Swiat roslin... 2001 - Swiat roslin w j^zyku i kulturze // J^zyk a kultura. T. 16 / Red. A. D^browska,
I. Kaminskiej-Szmaj. Wroclaw, 2001. Ziolkowska 1988 - Ziolkowska M. Gaw^dy o drzewach. Warszawa, 1988.
T.A. A g a p ki n a. Trees in the Traditional Culture of Slavs: A Problem of Systematic Description
Keywords: symbolism, trees, Slavs, traditional culture, systematic description, folklore, mythology, rite
The author discusses the possibilities of designing a universal scheme for describing vegetation symbolism (the tree symbol) and outlines the basic parameters for such a description. The article draws on folklore, mythology, and ritual data related to the Slavic traditional culture.
ЭО, 2012 г., № 6 © И.М. Денисова
"СТУПАЙ К ЭТОМУ ДРЕВУ ЛАЗОРЕВОМУ, ВЛЕЗЬ НА НЕГО..." (К ВОПРОСУ ОБ ОБРАЗЕ ДЕРЕВА В РУССКИХ СКАЗКАХ)*
Ключевые слова: лес, Древо жизни, Мировое древо, подземный мир, остров, женский персонаж, большая птица, животное, картина мира, круговорот жизни
В статье рассматриваются сказочные мотивы с образом дерева, наиболее часто встречающиеся в различных типах русской волшебной сказки. Ставится вопрос - насколько правомерно соотносить сказочный образ дерева с такими архетипическими образами мифологии, как Мировое дерево и Древо жизни. По материалам сказок с привлечением некоторых типологических параллелей анализируется взаимосвязь образа дерева с различными персонажами и их действиями (в том числе - распространенные мотивы рубка героем дерева и подъем героя на дерево в гнездо большой птицы). Выявляются следы реинкарнационных представлений, связанных с образом дерева в сказках.
Для восточнославянской мифологической картины мира образ дерева является ключевым, системообразующим и многоаспектным. Многоаспектность этого образа связана прежде всего с функциональной многоплановостью самого дерева1. Даже частичная реконструкция семантического поля образа дерева возможна только на основе сопоставления представлений, отраженных в различных областях народной культуры, так как для каждой из них характерен свой набор образов, входящих в семантический комплекс, связанный с архетипом дерева. Интересная попытка разобраться в мировоззренческих основаниях культа дерева была предпринята в работе С.А. Токарева и
Ирина Михайловна Денисова - к. и. н., научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН.
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 10-01-00001а.
Т.Д. Филимоновой (1983: 155-159), в которой различные аспекты этого культа и их взаимосвязь были представлены в виде схемы2.
В исследованиях по восточнославянской культуре вопрос о семантике образа дерева чаще всего изучался по материалам обрядности; в исследованиях же сказок, которые могли бы помочь проникнуть в древние слои мировоззрения, ему до сих пор уделялось недостаточное внимание, и несмотря на периодические упоминания об этом образе у исследователей, специально анализировался он лишь в одной статье (Пропп 1934), посвященной, к тому же, только одному сказочному мотиву (см. ниже). Это объясняется, возможно, высокой значимостью дерева как архетипа, хотя роль этого образа в русских сказках относительно скромна, так как в большинстве сюжетов дерево выступает лишь как часть ландшафта, место клада или временного укрытия героя. Однако семантика дерева может быть раскрыта через комплекс соотнесенных с ним образов и действий персонажей. В.Я. Пропп наметил основные методологические принципы изучения волшебной сказки, одним из которых является "освещение каждого элемента в отдельности по всему сказочному материалу" с учетом того, что "ни один сюжет... не может изучаться без другого ни морфологически, ни генетически" (Пропп 2005: 99-100). С этих позиций мы и попытаемся подойти к образу сказочного дерева.
Наиболее многозначен образ дерева (обычно дуба) в известном мотиве добычи героем яйца с жизнью-смертью (душой, силой) Кощея (вар. - Змея, Бабы-Яги) (тип № 302 по АА и 3021 по СУС - Аф.: №№ 156, 158; Карн.: №№ 42, 141; РНССБ: 88; Бел. ск.: 97). Чаще всего дуб растет на таинственном острове в море (хотя встречаются и иные локусы: за морем, на горе, в поле, которое порой также - на острове; вместо моря могут быть озеро, река). Вопрос о том, чем именно являлось в прототипе искомое героем яйцо, требует специального анализа разнообразных вариантов (так как в нем может заключаться, например, и любовь царевны - Аф.: №№ 232, 268), однако несомненно, что оно имеет отношение к представлению о некоем жизненном потенциале, скрытом в мифическом "центре мира", так как этот образ известен и по заговорам, субъект которых явно ждет от яйца прибавления здоровья, жизненных сил или иных благ: "Есть в море камен, в том камени утица, в тои утице яйцо. Пригожается то яйцо ко всякому недугу человеческому. и пойдет от того яйца по всем суставам . сему р.Б. на здравие" (Срезневский 1913: 508). В другом подобном заговоре такое яйцо "дает свет" (Отреченное 2002: 164)3 (можно предположить, что прототип был близок к варианту в известном хеттском тексте: дерево - шкура овцы на нем - жир в ней -зерно в нем - долгие годы жизни и потомство - см. Иванов, Топоров 1974: 35). Данный комплекс мифологических образов - море, остров-камень, дерево, (нередко - со змеей) - является основополагающим в концепции мифического сакрального "центра мира" - точке "абсолютного начала, где прорвалась скрытая энергия священного. В этой точке происходит абсолютно все творение" (Cook 1974: 9). Для восточнославянской культуры этот семантический комплекс реконструирован преимущественно по заговорам, хотя и с привлечением отдельных сказочных параллелей (Шиндин 1993; Агапкина 2010: 33-59; 74-79; Денисова 2009а).
Рассматривая семантический комплекс "сакрального центра" в заговорах с образами острова, камня и дуба, В.Н. Топоров соотносит последний с архетипом Мирового древа: ".Подобная экспозиция с большой точностью отражает пространственно-временную схему мирового дерева и космологическую функцию этого образа" (Топоров 1993: 99). Эта мысль неоднократно повторяется в разных работах ученого, посвятившего жизнь глубокому изучению славянской культуры, однако он сам отмечал, что далеко не всегда удается восстановить полную схему данного образа, и, в частности, по сказкам, объясняя это тем, что "топология архетипа" не может полностью отразиться "в топологии данной сказки" (Топоров 1967: 85). Это утверждение сомнений не вызывает, однако попытка реконструировать "классический" архетип
Мирового древа в русской народной культуре, особенно по сказкам, все же представляется натяжкой. Благодаря распространению в отечественной литературе с конца 1960-х годов концепции Мирового древа4 многие исследователи различных областей народной культуры в образе любого дерева стремились увидеть именно этот архетип5, который отражает относительно поздние представления о вертикально структурированном пространстве с четким разграничением трех миров. В восточнославянской сказке такой очевидной соотнесенности образа дерева с этим архетипом мы не находим. Так, в рассматриваемом мотиве дуба на острове в различных вариантах сказок типа 302 конкретное местонахождение "цепочки" с жизнью-смертью Кощея (и т.п.) может варьироваться; и никакие "классы живых существ" обычно не соотнесены непосредственно с "ярусами" этого дуба6. Не находим мы и каких-либо светил или божеств на вершине такого дуба, зато по многим вариантам можно заключить, что и само море (река, озеро), и остров с дубом находятся в подземном мире, по которому путешествует герой (например - РНССБ: 73, 88). Таким образом, о дубе на острове пока что можно сказать лишь, что он - хранитель, а, возможно, и источник некоей жизненной энергии, то есть является ипостасью другого архетипа - Древа жизни. Данный архетип, в основе которого лежит идея плодородия, связан несомненно, с более древним мировоззренческим пластом, он значительно шире распространен и многообразнее проявляется в различных областях культуры (СД II 1999: 60-86, 133135) (не совсем понятно, однако, почему его принято считать вариантом Мирового древа, скорее, дело обстоит наоборот). На необходимость более четкого разграничения этих двух ипостасей мифологического образа Древа в ходе его анализа обращал внимание еще Б.А. Латынин (1933: 24-27), особо подчеркивая связь Древа жизни с женским божеством плодородия, соотносимым с землей и водой, от которого ждали и продолжения человеческого рода7.
Обратим внимание на то, что дерево в разных сюжетах наших сказок, даже очень крупное и старое, часто вырывается, срубается героем или само падает (вопреки концепции о Мировом древе, по которой его "поднятие ... обозначает установление всех мыслимых связей между частями мироздания и прекращение состояния хаоса" -Топоров 1972: 96): "Булат-молодец ухватил дуб могучими руками и с корнем вырвал; достал из-под дуба сундук." (Аф.: № 158); герой Световик, добывая в подземном мире яйцо со смертью Яги на острове Буяне, "пошел по тропке - дуб весь оброс мохом; подрезал, давай толкать его, дуб полетел; оказался в дупле старый ящик." (РНССБ: 88; см. также Карн.: №№ 42; 141; и др.). Удивителен эпизод сказки (вар. типа № 461 по СУ С), где явно выражено пренебрежительное отношение именно к древнему дубу: герой по дороге встречает уставший стоять 300 лет дуб, который сам его просит узнать у Змея о его сроке; возвращаясь, он лишь "толкнул его ногою, дуб свалился; под ним злата и серебра и каменья драгоценного что ни есть числа!" (Аф.: №305). Мотив скрытых под деревом или в дупле золота, сокровищ, встречающийся в сюжетах различных сказок (варианты типов по АА №№ 735, 834, 1643 и др.) вполне сопоставим с мотивом "жизни-смерти в яйце" и является, вероятно, его более поздней трансформацией. Напротив, как отголосок типологически более ранних представлений можно рассматривать сюжет, где дерево выступает в роли всемогущего божества (тип по АА и СУС № 555), выполняя все более дерзкие желания старика и старухи, пока, наконец, возмущенное их требованием стать бессмертными богами, не превращает их в медведей (Аф.: №76).
Старый дуб, падающий от пренебрежительног
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.