4 Бохановская (урожд. Чернявская) Галина Федоровна (1854-1936) - издатель; жила в Париже. После победы большевиков вернулась в Советскую Россию.
5 ГАРФ. Ф.Р.-5987. Оп. 1. Д. 1-16.
6 Андреев Вадим Леонидович (1902-1976) - русский поэт-прозаик. В октябре 1917 г. уехал вместе с отцом в Финляндию; с осени 1920 г. воевал добровольцем в Белой армии. Летом 1921 г. в составе своей воинской части отплыл в Константинополь; учился в Русском лицее в Софии, откуда, получив стипендию комитета Уиттмора (поддержка эмигрантской студенческой молодежи), отправился на учебу в Берлин, где совместно с Анной Присмановой и Георгием Венусом участвовал в издании коллективного сборника «Мост на ветру» (дебютная публикация поэта). В 1924 г. переехал в Париж.
7 Андреев В.Л. История одного путешествия. М., 1974. С. 246.
8 Williams R C. «Changing Landmarks» in Russian Berlin, 1923-1924. // Slavik Review. 1968. №28. P. 581.
9 См.: Beyer T., Kratz G, Werner X. Russische Antoren und Verlagnachdemersten Weldkruege. Berlin, 1987.
10 См.: Емельянов Ю.Н. «Русский Берлин» (издательские центры в 20-30-х гг.) // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940. В 2 кн. Кн. 1. М., 1994. С. 51.
11 См.: Гессен И.В. Годы изгнания. Жизненный отчет. Париж. 1979. С. 106.
12 Левитан И. Русские издательства 1920-х гг. в Берлине // Книга о русском еврействе. 1917-1967. Нью-Йорк, 1968. Эти сведения сообщил Р. Гулю берлинский издатель «Петрополиса» А.С. Каган, (Новый журнал. 1979. № 134. С. 111).
13 Оренбург И. Собр. соч.: В 9 т. Т. 8. М., 1990. С. 407.
14 Русская книга. 1921. № 2. С. 15.
15 Гессен И.В. Годы изгнания: Жизненный отчет. Париж, 1979. С. 22-23.
16 См.: Кудрявцева В.Ю. Деятельность Дома искусств в Берлине (1921-1923) // Культурное наследие... Книга вторая. С. 448.
17 Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж; М., 1996. С. 117.
18 См.: Баркова О.Н. Литературная и журналистская деятельность женщин русского зарубежья. 1917-1939 гг. // Клио. 2013. № 4 (76). С. 96.
19 См.: Зайцев Б.К. Голубая звезда: Повести и рассказы. Из воспоминания. М., 1989. С. 27.
20 Белый А. Одна из обитателей царства теней. Л., 1924. С. 30.
21 Вандаловская М.Г. Русская эмиграция в XX веке. // Московский журнал. 2004. № 3.
22 См.: Гуль Р. Я унес Россию. М., 2001.
23 Дьякова О.Л. - внучка Г.И. Эйсмана, влиятельного российского предпринимателя и владельца фенешебельного «Гранд-Отеля» на Крещатике, бывшего городского головы г. Киева.
24 Дьяков Ипполит Николаевич (1865-1934); в эмиграции с семьей с 1919 г.
25 Всего в Берлине было открыто 20 книжных магазинов.
26 См.: Баркова О.Н. Проблема сохранения национально-культурной идентичности женщинами русского зарубежья. 1917-1939 гг. // От Древней Руси к Российской Федерации. История Российской государственности. Материалы междунар. науч. конф. Москва, МГУ имени М.В. Ломоносова, 28-29 сентября 2012 г. СПб., 2013. С. 732-751.
27 Последние новости. Париж. 1924. № 1142. С. 3.
28 ГАРФ. Ф.Р.-5882. Оп. 1. Д. 6. Л. 4.
29 Бурлюк Давид Давидович (1882-1967) - художник, поэт, литературный и художественный критик, публицист; в эмиграции с семьей с 1920 г.
30 См.: Бобров С. О новой иллюстрации // Вертоградари над лозами. М., 1913.
31 См.: Бурлюк М. Страницы жизни в Америке. Дневник. 1930 г. // Colorandruhme. 1962. № 48. С. 31.
ВАДИМ ПАВЛОВИЧ НИКОЛАШИН
кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры государственного и муниципального управления Мичуринского государственного аграрного университета (Мичуринск, Тамбовская обл.)
Тел.: 8 (905) 121-95-13; Е-таИ: nikolashin.vadim@yandex.ru
ВАДИМ ВИТАЛЬЕВИЧ КУЛАЧКОВ
кандидат исторических наук, доцент кафедры философии, истории и социологии Брянской государственной
инженерно-технологической академии (Брянск) Тел.: 8 (953) 270-81-37; Е-таИ: vad2517@yandex.ru
В начале XX в. российские земледельцы стали все больше заявлять о себе не только в экономическом, но и в социально-политическом отношении. Новая экономическая политика, которая была выстрадана крестьянством в ходе Гражданской войны, создала условия для эффективного и поступательного развития села. Но после стабилизации обстановки в стране нэп стал сворачиваться властью. Правительство вновь включило репрессивные механизмы, обрекая деревню на роли «донора» и аутсайдера цивилизационного развития.
Ключевые слова: крестьянство, власть, реформа, деревня, модернизация, земля, аграрные трансформации.
«СФИНКС» РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ В ЗЫБУЧИХ ПЕСКАХ БОЛЬШЕВИСТСКИХ АГРАРНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ: КРЕСТЬЯНСТВО В 1918-1933 гг.
Государственная аграрно-продовольственная политика на протяжении веков находилась под прессом двух «стихий» (природы и власти), которые были неподконтрольны русскому земледельцу. При этом оба внешних фактора, не имеющие на первый взгляд прямых связей, в неурожайные годы действовали «в унисон», накладывая значительную «контрибуцию» на крестьянское хозяйство. Одним концом цепа высокие налоги в «голодные» годы ударяли по земледельцу, другим - по
легитимности власти и в форме «бунта» по фундаменту государственности. Однако в самом факте выступления крестьянство не видело никакой «крамолы». В частности, весной 1906 г. крестьяне на вопрос о политической борьбе отвечали следующее: «Бунтовать? Почто бунтовать? Мы не согласны бунтовать <...> Мы землю и волю желаем <...> за правое дело народ "грудью восстанет, жизни своей не жалеючи", если разобраться, это будет святое народное дело»1.
Попытки перестроить земельно-аграрную структуру страны мирным путем с корректировкой на экономическое благополучие «благородного» сословия предпринимались властью с завидным постоянством со второй половины XIX в. Однако подобные начинания несли в себе антикрестьянский, выгодный в первую очередь управленческим элитам заряд. Так, реакцией деревни на Манифест 1861 г. стало распространение слухов о том, что господа «подменили волю». Один из крестьян помещицы Воейковой (Бокинской волости Тамбовского уезда) на сходе заявил, что «уставные грамоты мы не хотим, будем ждать новой воли»2. Чувство недоверия к власти, которое экстраполировалось на всех представителей города, перманентно существовало в крестьянском сознании.
В начале XX в. возникающая техногенная цивилизация поставила российскую власть перед необходимостью формировать стабильный уровень продовольственной безопасности государства. Предпринимая попытку трансформировать государство из «Святой Руси икон и тараканов», как ее «окрестил» Л.Д. Троцкий, в мощную экономическую державу, власти требовалось произвести масштабную модернизацию сельского хозяйства. Незаменимой фигурой на этом поле, несмотря на периодические попытки власти не замечать данный факт, оставался великорусский крестьянин.
В этимологическом русскоязычном словаре Фасмера отмечается, что термин «крестьянин» в современном значении употребляется с конца XIV в. Его происхождение относится к древнерусскому термину «христианин», «крест». Согласно В.О. Ключевскому, крестьянином становился «вольный человек <...> с той минуты, как "наставлял соху" на тяглом участке, и переставал быть крестьянином, как скоро бросал хлебопашество и принимался за другое занятие»3. Таким образом, неотъемлемым признаком крестьянина, наряду с работой на земле, проживанием в деревне или селе и регулирующей ролью традиции во всех сферах жизни, были «свобода» и «воля». В качестве ключевой материальной ценности деревни выступала земля, однако полноте ее использования мешали сначала помещики, затем - советские функционеры. В глазах крестьянства они были иждивенцами и в большинстве своем ничего конструктивного не вносили в жизнь деревни. Требуя свою долю в урожае, они выступали «ограничителями» основных критериев качества жизни села - «земли» и «воли».
Социальные силы, разбуженные отменой крепостного права, усилили рост сепаратистских настроений отдельных крестьянских общин и волостей. Особенно интенсивно влияние общин в общественно-политической сфере стало нарастать с середины 90-х гг. XIX в. В 1917 г. крестьянские чаяния свободы начали воплощаться на практике. Так, в протоколе Борисоглебской уездной земской управы от 28 декабря 1917 г. отмечалось, что на несколько месяцев в с. Малые Алабухи было образовано «.что-то вроде самостоятельной республики Чащинской волости»4. Крестьяне воплощали в жизнь утопию: «деревню, свободную от сборщиков налогов, вербовщиков рабочей силы, крупных землевладельцев, чиновников»5. Почувствовав «вакуум власти», община стала самочинно решать вопросы на местах. Так, в протоколе Борисоглебской уездной управы от 28 апреля 1917 г. отмечалось, что «в Большой Грибановке население не признает никакой власти и постановлений даже своего земства <...> С Малыми Алабухами дело обстоит еще хуже, образовалось что-то вроде самостоятельной республики Чащинской волости, крестьяне задержали муку в количестве 404 пуда из имения Петрово-Соловово, запроданную в армию, и делили ее между собой»6.
То, что не удалось в 1861 г. и в ходе столыпинской реформы, деревня постаралась воплотить в жизнь в период третьей реформы - социализации земли. Однако и здесь на пути деревенских представлений о «хорошей жизни» встали представители власти. Большевики, выступая в качестве модернизационных элит, в рамках реализации своего реформационного потенциала трансформировали экономику в направлении ее индустриализации, что не-
минуемо вело к ломке традиционных аграрных устоев. В частности, Элвин Тоффлер отмечает, что «когда большевики стерли с лица земли последние, сохранявшиеся еще долго остатки крепостничества и феодальной монархии, они отодвинули на задний план сельское хозяйство и совершенно преднамеренно стали ускорять развитие индустриализации»7.
В 1917-1921 гг. крестьянство вышло на историческую арену из вековой тени, продемонстрировало свою силу в решении аграрного вопроса. Причинами роста политической активности «сфинкса» русской истории стал «элитаризм» в вопросах распределения поземельных ресурсов. Данные вопросы разрешались в столице, губернских городах или, в крайнем случае, в уездном центре. При этом деревня коммуникативно была отрезана от управленческ
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.