«Тоска неясная о чем-то неземном...» О поэзии Н.М. Минского
© Л. К. ГРАУДИНА, доктор филологических наук
В статье рассматривается поэтическое творчество Н.М. Минского, показано, какое влияние оказала на него романтическая традиция, с одной стороны, и новые течения в литературе, в частности символизм, -с другой, как он претворял в жизнь свою идеалистическую теорию «мэонизма», с помощью каких приемов возникала поэтика намеков, тайн и поисков «высшей правды», «цели неземной».
Ключевые слова: поэзия Н.М. Минского, романтизм, символизм, мэо-низм, эмфатические фигуры, антитеза, хиазм, эпитеты.
Николай Максимович Минский (1855-1937) начал свое поэтическое творчество с гражданских мотивов и подражаний Некрасову - в русле поэзии «народной скорби». Его поэма «Последняя исповедь», опубликованная в нелегальной газете «Народная воля» (1879), послужила сюжетом к знаменитой картине И.Е. Репина «Отказ от исповеди». Поэма представляла собой гневный монолог, который произносит осужденный на казнь революционер. В том же номере газеты сообщалось о казни революционера-народовольца Виттенберга и было напечатано его
предсмертное письмо. Неудивителен поэтому тот факт, что, когда в 1883 году Минский попытался издать свой первый сборник стихотворений, на его тираж по распоряжению министра внутренних дел был наложен арест, и книга была уничтожена. Поэт вспоминал об этом эпизоде: «Моя первая книга стихов была сожжена, и жандармский капитан, звеня шпорами, допрашивал меня: "Кого вы разумели под скалами и волнами?"».
А уже в 1884 году вышла в свет знаменательная статья Минского «Старинный спор», которая расценивается «как первая в русской литературе декларация декадентской поэзии» [1]. В ней автор провозгласил отход от теории утилитарного искусства: следует реабилитировать поэзию, которая призывает к «вечному и чистому» и «раскрывает законы природы», «творит» ее по-новому. Поэт должен стремиться к цели неземной, писал он в 1887 году:
Как сон, пройдут дела и помыслы людей.
Забудется герой, истлеет мавзолей (...)
Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном, -
Тоска неясная о чем-то неземном,
Куда-то смутные стремленья,
Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий свет И жажда жгучая святынь, которых нет, -Одно лишь это чуждо тленья. (...)
Разрыв с традициями «шестидесятников» Минский закрепил в своем нашумевшем теоретическом трактате «При свете совести» (1890), в котором излагал основы созданного им идеалистического учения - «мэо-низма» - от греческого слова, означающего «то, что не существует». Поворот к эстетическому мистицизму поэт выразил в образной формуле в стихотворении «Посвящение» (1896): «Я цепи старые свергаю, / Молитвы новые пою».
«Для меня бесплодность утилитаризма не умозрение, а пережитое страдание, - утверждал Минский. Хорошо знавший поэзию французского символизма, он ушел в область символистических исканий и поэтики, характерной для этого направления. Увлекшийся творчеством Бодлера, Верлена, Рембо, Малларме, Минский стремился усвоить принципы их «лирической алхимии». В стихотворении «Искусство поэзии» Поль Верлен писал:
Почти бесплотность предпочти Всему, что слишком плоть и тело. (...) Так музыки же вновь и вновь! Пускай в твоем стихе с разгону Блеснут в дали преображенной Другое небо и любовь.
Раскол на «Я» и «НЕ-Я», дух и плоть, Бога и Демона как закон двойственности мироздания, культивирование ощущения, впечатлений и особого душевного состояния, поиски «невиданного» и «неслыханного», причастности к Богу - вот то философское и эстетическое понимание природы поэтического слова, к которому пришел Минский: «Люблю я замирающие звуки, / Неясных черт исполненную даль». А в стихотворении «Мой демон» (1885) он признавался в раздирающих его душу противоречиях:
Мой демон страшен тем, что пламенной печати Злорадства и вражды не выжжено на нем, Что небу он не шлет угрозы и проклятий И не глумится над добром.
Мой демон страшен тем, что, правду отрицая, Он высшей правды ждет страстней, чем серафим.
Как не вспомнить, читая эти строки, известную картину Врубеля «Демон»!
В девяностые годы Минский воспринимался как один из главных идеологов «нового течения» в русской литературе, активно сотрудничал в журнале «Северный вестник», вокруг редакции которого сплотились Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, Ф.К. Сологуб и др. Вначале девяностых годов он принимал деятельное участие в организации «Религиозно-философских собраний». Д.С. Мережковский называл Н.М. Минского «поэтом мысли»: «Разрушительная, безнадежная и все-таки вдохновенная диалектика преобладает у Минского над непосредственным чувством... Мысль в такой поэзии является без покровов, без образов, почти без красоты, холодная, обнаженная, по выражению Баратынского, "острая, как луч", и дерзновенная. Но, в конце концов, после иронии, после отрицания, в душе поэта остается то, чего мысль не могла разрушить, то, перед чем сама она разлагается и бледнеет: это - скорбь о невозможной святыне, безнадежная потребность веры, неутолимая жажда Бога» [2. С. 556].
Минский соединил в своем творчестве нарождавшиеся черты поэтики модернизма и поэтические образы и фразеологию романтической русской лирики первой половины и середины XIX века. Достаточно вспомнить несколько строк из его стихотворений: «На серебре зари, на дали нежно-синей / Листва олив сплелась в прозрачные шатры»; «.Вот торжество мгновений, / Бегущих к нам немолчною чредой.»; «Вперед, в страну надежд, где силам нет преград, / Измены нет в любви и счастью нет предела.»; «О, сон, / Ужель ведут в таинственный твой рай / Лишь темные врата угрюмой смерти?» [Курсив здесь и далее наш. - Л.Г. ].
Н.М. Минский любил выразительные, эмфатические фигуры, такие, как антитеза, хиазм, стилистический равночлен и др. Интересен пример антитезы из стихотворения «В пути»:
Всем - осенний мрак безлучный, Мне - всезарная весна. Всем - на север путь докучный, Мне - полет и глубина.
Хиазм из стихотворения «Два пути» соединен с антитезой:
Ты - призрак Бога на земле. Бог - призрак в небе твой. Проклятье в том, что не дано Единого пути.
Блаженство в том, что все равно, Каким путем идти.
Особенно тонко чувствовал поэт ритмические и музыкальные возможности эпитетов-прилагательных и причастий. Так, стихотворение «Волна» (1896) составлено лишь из одних эпитетов. Их восемнадцать, и среди них выделяются экстравагантные (томно-ревнивая, звучно-печальная), выстроенные по законам антитезы (подвластная - свободная; близкая - дальняя), оксюморонные (нежно-бесстрастная; звучно-печальная):
Нежно-бесстрастная. Нежно-холодная, Вечно подвластная, Вечно свободная. (...)
В бездне рожденная, Смертью грозящая, В небо влюбленная, Тайной манящая.
Лживая, ясная, Звучно-печальная, Чуждо-прекрасная, Близкая, дальняя ...
С помощью необычных приемов версификационного и семантического плана автор стремится создать развернутое ассоциативное представление о природном явлении, которое вызывает в воображении новые впечатления и новые восприятия антропологизированного образа волны как живого, одушевленного существа.
Во многих стихотворениях Минского, относящихся к периоду позднего романтизма, можно заметить тяготение к импрессионистическому стилю. «Поэтика намеков», тайн и неопределенностей возводилась в принцип. «Суггестивность, рационально рассчитанное воздействие на иррациональное в сознании читателя», как отмечал М.Л. Гаспаров, -вот что становилось главным стилистическим стержнем стихотворения. В качестве иллюстрации можно привести одно из таких таинственно-печальных стихотворений поэта, написанное в 1901 году:
О, этот бред сердечный и вечера, И вечер бесконечный, что был вчера.
И гул езды далекой, как дальний плеск, И свечки одинокой печальный блеск.
И собственного тела мне чуждый вид, И горечь без предела былых обид.
И страсти отблеск знойный из прежних лет, И маятник спокойный, твердящий: нет.
И шепот укоризны кому-то вслед, И сновиденье жизни, и жизни бред.
Стихотворение безглагольно. Названы лишь впечатления, а события окутаны непроницаемой пеленой. Образы входят в воображение читателя с помощью намеков и названий, неясно чем вызванных эмоций. Действительность не изображается, а подразумевается. Как на картинках художников-импрессионистов, главной задачей становится передача впечатлений. Но при этом читателю предоставляется возможность соучастия, возможность самому домысливать происходившее. Да и не оно оказывается в центре внимания, а лишь все это «сновиденье жизни».
Н.М. Минский любил обращаться к тропам и фигурам высокого звучания: «морю снился трепет звезд лучистый.»; «холод возмущенных снов.»; «город закутан в забывчивый сон, / Не было солнца, лазури и дали» и т.д. О вселенной поэт написал так: «Нетленный храм, и вместе божество, / Нетленный храм бессмертья и любви, / Которого порог мы видим всюду».
Отрицательно характеризуя высокий, иногда выспренний стиль Н.М. Минского, критик Ю.И. Айхенвальд заметил: «У него - много холодного, но без величавой красоты холода. Он упоминает о "стуже мировой", и жуткой силой звучит этот припев:
Усни, остынь, забудь, прости!
Он и недаром целый цикл своих стихотворений озаглавил "Холодные слова".». В конце своего очерка о Минском, используя запоминающийся образ поэта, критик все же подытожил: «На самом деле мир, конечно, не аспидная доска, и ничто с него не стирается. Такова и литература: ни одной страницы настоящей из нее не вырвешь. У Минского есть такая страница» [3]. Соратник Н.М. Минского Д.С. Мережковский в своем критическом обзоре его творчества призывал читателей внимательнее отнестись к поэту. Он писал: «.Мне кажется глубоко искренней и весьма знаменательной для умственной эпохи, переживаемой нами, исповедь поэта. Здесь та же скорбь, то же мучительное беспокойство и страстная потребность нового идеализма, как у всех молодых писателей: у Гаршина, Фофанова, Чехова. То, что было святыней прошлого поколения, (...) вовсе не исчезает для людей современного поколения, подобных Минскому: только переносится на более широкую арену. Лучшая похвала такому поэту, как Минский, та, которой Пушкин почтил непонятого и отвер
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.