Традиции и особенности китайского позднего прозаического сказа
© 2014 Ю. Ершова
Статья посвящена проблеме возникновения позднего прозаического сказа и его формированию как отдельного жанра песенно-повествовательного народного творчества. Несмотря на большое количество работ по простонародной литературе Китая, эта тема по-прежнему остается малоизученной. Ключевые слова: Китай, устная литература, традиции сказительства, Чэнь Шихэ
Поздний прозаический сказ (пинту) занимает особое место в песенно-повество-вательном искусстве Китая. В прежние годы, слушая пинту, люди могли ознакомиться с историей своей страны и сюжетами знаменитых романов. И по сей день в чайных домах крупных китайских городов можно увидеть выступления сказителей, услышать их по радио или посмотреть записи на специальных интернет-страничках.
Сказ пинту как отдельный поджанр песенно-повествовательного искусства пользовался огромной популярностью еще в последние годы империи Цин (начало ХХ в.). Источников о раннем периоде развития сказа совсем мало и они достаточно скудны1 . Тем не менее, на основании отрывочных сведений известно, что первые сказы, ставшие прообразом сказа пинту, исполнялись еще во времена династии Сун2 (960-1279). Сказители выстраивали свои версии на основе текстов китайских эпических произведений: романов «Троецарствие», «Речные заводи», «Путешествие на запад» и других. Они всегда подчеркивали, что исполнение прозаического сказа пинту не сопровождается игрой на музыкальных инструментах и пением, но при этом допускаются ритмизованные или стихотворные вставки. Существует народное предание о зарождении позднего прозаического сказа в том виде, в котором мы можем наблюдать его сегодня. В начале эпохи Цин (1644-1911) сказитель Ван Хунсин прославился мастерским исполнением сказов под аккомпанемент большого барабана (дагушу). Но когда объявили всеобщий траур по причине смерти императора, проведение увеселительных мероприятий, в том числе выступление сказителей под музыку, было запрещено. Тогда Ван Хунсин стал исполнять сказы речитативом, без аккомпанемента. Впоследствии он был приглашен ко двору вдовствующей императрицы, где для создания более чинной атмосферы впервые было решено усадить сказителя за стол, а вокруг расставить скамьи для слушателей. Так, согласно преданию, сформировалась традиция позднего прозаического сказа3.
Классическое китайское определение пинту таково: «"Пин" — суждение. Когда сейчас говорят о событиях, происходивших в древности, присовокупляя свои суждения — это и есть пинту»4. Отсюда можно сделать вывод, что основой пинту является именно «суждение-пин». Стоит исключить элемент «суждений», как жанр утратит свойственное ему очарование.
Ертова Юлия Аркадьевна, аспирантка ИМЛИ РАН, преподаватель кафедры истории и филологии Древнего Востока ИВКА РГГУ. Е-шаП: dragonaddict@mail.ru.
Пиншу исполняется сказителем в течение нескольких дней, а иногда и нескольких десятков дней. Сказитель выступает, сидя или стоя рядом со столом, на котором лежит синму — «брусок для побудки». Им исполнитель стучит по столу, чтобы переключить внимание слушателя на новый поворот в сюжете.
Сказительство являлось искусством со сложной цеховой организацией. В отличие от многих сказительских традиций западных стран, где, например, украинские или черногорские сказители-кобзари в большинстве своем были слепыми (момент мистического избранничества), у китайских сказителей выбор подобной профессии едва ли являлся следствием профессиональной ограниченности или инвалидности. В средней Азии (Алтай, Казахстан, Бурятия и т.п.) в воспитании нового поколения сказителей значительную роль играла семейная традиция, то есть происходила передача искусства от старших к младшим, дети обучались иногда уже с пяти лет, и обучение основывалось на процессе подражания. В Китае тоже наблюдалась передача искусства от отца к сыну, но, кроме того, часто учениками известных сказителей становились молодые люди старше двадцати лет, сознательно выбравшие эту профессию и увлеченные искусством. Из-за большой конкуренции невозможно было выстроить выступление на одном лишь подражании, поэтому молодые сказители часто самостоятельно синтезировали наиболее понравившиеся элементы выступлений (игровые, сюжетные, языковые приемы) разных мастеров и прибавляли собственные, часто обращаясь и к письменным источникам, чтобы обогатить повествование.
Существовала целая совокупность установленных сказительских традиций, ска-зительству обучались, проходили сложный ритуал посвящения в ученики и через несколько лет пышно праздновали начало официальной карьеры (сяхай). Ученику на красном блюде подносился дар от учителя, три важнейшие вещи в его ремесле: синму, полотенце и веер. Возжигались благовония, и коленопреклоненный ученик принимал «три дара», кланяясь учителю. Только после этого он мог начать самостоятельные выступления, а полученные синму, веер и полотенце должны были использоваться им в течение всей карьеры. Они выступали в качестве важнейших выразительных инструментов: стук синму определял начало и окончание частей повествования, с помощью веера изображались военные действия или элементы пейзажа (дома и мосты), полотенце играло роль письма или послания5.
У сказителей существовал обычай брать себе сценическое имя, в котором часть совпадала с именем учителя, чтобы подчеркнуть преемственность традиции. Сказители-самоучки порицались и жестоко наказывались сказительской общиной. Существовали специальные испытания, позволявшие установить, принадлежит ли новичок к сказитель-ской общине. Например, обычай се цзяхо, который дословно можно перевести как «отбирать вещи», подробно описанный у известного пекинского сказителя Лянь Кожу6 (1903— 1971), а также у исследователей сказа Цзинь Шоушэня7 и Б.Л. Рифтина8. Когда профессиональные сказители замечали новичка, они могли подойти и прервать его рассказ, накрыв полотенцем брусок-синму и сверху положив его же веер. Если тот не понимал, в чем дело, они могли забрать весь его реквизит и полученные за выступление деньги, потребовав, чтобы он нашел себе учителя. Если новичок прошел традиционную школу, то произносил длинную обрядовую речь, возвращая реквизит на положенные места (речь переведена на русский язык Б.Л. Рифтиным ). Он продолжал прерванное выступление, и помешать ему уже никто не осмеливался. Бывали случаи, когда проверяющим попадался азартный человек, который после обрядовой речи мог вновь сложить синму, полотенце и веер и предложить пришедшим сказителям сдвинуть их. Один из них по обычаю должен был взять веер в левую руку и сказать следующее:
«Средство к жизни — брусок-синму, веером добываю пропитание, дом мой — вся земля между реками Чанцзян и Хуанхэ (дословно «озера-моря между Цзян и Хуан»), не убоюсь и высочайших волн».
Затем он должен был снять полотенце и отложить его влево, взять в правую руку синму и продолжить:
«Синму, что сделана людьми, не украшается и не изготавливается из цветущих деревьев. И ученые, и военные — все приходятся учениками трем Чэням»10
Далее он должен был стукнуть синму по столу и подхватить нить повествования с прерванного места до конца фрагмента главы (хуэй). Если же он не мог этого сделать, то обязан был выплатить противнику его дневной гонорар. Поэтому немногие отваживались становиться «прерывающими сказ», на профессиональном жаргоне называвшимися «Диспутирующие по канонам» (паньдао).
Любой сказ-пинту непременно обладает так называемым сказительским либретто. Все сказы можно разделить на две группы по различиям этого либретто, а именно, по уровню творческого вмешательства сказителя в повествование. К первой будут принадлежать пинту, которые передавались от учителя к ученику, декламировались вслух наизусть и таким образом заучивались. На профессиональном жаргоне они называются дао-хор, что объясняется специалистами «как метод изложения, переделанный в соответствии с принципами пинту (пинту дао)». Изначально подобные либретто для исполнения пинту, скорее всего, представляли краткие изложения историй, описанных в литературном оригинале. Сказители поколение за поколением заново воссоздавали и перекраивали сюжет, придумывая собственных героев и сюжетные повороты. В результате пинту постепенно обрастали значительными отличиями от оригинальных произведений. Хотя по традиции считается, что даохор соответствуют духу письменного оригинала, однако в каждом подобном либретто или в некоторых его ключевых частях присутствовали существенные изменения сюжета или фабулы.
Вторая группа носила название мокэр (от «мокэ» — книги, изготовленные с резким, четким тиснением), в ней сказы строились на строгом соответствии письменному оригиналу, которым могло быть непосредственно литературное произведение (например, роман «Троецарствие») или имевшие широкое хождение хуабэнь — народные повести. В процессе изложения сказитель следовал письменной основе, и его авторские коррективы, «суждения-пин» и прочая творческая импровизация были сокращены до минимума.
Поскольку мокэр представляют собой крайне негибкую, можно даже сказать, однообразную сказительскую форму (люди могли самостоятельно приобретать книги с народными повестями хуабэнь и не нуждались в рассказчиках), постепенно данный вид искусства становился все менее распространенным, и сейчас уже не осталось мастеров, исполняющих мокэр. Даохор же напротив, завоевывал все больше и больше поклонников. К этой ветви принадлежат и современные известные сказители: Юань Кочэн, рассказывающий «Троецарствие», Лю Лифу, исполняющий речитативом «Рассказы Ляо Чжая о необычайном», и другие.
Как можно заметить из приведенных выше примеров, китайское сказительство обладает не только строгой обрядностью, но и профессиональными терминами, так называемым «сказительским жаргоном». Многие из них носят сатирический подтекст11. Рассмотрим наиболее яркие из них.
Баламут (гуньган) — так коллеги обращаются к сказителю, который часто ошибается в именах героев. Открывающего сказительский балаган хозяина они в шутку прозывают Расклейщик фольги (няньбо). Под Марателями тарелок (хунь децзы) подразумевались приех
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.