Андрей Михайлович Судариков (Санкт-Петербург),
докторант Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина
Советская оборонная наука и руководство страны в 1945-1960 гг.
Наука не существует сама по себе, и ее история неотрывно связана с историей страны. Наибольшего расцвета наука достигает в государствах, которые поддерживают научный поиск, не навязывают ученым решение только нужных государству практических задач, где ощущается экономическая и политическая заинтересованность в максимальном раскрепощении личности. В XX в. только уровень развития науки и ее реальное воздействие на экономику государства определяют претензии страны быть «цивилизованной» и «великой».
Как государственный, официальный институт, наука в России узаконена с 1725 г., с момента учреждения Петром Великим Петербургской академии наук1. В XX в. при советской власти наука получила значительное развитие (главным образом экстенсивное). Многократно возросла численность Академии наук, возникли сотни отраслевых научно-исследовательских институтов. Наука стала атрибутом любого ведомства. Однако и в советской период именно Академия наук всегда была мозговым центром нашей национальной науки, и важнейшие научные достижения были все же получены в рамках академической науки. Причем принципы, положенные еще Петром I в основу организации Академии наук (и всех научных исследований), «сохранили значение на протяжении всей ее истории»2. Эти принципы стали историческими традициями, особенностями функционирования отечественной науки. Известный историк российской науки С.И. Романовский подметил некоторые существенные моменты развития отечественной науки3:
- науку в Россию импортировали из Европы как обычный товар, поэтому Академия наук с момента своего основания стала обычным государственным учреждением. Петр I начал оплачивать занятие наукой, значит, приравнял труд ученого к государственной службе. Оказавшись в прямой зависимости от государства, наука оказалась в «унизительной зависимости от власть имущих»;
- поскольку организация Академии наук не стала закономерным итогом экономической и культурной эволюции страны, наука существовала не в гармонии с историческими традициями русского общества, а в некотором противоречии с ними. По мнению академика П.Л. Капицы, наша наука не нужна «массам», ученые вообще не знают, кому в Советском Союзе нужна наука;
- насильственное внедрение науки в российское общество привело к культивированию прежде всего прикладной науки, к потребительскому отношению государства к науке. Экономика России никогда не была по-настоящему рыночной, ею распоряжались чиновники, отсюда и наука в нашей стране всегда зависела от высших должностных лиц;
- русская научная мысль влилась в «мировую работу» с середины XVIII в., отстав от современной науки на полтора столетия. Россия своей историей обрекла себя на определенную «научную отсталость», на судорожные рывки в научном развитии, на необходимость с постоянным напряжением кого-то догонять;
- при советской власти возник своего рода союз режима и науки: науку достаточно обильно инвестировали, но при этом бдительно следили за ее поведением. Наиболее щедро финансировались те направления, которые были нужны властям, некоторые работы (и даже целые отрасли науки), наоборот, искусственно подавлялись и угнетались.
В середине XX в. научные исследования по некоторым программам приняли такой размах и приобрели такое значение (атомный проект, ракетная программа), что от них стали зависеть судьбы народов и государств. Такие исследования требовали огромных затрат, координации работы научных учреждений, предприятий и целых отраслей хозяйства на государственном уровне, поэтому от решения высших должностных лиц государства в научной сфере стало зависеть чрезвычайно много.
Среди советских руководителей, оказавших большое влияние на развитие отечественного
естествознания, техники и технологий в послевоенный период, можно выделить Л.П. Берия, Г.М. Маленкова, Н.С. Хрущева. Их взаимоотношением с российским научным сообществом и посвящена данная работа.
На протяжении почти 50 лет имя Л.П. Берии ассоциируется в сознании общества с массовыми репрессиями, произволом и беззаконием в деятельности органов внутренних дел и государственной безопасности . Июньский (1953 г.) пленум ЦК КПСС создал образ развратника и интригана, карьериста, властолюбца, палача и агента международного империализма. В некоторых работах, опубликованных в последнее десятилетие, Л.П. Берия, наоборот, предстает чуть ли не предвестником эпохи реформ и предтечей перестройки4.
Новые публикации недоступных ранее документов и воспоминаний ученых, работавших под руководством Берии, позволяют более объективно оценить роль этого человека в развитии отечественного оборонного комплекса5.
Л. П. Берия впервые соприкоснулся с ведущими отечественными учеными-оборонщиками после назначения наркомом НКВД в 1938 г. Он убедил И.В. Сталина в целесообразности использования арестованных и осужденных ученых и специалистов военной промышленности по их прямому назначению в специальных конструкторских бюро и научно-исследовательских институтах6. Именно Л.П. Берия подписал приказ по НКВД об организации особых технических бюро7. Однако он ничего нового не выдумывал: еще в 1929 г. в Бутырской тюрьме существовало КБ ВТ - Конструкторское бюро «Внутренняя тюрьма»8. Уже тогда Л. П. Берия проявил склонность к работе над новой техникой, к выработке технической политики. Не случайно Лаврентий Павлович с отличием окончил Сухумское высшее начальное училище в 1915 г., Бакинское среднее механико-строительное техническое училище в 1919 г. и два года проучился в Бакинском политехническом институте, в 1920-1922 гг.9 Среди членов Политбюро Л.П. Берия оказался наиболее подходящим на роль главного администратора атомного проекта СССР. Академик А.М. Петросьянц писал, что среди высших руководителей страны Берия - наиболее подготовленный в вопросах технической политики и техники. Именно в его ведении были несколько военно-промышленных НИИ и КБ, десятки промышленных предприятий различного профиля, тысячи заключенных. Именно через Берию проходила вся разведывательная информация о работах над атомной бомбой в других странах. Пункт 13. Постановления ГОКО № 9887 сс/оп. «О специальном комитете при ГО-КО», опубликованный впервые в 1996 г., гласил: «13. Поручить т. Берии принять меры к организации закордонной разведывательной работы по более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство разведывательной работой в этой области, провидимой органами разведки»10.
В годы Великой Отечественной войны общее руководство советским атомным проектом осуществлял В.М. Молотов. Однако ни стиль его руководства, ни достигнутые результаты ученых-атомщиков не устраивали. С переходом атомного проекта под эгиду Л.П. Берии ситуация кардинально изменилась, он быстро придал всем работам необходимый размах и динамизм. По мнению академика А.М. Петросьянца: «Все это я знал не понаслышке, а по личным контактам с ним по многим техническим вопросам, касающимся танкостроительной и ядерной тематики... Он обладал огромной энергий и работоспособностью, был организатором, умеющим доводить начатое им дело до конца»11. В совершенно таких же выражениях пишет о Л.П. Берии академик Ю.Б. Харитон, который отмечал: «Может быть, покажется парадоксальным, но Берия, не стеснявшийся проявлять порой откровенное хамство, умел по обстоятельствам быть вежливым, тактичным и просто нормальным человеком»12. Очень хорошее впечатление от встреч с Берией сложилось и у Н. Риля, немецкого специалиста по металлургии урана, вывезенного в СССР и получившего за работу в советском атомном проекте орден Ленина и звезду Героя Социалистического Труда13.
Заместитель И.В. Курчатова профессор И.Н. Головин, склонный представлять Берию демоническим злодеем, тем не менее отмечал: «Берия был прекрасным организатором - энергичным и въедливым. Если он, например, брал на ночь бумаги, то к утру документы возвращались с резонными замечаниями и дельными предложениями. Он хорошо разбирался в лю-
дях, все проверял лично, и скрыть от него промахи было невозможно»14.
Ю.Б. Харитон вспоминал о стиле работы Берия: «Проводившиеся им совещания были деловыми, всегда результативными и никогда не затягивались. Он был мастером неожиданных и нестандартных решений»15. В то же время М.А. Садовский оказался участником совсем иного по духу совещания. В кремлевском кабинете Берии обсуждалась подготовка полигона к первому термоядерному взрыву. Берия, распаляясь, вдруг начал высказывать недовольство, обрывать и менять докладывавших ему людей, задавать странные вопросы. Наконец, он совершенно вышел из себя и почти выкрикнул: «Я сам расскажу!». Постепенного из его бурного монолога стало выясняться: он хочет, чтобы на полигоне взрывом было уничтожено все. Чтобы было страшно!16 Академик П. Л. Капица, принимавший на первых порах участие в работе Особого комитета и Технического совета по атомной бомбе, в письме И.В. Сталину отозвался о методах работы Берии, Маленкова и Вознесенского резко отрицательно17. Через две недели после последнего письма П.Л. Капица был освобожден от работы над атомной бомбой, но оставлен на всех своих академических должностях. По одной из легенд, Л.П. Берия был столь доволен уходом «строптивого» Капицы из атомного проекта, что приехал Институт физических проблем и «даже привез с собой великолепный подарок Капице - богато
18
инструктированную тульскую двустволку» . По другой легенде, Берия просил у И. В. Сталина санкцию на арест П.Л. Капицы, но не получил ее. По мнению Ж.А. Медведева, обе легенды маловероятны: «Берия был очень злопамятным и самолюбивым человеком. Зная о себе мнение Капицы, он вряд ли мог искать его расположения уникальным подарком. С другой стороны, Берия также понимал, что и арест Капицы не в его деловых интересах... Арест Капицы, имевшего огромный моральный и научный авторитет среди физиков всего мира, мог дискредитировать советское руководство и отразиться на эффективн
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.