История
Русские консульства в Монголии в российско-китайско-монгольском политическом взаимодействии начала ХХ в.
© 2009 А. Сизова
Статья посвящена политическому измерению деятельности русских консульств в Монголии в 1861 —1917 гг. и их роли в осуществлении российской ''дальневосточной стратегии''. Императорский консульский институт внес существенный вклад в разрешение "монгольской проблемы'', будучи эффективным механизмом посредничества России в процессе достижения Монголией автономии, а также ''кобдоского'' и "алтайского" вопросов начала XX в. Анализируется работа консульств по укреплению позиций России во Внешней Монголии и сохранению баланса сил в конкурентной региональной международной подсистеме данного периода. Ключевые слова: русские консульства, российская дипломатия, Россия и Китай, Россия и Монголия, "монгольский вопрос", международные отношения в АТР.
Одним из наиболее значимых и насыщенных периодов в истории развития монгольской государственности является конец XIX — начало ХХ вв. Именно в это время на фоне общего "пробуждения Азии'' страна преодолела зависимость от Китая, обрела автономный, а впоследствии и независимый статус. Решающим в процессе отделения Монголии от Китая стал российский фактор, поскольку Северная Монголия (Халха) в соответствии с установлениями дальневосточной политики России, выработанной в условиях жесткой конкуренции великих держав, Китая и Японии за доминирование в Восточной и Центральной Азии, входила в зону российского влияния1.
Защита политических интересов империи, заключавшихся в сохранении политического status quo и увеличении своего экономического влияния в регионе, привлечение симпатий монгольских правящих кругов и народа, регулирование противоречий между сторонами, стремившимися реализовать свои сценарии решения "монгольского вопроса'' (Россия, Китай, Монголия, Япония), ложилась на
Сизова Александра Александровна — аспирант Института Дальнего Востока РАН. E-mail: sayun@yandex. ru
плечи российских дипломатов в Китае и, прежде всего, глав консульских учреждений в Монголии — Урге (современный Улан-Батор, основан в 1861 г.), Улясу-тае (Улиастай, 1906 г.), Кобдо (Ховд, 1911 г.), Шара-Сумэ (г. Алтай, в 1907 г. выделился из консульства в Кобдо). Являясь проводниками линии МИДа, консулы одновременно обладали значительной автономностью в выполнении задач по обеспечению интересов России. Степень российского влияния в Монголии и эффективность претворения в жизнь российской политики во многом зависела от них.
Несмотря на то, что по проблемам российско-монгольско-китайских отношений и "монгольскому вопросу'' выполнено большое количество работ отечественных и зарубежных авторов2, отдельного исследования, посвященного специфике функционирования российских консульств в Монголии во второй половине
XIX — начале ХХ вв. и их участию в международных отношениях в регионе в указанный период, предпринято не было. Наиболее изученным аспектом данной темы за последние годы стала деятельность Генерального консульства в столице Монголии — Урге в период работы консула Я.П. Шишмарева, освещенная в работе ряда российских историков3. При этом остается мало изученной работа преемников Я.П. Шишмарева и роль консульства в политических отношениях России, Китая и Монголии. За пределами данных публикаций остаются также проблемы участия консульств Западной Монголии (в частности, Кобдо и Шара-Сумэ) в решении важнейших вопросов российско-монгольских и российско-китайских отношений.
Целью настоящей работы является анализ политического измерения деятельности российских консульств в Монголии, их роли в решении "монгольского вопроса'' и проблем, сопутствовавших борьбе монголов за независимость.
До 1910-х гг. Генеральное консульство в Урге занималось преимущественно торговыми делами русских в Монголии. Русско-монгольская приграничная торговля имела для России большое значение еще с XVII в.4 С ускорением развития российского капитализма с середины XIX в. Халха представлялась правительственным и деловым кругам России выгодным рынком сбыта промышленной продукции, источником сырья, а впоследствии — важнейшей транзитной территорией для русско-китайской торговли. В этот период значительно выросла русская колония в Монголии и соответственно объем работы консульств5. В начале
XX в. Монголия приобрела для России и политико-стратегическое значение — в качестве "буферной" зоны между Россией и Китаем для сохранения "баланса сил'' в регионе, по мере роста международных противоречий в Восточной и Центральной Азии. Более серьезное внимание на Монголию Россия обратила только после русско-японской войны, когда вступила в борьбу за преобладание здесь не только с Китаем, но и с Японией6. Россия не могла проникать далее в Южную Маньчжурию и Внутреннюю Монголию, что было закреплено договорами с Японией 1907 и 1910 гг. Приоритетными зонами для России стали Северная Монголия и Северная Маньчжурия7. В связи с этим П. Тан писал: "Только с началом русско-японской войны в 1904 г., который ознаменовал появление Японии как новой победоносной державы на Дальнем Востоке, царская Россия была вынуждена бросить свои интересы в Южной Маньчжурии и обратить большую долю внимания на Монголию''8.
В отличие от Синьцзяна, в Монголии русским консулам не приходилось заниматься активной разведывательной и политической деятельностью, поскольку иностранцы здесь стали появляться только к 1880-м гг., а китайская колонизация в Халхе началась в последней трети XIX в. Более того, договорами с
Англией и Японией конца XIX — начала ХХ вв. Внешняя Монголия была признана сферой специальных интересов России, и союзники не стремились распространить здесь свое влияние. Исключение составляло ''тибетское'' направление разведывательной работы ургинского консульства, необходимой для ведения ''Большой игры''. Она осуществлялась еще с 1870-х гг. Я.П. Шишмаревым и проявлялась в сборе информации у паломников и торговцев, путешествовавших из Монголии в Лхасу, содействии русским военным и ученым экспедициям9. Однако в полной мере активность ургинского и западно-монгольских консульств проявилась в период борьбы монголов за национальную независимость 1910-х гг. Консулы содействовали успеху движения монгольской элиты за сохранение национальной самобытности и суверенитета страны, а после 1911 г. — поддержанию в Монголии административного и военного баланса10. Активная деятельность консульств в Монголии стала важнейшим фактором упрочения торгово-экономических и политико-стратегических позиций царской России в Монголии.
В начале ХХ столетия в Монголии, ставшей к этому времени ''придатком'' мировой капиталистической экономики и испытывавшей все более серьезный гнет маньчжурской ''метрополии'', развернулось национально-освободительное движение за отделение от Цинского Китая11. С провозглашением так называемой ''новой политики'', призванной стать инструментом сохранения авторитета правящей династии в условиях системного кризиса, цинский двор приступил к коренным административным и военным преобразованиям, поощрял ханьскую колонизацию с целью превращения Монголии в рядовую китайскую провинцию. На специальном совещании в Пекине 1909 г. цинское правительство и ряд представителей монгольской аристократии подписали план колонизации Монголии и специальное соглашение, по которому пригодные для земледелия участки последней отчуждались в пользу цинского двора при условии уплаты половины стоимости земли дзасакам соответствующих хошунов12. Угроза ассимиляции и потери национальной самобытности, бедственное экономическое положение толкнули монгольское население на освободительное движение, вступившее в наиболее активную фазу после Синьхайской революции. По мере развития освободительного движения его лидеры выдвигали панмонгольские лозунги, призывая к объединению всех монголов, в том числе и восточных, и восстановлению утраченной государственности13.
В силу объективных причин и ввиду долгих дружественных отношений с Россией, помощи в этой ситуации монгольская аристократия могла ждать только от ''белого царя''. Россия поддержала монголов, однако лишь в той мере, в которой это на тот момент отвечало интересам империи. На фоне обострявшейся на рубеже XIX — XX вв. международной обстановки в Европе особую важность для царского правительства имели спокойствие на восточных границах, status quo на Дальнем Востоке, в том числе равновесие в отношениях с Китаем, старательно формировавшееся на протяжении трех веков14. Независимость Монголии, которую пришлось бы отстаивать в вооруженном столкновении с Китаем, не отвечала насущным внешнеполитическим целям России, и она согласилась на содействие Северной Монголии только в достижении автономного статуса, при сохранении сюзеренитета Китая15.
Именно с провозглашением независимости Монголии в декабре 1911 г. русские консульства вышли на авансцену российско-китайско-монгольских политических отношений. По словам Дж. Фриттерса, резкая перемена курса китайского правительства во Внешней Монголии в 1907 г. заставила российских дипло-
матов в Пекине, Урге и Западной Монголии первыми осознать, что через несколько лет Пекин навяжет свою волю в этом пограничном с Россией регионе, и это станет не только барьером для экономического развития, но и представит военную угрозу для российского государства на данной территории16. Тонкая дипломатическая игра в треугольнике интересов, проводимая консулами, заключалась в выработке стратегического компромисса между Ургой, пытавшейся "отложиться" от Китая и объединить монгольские народности Китая и России в рамках "Великой Монголии'', Пекином, настаивавшим на исторической принадлежности Монголии Поднебесной, и Петербургом, стремившимся сохранить Внешнюю Монголию в качестве сферы влияния и не желавшим видеть ее ни независимой, ни китайской17.
В последнее десятилетие XIX в. социально-экономическая и внутриполитическая ситуация в Цинской империи становилась все более напряженной. Симоносексский мир, подписанный с Японией в апреле 1895 г. по результатам японо-китайской войны 1894—1895 гг., наложил на Цинов тяжелые экономически
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.