А. в. СТЕПАНОВ ; Русский ЯЗЫК
Москва | в интерпретации А. Н. Толстого
ЗАГАДКИ ТЕКСТА
А. Н. Толстой, действительный член АН СССР «но разряду изящной словесности». время от времени посвящал свои устные выступления и статьи культуре и правильности русской речи.
Вот, например, употребляют такие выражения: через пару недель, через пару часов. Если разобраться — получается глупость. Может быть пара штанов, пара пива, пара лошадей в том случае, если они запряжены... Как же может быть: парные часы или парные недели. Ведь минута на минуту не похожа. («Слово есть мышление»).
Мнение писателя и сейчас представляется вполне актуальным, если вслушаться в речь, которая идет к нам с экранов телевизоров и из радиоприемников.
Воспитанный, подобно своему герою («Детство Никиты»), в дворянской усадьбе, если воспользоваться метафорой, — в усадьбе классического в своих признаках языка русских писателей, будущий писатель думал, «что нужно писать красиво, чтобы речь лилась по всем каналам словесности, — по-тургеневски...» («В поисках художественного слова»).
Между тем А. Н. Толстой рано почувствовал так называемый «кризис читателя», происходивший и литературе: Чехов еще «носил в себе своего читателя, любимого, выпестованного», а Л. Андреев уже «придумал себе крайне нервного», И. Бунин тоже «представил для себя читателя-скептика». Значит, А. Н. Толстому было предназначено вырваться вперед, пойти дальше и предшественников, и современников. Походя выразив комплимент раннему Горькому за «впечатление залитой солнцем зыби на синей воде», следуемое из первого предложения его рассказа «Мальва» (Море— смеялось), Л.Тол-
стому — за «разрушение плавной, красивой фразы», он поведал свою программу, неслыханно парадоксальную:
Я в 1917 году пережил литературный кризис. Я почувствовал, что. несмотря на знание огромного количества русских слов, я все же русского языка не знаю, так как, желая выразить данную мысль, мог)1 ее выразить и так. и этак, и по-третьему, и по-четвертому. Но каково ее единственное выражение — не знаю. Вывело меня на дорогу изучение судебных актов XVII века. Эти розыскные акты записывались дьяками, которые старались записать в наиболее сжатой и красочной форме наиболее точно рассказ пытаемого. Не преследуя никаких «литературных» задач, премудрые дьяки творили «высокую словесность». В их записях — алмазы литературной русской речи. В их записях — ключ к трансформации народной речи в литературу. («Чистота русского языка»; см. также статьи «Как мы пишем», «Письмо начинающему автору»).
«Высокая словесность» признаний в сыскном Приказе? Реплики-монологи (?), полученные в ответ на «вопросы» заплечных дел мастеров (?!)... Невероятно! Но не будем забывать, что писатель А. Н. Толстой явился при столкновениях и конвер-генциях двух веков, когда нужно было «при построении научной языковой культуры разобраться в гениальном наследстве «мужицкой силы»:
«Не видно ни зги»... Все мы знаем, что «зга» — это кольцо под дугой... В этом выражении целая серия жестов. Пришлось бы вскрывать внутренний жест всех ста тысяч слов русского языка...
Этимология слова достаточно спорная, однако здесь по нашим, учительским, так сказать, разумениям не что иное, как раскрытие «внутренней формы слова», «скульптурная выразительность» «корне-
вой семантики» слов, согласно теории А. А. Потебни и его последователей (А. Жи-тецкого, Д. Н. Овсянико-Куликовского, Г. О. Винокура, А. В. Чичерина). Дело в том, что в своих наблюдениях А. Н. Толстой отталкивался от теории конца XIX — начала XX в., именовавшейся «новейшим психологическим направлением» или апперцепцией. «В поэтическом творчестве действует один и тот же основной закон апперцепции — объяснение нового неизвестного при посредстве известного, имеющего название» (А. Ж и тс ц к и й. Теория поэзии // Филологические записки. 1901, вып. VI). «Если я говорю о «золотых волосах», я употребляю украшающий эпитет, если я говорю о «волосах как золото», я употребляю сравнение, если я говорю о «золоте ее волос», это будет метафора, но апперцепция во всех случаях одна и та же». (Р. М ю л л е р - Ф р е й е н -фел ьс. Поэтика/ Пер. с нем. — Харьков, 1923).
Апперцепцию называли «краеугольным камнем в психологии стиля», особенно в отношении к эпитету (апперцепция эпи-тетическая).
Но поскольку апперцепция — соблазнительно верная дорога к штампам, которым по «системе К. Станиславского» было противопоставлено «физическое действие» — жест, то А. Н. Толстой повернул ее от эпитета к глаголу и существительному. «Найти верный глагол для фразы» означает дать этой фразе движение.
И вот иллюстрации — две природные зарисовки наступления грозы.
Картина первая:
Вдруг в доме бухнула оконная рама, посыпались стекла и раздались испуганные голоса. Алексеи Алексеевич подошел к окну. Огромная и густая, как ночное небо, туча низко, над самыми полями, ползла на усадьбу... В туче появился свет и пробежал извилистыми, ослепляющими корнями от неба до земли. Раскололось, затрещало небо, рухнуло громовыми ударами. («Граф Калиостро»).
Картина вторая:
Отец ушел на балкон, в темноту. Шум становился все крепче, торжественнее, и, наконец, сильным порывом ветра примяло акации у балкона, пахнуло пахучим духом в дверь, внесло несколько сухих листьев, мигнул огонь в матовом шаре лампы, и н&тетевший ветер засвистал, завыл в трубах и в углах дома. Где-то бухнуло окно, зазвенели разбитые стекла. Весь сад
теперь шумел, скрипели стволы, качались невидимые вершины. («Детство Никиты»).
Мы видим, что картина первая — с преобладанием слов-определений — окрашена зловещей экспрессией: она ахроматична (цвета черный и белый — по сюжету рассказа, предшествовавшего появлению Калиостро, литературно-типового субъекта черной магии). Картина вторая менее изысканна, но светлее, реалистичнее, по стилю — ученическое сочинение на тему грозы, наивно убедительное. Но как от первого, так и от второго фрагментов исходит впечатление штампа. Конечно, их объединяет, более того, скрепляет единство изображаемого предмета (денотат) и «единство самобытно нравственного отношения» писателя к предмету. В первой картине автор жонглирует изобразительными средствами (как и положено герою рассказа фокуснику-магу), во второй — подобно гимназисту приготовительного класса, старательно выписывает учебную — в назидание и поучение — картинку. Повторяем, и та и другая вполне годятся в штампы. Кстати, писатель, объявивший войну штампам, сам нередко оказывался в их власти. Ср., например:
Его освещенное камином лицо казалось раскаленно-красным, — мясистый нос, щеки, заросшие бородкой, полузакрытые веками, слегка воспаленные глаза повелителя вселенной. Он предавался хорошей скуке, необходимой раз в неделю, чтобы дать отдых мозгу и нервам. («Гиперболоид инженера Гарина»).
Впрочем, нам бы хотелось сделать одно, вроде дивертисмента (вставного эпизода), предупредительное замечание.
Словесность литературного штампа весьма и весьма благообразна — как в плане правильности, так и в плане выразительности языка. Произведения, отстоящие друг от друга на дальние исторические и «идеологические» дистанции, удивительным образом совпадают в умелом построении фраз.
Если сравнить (или сопоставить) роман М. Арцыбашева «Санин» (1907 г.), принявший на себя множество идеологических заклятий, и роман П. Павленко «Счастье» (1947 г.), не менее идеологически заклятый, правда, по другим основаниям, то можно видеть, что их объе-
линяет академически правильный язык: предложения из обоих романов могут быть использованы как примеры в образцовых грамматических хрестоматиях по русскому языку. И писатель А. Н. Толстой дорожил 1акою рода фразами, правда, предпочитая использовать их в публицистике.
Мы же хотим рассмотреть реализацию его писательски-научной культуры русского языка (глагольного текста) на материале романов «Петр Первый» <1929— 1945 гг.) и «Хождение по мукам» (1922— 1941 гг.), распространивших на XX в. русскую художественную речь XIX в. и явивших новую словесно-изобразительную систему. Но про себя надо помнить, что Толстой-писатель не менее противоречив, чем Толстой-человек. Ср., например, отзывы И. Бунина («Дневники») о Толстом-писателе: «Перечитывал «Петра» А. Толстого... Очень талантлив!» (1941 г.); «Кончил «18-ый год» А. Толстого... Подлая и почти сплошь лубочная книжка...» (1943 г.).
Владевшая Толстым мысль, исконно и в предлагаемом им развитии, отличалась по-настояшему филологической, даже лингвистической квалификацией — отыскивать «органическую фразу» (термин К. Аксакова), единственно подходящую для выражения содержания. Ср. в «Петре Первом»:
Санька соскочила с печи, задом ударила в забухшую дверь. За Санькой быстро слезли Яшка, Гаврилка и Артамошка: вдруг все захотели пить... Чада прыгали с ноги на ногу, — все были босы...
— Озябли? А то на двор сбегаем, посмотрим, — батя коня запрягает...
Где стиль повествователя, автора, знакомых нам по классической литературе? Инкрустация устарелой лексемы чада (дети), сказ — атмосфера натуры, жеста?
Лефорт становился большим человеком <...> Был он. как лист хмеля в темном пиве Петровых страстей.
Вот и слово стиля, причем самое излюбленное поэзией, самое частотное в произведениях классической русской литературы, — страсти (в первичном значении «сильные чувствования»). Однако в препозиции к нему другие страсти (и тоже в первичном значении), хотя и не
стиля, а языка — народной речи — «страх»:
Чада кинулись в темную избу, полехчи на печь, стучали зубами... Санька натянула на себя, на братиков бараний тулуп и под тулупом опять начапа шептать про разные страсти: про тех, не будь помянуты, кто по ночам шуршит в подполье...
Какая ифа языком! И слова незнакомые, экзотические:
А чай, а кофей? А картовь — тьфу, будь она проклята! Похоть антихристова, — картовь!
В устаревших значениях и экспрессивной окраске:
Весьма неодобрительно шепталось духовенство, черное и белое: явственно сила отходила от них к иноземцам и к своей всякой ново-взысканной и непородной сволочи...
И над всеми словами романа — два: Россия (Русь) и... ум:
Довольно искушений и новшеств. Оплот России здес
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.