Страницы истории
УДК 339
США И ЯПОНИЯ НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (1937-1939 гг.)
© 2014 г. М.Г. НОСОВ
Институт Европы РАН, Москва
Американо-японские отношения в период между июлем 1937 г., когда захват Маньчжурии перерос в широкомасштабную войну между Японией и Китаем, и началом Второй мировой войны в сентябре 1939 г. можно характеризовать как крах американских надежд на сохранение Версальской системы в Тихоокеанском регионе. В этот период политика США в отношении Японии стала постепенно переходить от увещеваний японских агрессоров к возможному противостоянию. Переговоры и американские призывы к благоразумию и здравому смыслу и даже угрозы введения экономических санкций не слишком действовали на японских политиков и военных, заявлявших об установлении «нового порядка» в Азии, официальной целью которого было якобы «освобождение народов Азии от белого колониализма», а на деле являлось перераспределением ресурсов региона в пользу Японии.
Ключевые слова: США, Япония, Китай, СССР, умиротворение, Мюнхенское соглашение, санкции.
Эволюция американской политики в отношении Японии в 1937-1939 гг. постепенно шла от благодушных надежд на сохранение мира к готовности противостоять японскому милитаризму. В телеграмме посла США в Токио Джозефа Грю, направленной 1 января 1937 г. госсекретарю Корделлу Хэллу, посольство оценило перспективы развития американо-японских отношений на предстоящий год как «не внушающие пессимизма» [10, p. 2]. В своём дневнике на странице за 12 февраля того же года Грю, описывая свою встречу со спикером МИД Японии Амау Эй-ити, который в апреле 1934 г. выдвинул доктрину,
направленную против «политики открытых дверей», Джозеф Грю
тем не менее, назвал свою главу «Время, когда японо-американские отношения были лучше, чем когда-либо» [14, p. 205].
К этому моменту американцы более или менее смирились с японским захватом Маньчжурии, начавшемся в 1931 г., и пытались приспособить сло-
* НОСОВ Михаил Григорьевич - доктор исторических наук, член-корреспондент РАН, заместитель директора ИЕРАН. E-mail: mikhailnosov@mail.ru.
Продолжаем цикл статей об истории развития отношений США и Японии. См.: «США ❖ Канада». 2011: № 1, 2, 7, 11; 2012: № 4 и 11; 2013: № 7, 12 - Ред.
жившуюся ситуацию к собственным интересам в Китае. Американцы считали, что японцы не смогут освоить экономическое развитие этих провинций и прибегнут к американским капиталам и технологиям в рамках политики «открытых дверей». Кроме того, японский протекторат над северными провинциями Китая рассматривался Вашингтоном как своего рода санитарный кордон на дальневосточных границах СССР.
Оптимизм американцам внушала и фигура пришедшего к власти в феврале 1937 г. премьер-министра генерала Хаяси Сендзюро, которого посол Грю охарактеризовал как «солдата до мозга костей, честного, рационального, прямого, умеренного, влиятельного в армии, хотя и не слишком опытного в политике и в государственном управлении» [10, р. 708]. Назначенный же в марте министром иностранных дел Сато Наотакэ имел репутацию либерала, что позволило американскому послу срочно доложить в Вашингтон - назначение Сато «явно свидетельствует о постоянном конфликте, существующем в Японии между либеральной дипломатией старой школы и бесноватой, бряцающей оружием дипломатией, сложившейся после Маньчжурского инцидента 1931 года» [10, р. 49].
Реакция американского посла в Токио на изменения в японском политическом истеблишменте, чья позиция в определённой степени влияла на принятие решений в Вашингтоне, всегда отражала его тайную надежду на смену политического курса Японии, что далеко не полностью соответствовало реальности японской политической кухни. Расчёт на либерализацию связывался с политической репутацией новых фигур в правительстве и с их отдельными не всегда откровенными высказываниями. Посол Грю всё ещё считал, что маятник политической конкуренции раскачивается между милитаристами и либералами, которые в конечном счёте одержат верх над военными. Подобной же точки зрения придерживалось и руководство США, и американские общественные деятели, всё ещё надеявшиеся, что либерализм «демократии Тайсё» и основанная на здравом смысле оценка экономических и военных потенциалов обеих стран, возьмёт верх над милитаризмом. Американские оценки политики Токио основывались и на допущении, что японская экономика не готова к широкомасштабной войне ни с СССР, стоявшем на первом месте в планах японского Генштаба, ни с Китаем, где Япония продолжала вести не слишком интенсивные военные действия против армии Чан Кайши.
При этом не учитывалось, прежде всего, то, что Япония уже после захвата Маньчжурии твёрдо встала на рельсы мобилизационной экономики в рамках провозглашённого лозунга о создании «тотального государства», что и определяло политическую ориентацию страны. Правительство выделило крупные государственные дотации на развитие тяжёлой промышленностью, где были размещены военные заказы, уровень заработной платы упал, а рабочий день увеличился до 11-ти часов. Не понимал Грю и того, что за частой сменой политических фигур на Олимпе власти стояла сложная борьба между политическими партиями, императорским двором и военными, чья роль с каждым годом возрастала.
В конце мая 1937 г. кабинет Хаяси ушёл в отставку, а новый премьер-министр Коноэ Фумимаро и министр иностранных дел Хирота Коки особым либерализмом не отличались, поскольку, хотя и не считали всевластие военных благом для Японии, выступали за проведение агрессивной внешней поли-
тики. Новый премьер был противником международных договорённостей 1920-х годов и Лиги Наций как инструмента урегулирования международных споров. Он считал, что всё это консервирует несправедливое распределение территорий и ресурсов и что Япония «должна отбросить идеи мира, основанные на принципе статус-кво, и выработать новые принципы международного мира, основанного на текущих подходах». Коноэ делил страны мира на «имеющие ресурсы и земли» и «не имеющие их». Относя Японию ко второй группе, он считал, что мир должен был обеспечить Японии «право на выживание» [16, р. 38].
Американский оптимизм был окончательно развеян событиями июля 1937 г., и прогнозу Грю не было суждено сбыться. Новое японо-китайское
столкновение началось вечером 7 июля 1937 г. с незначительного эпизода. Во время регулярных маневров японского батальона, дислоцированного вблизи моста Люгоцяо (мост Марко Поло; см. фото) в 30 километрах от Пекина , было сделано несколько холостых выстрелов в сторону казарм китайской 29-й армии. Китайцы ответили выстрелами, которые никакого вреда японцам не причинили. Во время вечерней поверки обнаружилось отсутствие одного японского солдата, в исчезновении которого обвинили китайцев. К моменту, когда солдат вернулся из самоволки, была объявлена тревога, информация о случившемся была доложена по инстанции и началась перестрелка между противостоящими гарнизонами. Обе стороны подтянули подкрепления и начали интенсивные военные действия. В Японии инцидент был расценен как нарушение достигнутого в 1935 г. японо-китайского соглашения о том, что китайские войска не могут вводиться в провинцию Хэбэй, в территорию которой входил Пекин. По словам премьер-
Выпускник Гарварда и карьерный дипломат Грю до самого нападения на Пёрл-Харбор был убеждён в том, что войны с Японией удастся избежать, а то, что ему говорят на дипломатических раутах японские политики, соответствует реальности. В дневниковой записи от 5 декабря 1941 г. посол цитирует частное письмо к нему «известного японского политика», уверенного в том, что «переговоры в Вашингтоне закончатся благополучно». Запись заканчивается словами: «По моему мнению, это письмо является прекрасным примером существующего сегодня общественного мнения в Японии» [14, р. 486].
К 1937 г. Японские войска располагались во многих районах Китая, включая Тайвань, где они находились с 1895 г., в соответствии с Симоносекским договором, в трёх провинциях Маньчжурии (Хэйлуцзян, Кирин, Ляонин) и в части провинций Жэхэ (до 1955 г. - провинция на севере-востоке Китая, сейчас часть провинций Хэбэй, Ляонин и Внутренняя Монголия) и Чахар (до 1952 г. провинция во Внутренней Монголии сейчас часть провинций Хэбэй и Шаньси), захват которых был осуществлён в ходе так называемого Маньчжурского инцидента. Кроме этого японские войска после участия в подавлении Боксёрского восстания в 1901 г. находились в районе Пекина и Тяньцзина, на Ляодунском полуострове (в соответствии с Портсмутским миром 1905 г. Японии отошли Порт-Артур и Далянь) и Шаньдунском полуострове (после Первой мировой войны Японии отошли бывшие германские территории на полуострове Шаньдун) и в международном сеттльменте в Шанхае.
министра Японии Коноэ, случившееся явилось «результатом антияпонской военной акции со стороны Китая» [20, р. 444-446].
Первоначально инцидент носил довольно ограниченный характер и было очевидно, что японское правительство проявляло определённую заинтересованность в его урегулировании. В Токио многие политики считали, что конфликт будет мешать подготовке к решению стратегической задачи - войне с СССР. Противники расширения военных действий исходили и из того, что расходы на новую войну подорвут возможность сосредоточить экономические и военные ресурсы на реализации установления японского господства во всей Азии, а использование экономики Маньчжурии пока было не достаточным для решения долгосрочных задач японской политики.
В то же время и в Японии, и в Китае существовали силы, препятствовавшие мирному урегулированию инцидента. Обладавшие всё более растущим политическим весом, японские военные видели в расширении военных действий фактор укрепления своего влияния и получения новых военных ассигнований. Руководство Квантунской армии считало, что случившееся у моста Марко Поло, предоставляет хороший шанс для расширения японского военного присутствия в Китае. Деловые круги видели в войне возможность для дальнейшего развития экономики. По словам министра торговли и промышленности Ёсино Синдзи, «правительство рассматривало инцидент как возможность сделать ещё один решительн
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.