ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2014 ■ № 4
МЕТОДОЛОГИЯ
Н.С. РОЗОВ
Судьба философии в контексте циклической динамики России
Структурная специфика российской философии включает прерывистость и слабость автономного развития, разделенность поля внимания, противостояние "туземной" (почвеннической) и "провинциальной" (западнической) традиций, воспризводящуюся периферийность. Эти особенности объясняются на основе теории интеллектуальных сетей Р. Коллинза и модели циклической динамики истории России. Определяются условия, при которых следует ожидать трансформации выделенных черт в их противоположность, - цельность поля внимания, последовательное развертывание идей, автономное развитие, полноценная включенность в западную и мировую философию, прекращение метаний и трезвая оценка роли и значимости своей философской традиции.
Ключевые слова: русская философия, история русской философии, структурные черты философии, "туземная" и "провинциальная" философия, поле интеллектуального внимания, интеллектуальные сети, циклическая динамика, циклы в истории России, условия развития национальной философии.
Structural aspects of Russian philosophy include intermittence and weakness of autonomous development, disruption of intellectual attention field, reproduction of antagonism between "native" (patriotic) and "provincial" (Western-oriented) traditions, permanent peripherality. These features are explained on the basis of intellectual networks theory by Randall Collins and dynamical models of Russian historical cycles. The conditions are discussed under which the given structural features of Russian philosophy transform into their opposites: the integrity of intellectual attention field, consistent deployment of ideas, independent development, successful inclusion into Western and world philosophy, sober assessment of the role and importance of own philosophical tradition.
Keywords: Russian philosophy, the history of Russian philosophy, structural features of philosophy, "native" and "provincial" philosophy, the field of intellectual attention, intellectual networks, the cyclical dynamics, cycles in Russian history, conditions of national philosophy development.
Есть ли свое узнаваемое лицо у отечественной философии? Трудный вопрос. После эпохи активного импорта французских (от Вольтера и Д. Дидро) и немецких (от И. Канта и Ф. Шеллинга) идей, во многом благодаря взрывным "Философическим письмам" П. Чаадаева, российская мысль делится на западническое и славянофильское русла. Позже набирают силу новые волны идейного импорта, прежде всего марксистские и неокантианские течения, ведущие как к попыткам их осмысления и
Розов Николай Сергеевич - доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института философии и права СО РАН (Новосибирск).
развития (Г. Плеханов, Н. Грот, А. Введенский.), так и к отторжению (К. Леонтьев, Н. Данилевский). Во многом благодаря Вл. Соловьеву и разочарованию в интеллигентском радикализме наступает "веховский" период с доминированием религиозно-философских исканий (Дм. Мережковский, С. Булгаков, П. Флоренский), эту линию продолжает послереволюционная эмиграция (Н. Бердяев, П. Струве). Славянофильская, "византийская", антизападническая традиция трансформируется в евразийство (П. Савицкий и др.).
В СССР философское пространство монополизируется государственным "марксизмом-ленинизмом", пусть и с полукрамольными обертонами (А. Лосев, А. Зиновьев, Э. Ильенков, М. Мамардашвили, Г. Щедровицкий).
Но в постсоветский период мы вновь приходим к сильнейшей дивергенции: с "туземным" полюсом державно-патриотического, имперского, националистического уклона и "провинциальным" полюсом западнических аналитизма, феноменологии, постмодернизма и проч1.
Попробуем отвлечься от содержания философских идей и присмотреться к структурным характеристикам бытования и развития философии в России. При таком взгляде обнаруживаются достаточно устойчивые сквозные черты:
- хрупкость и разорванность поля интеллектуального внимания, нет упорного сосредоточения на определенном круге проблем в течение хотя бы одного-двух-трех десятилетий;
- прерывистость (нет единого продолжающегося потока мысли, в каждый период все начинается будто "с нуля");
- отсутствие или слабость автономного развития; чрезмерная зависимость от западной философии как в подражании, так и в отвержении; темы и подходы приходят извне;
- воспроизводящаяся периферийность как во вторичной "провинциальности" обсуждения проблем западной философии, так и в "туземном" отчуждении от них; обе эти ветви остаются маргинальными в поле внимания западной и мировой философии;
- рецидивирующие метания: от вселенских амбиций до самоуничижения.
В данной статье делается попытка объяснить эту структурную специфику российской философии на основе теории интеллектуальных сетей [Коллинз, 2002] и результатов анализа циклической динамики истории России [Розов, 2011]. За эскизным объяснением последует проективная часть: при каких условиях и при какой направленности действий следует ожидать трансформации выделенных черт в их противоположность - цельность поля внимания, последовательное развертывание идей, автономное развитие, полноценная включенность в западную и мировую философию, прекращение метаний и трезвая оценка роли и значимости своей философской традиции.
Брачная метафора
Тема отношений между философией и политикой в России - квинтэссенция классической темы "интеллигенция и власть", поскольку философия была и остается средоточием абстрактных, нравственных, мировоззренческих вопросов, волнующих интеллигенцию, интеллектуалов, а верховная власть в России, традиционно авторитарная, была и остается стержнем всей отечественной политической жизни (так называемая "русская система").
Начало российской философии иногда относят к XVIII в., но, строго говоря, это был период массированного идейного импорта, а не самостоятельного творчества (ср.
1 Здесь и далее используется разделение "туземной" и "провинциальной" науки в работе [Соколов, Титаев]. Коротко, "туземцы" не признают ничего, стоящего интеллектуального внимания, вне собственной национальной традиции, тогда как "провинциалы" все внимание и энергию отдают рецепции идей и подходов, поступающих из зарубежных интеллектуальных центров (почти исключительно западноевропейских и американских).
[Власенко, 1988; Абрамов, Коваленко, 1989]). Примерно 200-летняя история взаимоотношений между верховной властью и самосознательной российской философией настолько драматична, настолько насыщена скандалами, разрывами, жесткими взаимообвинениями, периодами смиренной покорности при тайных изменах, что напрашивается сама собой брачная метафора.
Здесь верховная власть в России выступает в роли мужа с патриархальными ухватками, склонностью к угнетающему гиперконтролю над поведением всех домашних, нетерпимостью к чужому своеволию, что перемежается как периодами снисходительности и попустительства (1900-1910-е, 1990-е гг.), так и приступами самодурства, садистской жестокости (объявление Чаадаева сумасшедшим, исключение философии из университетских дисциплин в 1830-1850 гг2., "философский пароход" 1922 г., искоренение любой немарксистской мысли в СССР).
В то же время российскую философию, как было показано выше, не удается представить как единую личность даже с переменчивым нравом. В рамках этой полушутливой метафоры следует говорить, скорее, о нескольких женах, содержанках, служанках и даже засланных врагами соблазнительниц, которые сосуществуют, обычно бранясь друг с другом, иногда сменяя друг друга, нередко явно или неявно соревнуясь за близость к общему хозяину - государственной власти, а иногда мечтая заменить опротивевшего мужа-домостроевца на нового возлюбленного с захватывающими дух заморскими (социалистическими, революционными, либеральными или эстетскими) манерами.
Ясно, что в роли "любовника" здесь выступают Европа и Запад, соответственно -западная интеллектуальная традиция. Западу в России явно или тайно завидуют, пытаются "догнать" или "превзойти". Российская "провинциальная" мысль всегда готова "отдаться" Западу (только вот он ею обычно пренебрегает). "Туземная" философия привержена своему хозяину - государственной власти - и всеми силами делает вид, что посторонних претендентов на ее внимание нет вовсе, либо они безнадежно деградировали, либо исключительно опасны хоть для ленинской "идейности", хоть для православной "духовности".
Брачная метафора, помимо своих образных и комических достоинств, указывает, как мы увидим далее, на некий базовый политико-экономический инвариант. Однако в деле объяснения исторической динамики российской философской мысли данная аналогия уже сильно "хромает". Поэтому для анализа долговременных процессов в отношениях между философией и властью в России обратимся к макросоциологиче-ским моделям [Коллинз, 2002; Розов, 2011].
Двушаговый механизм социальной причинности
Крупные социальные, политические и экономические события влияют на интеллектуальную, в том числе философскую, сферу не за один шаг (как в полузабытой, но все еще скрыто доминирующей у нас "ленинской теории отражения"), а за два. "Вначале политические и экономические изменения ведут к подъему или упадку материальных институтов, поддерживающих интеллектуалов; религии, монастыри, школы, издательские рынки претерпевают рост и спад благодаря этим внешним силам. Затем интеллектуалы приспосабливаются к изменениям материальных условий и заполняют пространство, доступное для них согласно закону малых чисел" [Коллинз, 2002, с. 508].
Итак, политические и социально-экономические пертурбации могут оказывать положительное, стимулирующее влияние на интеллектуальное творчество, когда сети перестраиваются, но традиции не прерываются и накопленный потенциал используется для постановки и решения новых проблем. В таких долговременных последовательностях при смене многих поколений закономерно повышаются уровни абстрактности
2 Закрытие кафедр ограничивало философские дисциплины курсами логики и психологии. В некоторых университетах философию природы, э
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.