встречи в Або в сентябре 1812 г.
Договоренности в Або означали, что Швеция отказывалась от реванша в отношении Финляндии, т.е. от возможности вступить в войну на стороне Наполеона в расчете на военные приобретения. Это разрядило ситуацию на петербургском направлении: если бы Бернадотт напал на Финляндию и стал угрожать Санкт-Петербургу, значительную часть своих сил России пришлось бы перебросить в этот регион, и война могла бы приобрести совсем иной оборот. Позднее Бернадотт примкнул к антифранцузской коалиции для изгнания Наполеона из Германии и достижения общей победы в 1814 г.
Абоский договор содержал и иные положения. Для Бернадотта важнейшей являлась династическая часть договора, гарантировавшая его положение в Швеции, и может быть даже его избрание императором Франции. Победа над Наполеоном привела к многочисленным переменам на южном побережье Балтики. Наиболее заметным явилось отторжение от Дании Норвегии и передача ее Швеции. Но ценность этой военной добычи все же потускнела из-за предприимчивости и инициативности норвежцев, которые успели принять у себя конституцию и быстро оформить себе отдельную от Швеции государственность.
Европейские границы и формы правления на долгие годы были утверждены в мирном договоре, заключенном на Венском конгрессе. Потери Швеции на нем не рассматривались. Великое княжество Финляндское было присоединено к России по Фридрихсгамскому миру как завоеванная территория, с перечислением передаваемых ленов.
© 2009 г. Й.-П. НИЛЬСЕН*
«РУССКАЯ УГРОЗА» НА СЕВЕРЕ ЕВРОПЫ И НОЯБРЬСКИЙ ДОГОВОР 1855 года
21 ноября 1855 г., во время Восточной войны, Великобритания и Франция заключили с королем Соединенных королевств Швеции и Норвегии Оскаром I договор, обязывавший Стокгольм не уступать России ни шведской, ни норвежской территории и не предоставлять ей прав на выпас оленей и рыболовство. В случае, если бы Россия выдвинула требование уступки или обмена зе-
* Нильсен Йенс-Петер (Nielsen Jens-Petter), профессор Института истории, Университет Тромсё (Норвегия).
мель, король должен был немедленно известить об этом Великобританию и Францию, которые обещали поддержать своего союзника и направить войска, необходимые для отражения возможного нападения.
Во внешней политике Швеции союз с Великобританией и Францией, открыто направленный против России, пришел на смену «политике 1812 г.», предполагавшей прагматическое взаимопонимание с русскими. После наполеоновских войн Россия производила поистине блистательное впечатление. Многие полагали тогда, что при желании она могла установить контроль над европейским континентом. Это естественно вызывало страх перед Россией, и, в частности, значительная часть британского общества оказалась охвачена русофобией1. Во Франции сильные антирусские настроения возникли еще ранее (исключение составляли лишь французские философы-просветители, отношение которых к Екатерине II иногда сравнивают с позицией левой интеллигенции XX в., защищавшей советский коммунизм). В середине XIX в. любой европеец, считавший себя либералом, революционером или социалистом, был настроен против России2. Симпатии к России сохранялись только в консервативных кругах Европы, в особенности - Германии, где многие аристократы восхищались российской монархией, отстаивающей христианские ценности и стабильный общественный порядок. Выдающимся представителем этих кругов был барон А. фон Гакстгаузен, характеризовавший в 1840-е гг. русскую деревенскую общину как наилучший оплот против распространения демократии, атеизма и революции3.
Среди норвежских консерваторов также имелись поклонники России, но их было немного. Норвежская элита была настроена в основном антирусски. Многим шведским и норвежским либералам, недовольным «политикой 1812 г.», казалось, что Соединенные королевства находятся в тени России4. С 1840-х гг. у норвежской элиты активно культивировались во многом надуманные антирусские настроения, а газета «Ден Конститушунелле», орган так называемой «партии интеллигенции» (занимавшей в середине XIX в. ведущее положение в политической и культурной жизни Норвегии), последовательно проводила антироссийскую линию5. В Кристиании многие считали, что Россия поддерживала короля Карла Юхана III в его борьбе против норвежского парламента (стортинга), хотя это и не соответствовало действительности6.
Русофобия была одним из культурных и идеологических веяний, охвативших Норвегию в первой половине XIX в. и укреплявших норвежский национализм. Норвегия находилась на отдаленной периферии Европы и местная элита полагала, что противостояние российскому «варварству» способствует консолидации норвежской нации и обеспечит ей значимую роль среди «цивилизованных народов»7. Так, о «почетном, но в то же время опасном призвании быть европейским форпостом против грозящей с Востока опасности» писал в
1856 г. Оскар I8. И хотя
норвежцы были настроены к России более дружелюбно, чем шведы, боязнь России подспудно ощущалась и при малейшем поводе могла обостриться.
В том, что в Норвегии в XIX в. существовал страх перед Россией, не было ничего удивительного. Россия активно расширяла свои границы во всех направлениях, и с 1820-х гг. норвежские военные все чаще размышляли о российской угрозе9. Они полагали, что, не имея незамерзающих портов на своей территории, Россия будет стремиться овладеть одним из портов Северной Норвегии. Благодаря капризу природы, воды вдоль норвежского побережья не замерзают круглый год, однако у российских берегов благоденствующее влияние Гольфстрима быстро ослабевает и норвежско-российская граница на севере часто изображалась как чисто климатическая -с незамерзающими гаванями на западе и вечными льдами и снегами на востоке. Отсюда возникало предположение, что русские захотят получить незамерзающий порт или в Варангерфьор-де, как полагали вначале, или в Хаммерфесте, Альтафьорде или Нарвике, о которых говорили позднее. Двуглавый орел как бы кружил все южнее и южнее вдоль побережья Северной Норвегии, высматривая наилучшие гавани для российского военно-морского флота.
Больше всего распространению подобных воззрений содействовал представитель лондонской торговой фирмы Джон Райс Кроу, поселившийся в 1818 г. в Хаммерфесте. Он стал основателем северо-норвежского зверобойного промысла в полярных морях и основал в 1826 г. в Альте медеплавильный завод «Alten Copper Works». Кроу много лет был британским вице-консулом в Финнмарке. Однако в 1836 г. он лишился этой должности, поскольку выяснилось, что в свое время он был замешан в так называемом деле Будё (1818 г.) - английской контрабандной операции, надолго осложнившей взаимоотношения между Великобританией и Соединенными королевствами10. Спасая свою карьеру, Кроу в июне 1836 г. направил в Форин офис сенсационный доклад о политическом положении на севере Скандинавии. В нем он описывал природные богатства норвежской губернии Финнмарк и развивал мысль об опасности для британских интересов возможного приобретения Россией гавани на берегу Ледовитого океана11. Завоевав в 1808-1809 гг. Финляндию, русские добрались на севере до так называемого Финского клина (Finskekilen) -
участка финских земель, вклинивавшихся между шведской и норвежской территорией, на расстоянии всего 20 английских миль от Норвежского моря. Тем самым, полагал Кроу, Россия получала ключ к Финнмарку. Он нисколько не сомневался в том, что этот район рано или поздно может разделить судьбу Финляндии12.
Подобный доклад не мог не привлечь внимание тогдашнего министра иностранных дел Г.-Д.-Т. Пальмерстона - либерала и русофоба, старавшегося всячески противодействовать усилению позиций России в Европе. Кроу не только был восстановлен в своей должности, но даже получил пост консула в Финнмарке, а в 1843 г. был назначен генеральным консулом Великобритании в Норвегии и переехал в Кристианию. С 1837 г. он отчитывался непосредственно перед министром иностранных дел и стал восприниматься как своего рода эксперт по России13. Однако его отчеты имели один недостаток: Кроу почти никогда не указывал источник своей информации. Между тем, его предостережения как будто подтверждались неурегулированностью отношений на норвежско-российской границе, проведенной в 1826 г. Са
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.