ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2011 ■ № 2
РОССИЙСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
А.Р. ИВОНИН
Тупики "русского феодализма"
В статье анализируется современный познавательный статус понятия "феодализм" и особенности применения этого понятия к описанию реалий Московского княжества в учебной литературе, обсуждается его отношение к понятиям "вотчинное", "военнослужилое" государство, к миросистемному подходу.
Ключевые слова: феодализм, власть-собственность, вотчинное государство, паттерн.
In article the modem cognitive status of concept "feudalism" and features of application of this concept to the description of realities of the Moscow princedom in the educational literature are analyzed, its relations to the concept "the patrimonial state", and to the world-system approach are discussed.
Keywords: feudalism, power-property, patrimonial state, pattern.
К сожалению, историческая общественность страны (понимаемая как сообщество историков-профессионалов) в значительной мере утратила интерес к теоретическим вопросам истории России. В силу этого решение историософских проблем в значительной мере отдано на откуп социологам, экономистам, политологам и другим представителям смежных общественных наук. На мой взгляд, это очень опасная тенденция, поскольку, по справедливому замечанию Ф. Броделя, "социологи и экономисты вчера, а антропологи - сегодня приучили нас к своему почти полному незнанию истории" [Бродель, 1988, с. 277].
В начале XXI в., когда страна оказалась перед выбором стратегии дальнейшего развития (находится в точке бифуркации), нельзя позволить себе такую роскошь. Поиски адекватного ответа на брошенный России "вызов истории" заставляют по-новому подойти к осмыслению исторического материала. Утрата "истматом" монополии на толкование закономерностей общественного развития и пережитая в конце XX в. катастрофа развала СССР объективно дают "особенную остроту сознания, особенную способность к рефлексии... особенное обращение духа человеческого к тайнам исторического". В такие периоды "нужно вернуться к тайникам исторической жизни, к ее внутреннему смыслу, к внутренней душе истории для того, чтобы осмыслить ее и построить настоящую философию истории" [Бердяев, 1990, с. 6].
Но это вряд ли выполнимо без обновления пришедших к нам из XVIII-XIX вв. концепций. Недавно на это обратил внимание А. Медушевский, признавший целесообразность "новой интерпретации таких классических парадигм науки как феодализм, служилое государство, вотчинное государство, гражданское общество и правовое государство" [Медушевский, 2008, с. 11]. Используя любую дефиницию, нужно ясно представлять как "систему координат", в которой она функционирует, так и временные границы ее применения.
Ивонин Александр Романович - доктор исторических наук, профессор Алтайского государственного университета (Барнаул).
Главная задача предлагаемой работы - попытка определить место и роль понятия "феодализм" не столько в системе научного знания (эта задача вряд ли выполнима в рамках отдельной статьи), сколько в научно-образовательном процессе России. В конце концов, с монографиями и научными статьями по теме знакомы сотни, может быть, тысячи профессионалов, которые и сами в состоянии разобраться в существе проблемы. Учебники же выступают ретрансляторами исторического знания, "вещающими" на миллионную аудиторию. С этой точки зрения, анализ трактовки понятия "феодализм" в современной учебной литературе приобретает особую актуальность.
Избранный аспект не позволяет дать развернутый анализ проблемы. Тем не менее необходимо хотя бы отдельными штрихами показать сложность и неоднозначность описываемого явления. Об этом западноевропейские историки говорили, по крайней мере, уже с конца XIX в. Авторы весьма популярной работы об эпохе Крестовых походов подчеркивали, что феодализм, складывавшийся на развалинах империи Карла Великого в Х-Х1 в., никогда не представлял собой единого целого. Эта система знала больше исключений, чем правил, "поэтому еще ни один ученый не отважился выступить с общим сочинением о феодальном порядке" [Лависс, Рамбо, 2005, с. 7-8].
М. Блок, отметив, что точные определения не являются сильной стороной историков, не без иронии восклицал: «Сколько "феодализмов" расплодилось в мире - от Китая до Греции ахейцев в красивых доспехах! По большей части они ничуть не похожи. Просто каждый или почти каждый историк понимает это слово на свой лад» [Блок, 1986, с. 99]. Вместе с тем, скептически относясь к скоропалительным определениям, основатель школы "Анналов" не только считал возможным говорить о феодальном обществе Западной Европы, но дал блестящий анализ его двух периодов.
Бродель признавался, что испытывает к "столь часто употребляемому слову феодализм такую же аллергию, какую испытывали Марк Блок или Люсьен Февр". Этот термин, по его мнению, относится лишь к ленному владению и к тому, что от него зависит - и ничего более. "Помещать все общество Европы с XI по XV в. под этой вокабулой не более логично, чем обозначать словом капитализм всю совокупность этого же общества между XVI и XX веками" [Бродель, 2006, с. 479].
Ж. Ле Гофф усматривал в феодализме преимущественно систему личных связей, "иерархически объединяющих членов высшего слоя общества". Реальной основой этих связей выступал бенефиций (чаще всего земля), которым сеньор жаловал своего вассала в обмен за определенные службы и клятву верности [Ле Гофф, 1992, с. 89].
В современных учебных пособиях под феодализмом обычно понимается социально-политическое устройство западного аграрного общества, в котором владение землей и политическая власть составляют единое целое. Такая система покоилась как на экономической базе (феодальные повинности), так и на определенной социальной иерархии [Дидерикс... 1998, с. 9-10]. Авторы "Истории Европы" включают в "феодально-вассальную систему" иерархические асимметричные личные отношения на основе права-обязанности военной службы и получения "бенефиция", затем - феода [Альдебер... 1996, с. 132-133].
В советской медиевистике утвердилось понимание феодализма как особой социально-экономической формации и закономерного этапа в развитии человеческого общества. Он рассматривался, прежде всего, как способ производства, в основе которого лежит собственность феодалов на землю и наделение землей непосредственных производителей - зависимых крестьян, ведущих самостоятельное мелкое хозяйство и отдающих феодалам свой прибавочный продукт в виде ренты или налога путем внеэкономического принуждения. Более развернутые толкования указывали на вариативность внеэкономического принуждения от жесткой крепостной зависимости до простой сословной неполноправности, на условный характер и иерархическую структуру феодальной собственности, на соединение ее с политической властью.
Одним из первых в универсальности этой конструкции усомнился А. Гуревич. В 1990 г. он заметил, что «нет ничего проще, чем всюду и везде находить "феодализм", если руководствоваться упрощенным пониманием его как строя крупного
землевладения, эксплуатирующего земледельцев» [Гуревич, 1990, с. 34]. В одной из последних своих работ Гуревич с полным основанием писал, что "проблема феодального Средневековья - понятия и предмета исторического исследования - весьма мало тревожит наших медиевистов, вследствие чего многие продолжают придерживаться довольно-таки заскорузлых взглядов и суждений" [Гуревич, 2008, с. 13]. Разумеется, в эту "заскорузлость" вносятся определенные коррективы.
В учебнике по истории Средних веков под редакцией С. Карпова справедливо отмечаются недостатки марксистской методологии, такие как смешение логического и исторического, жесткая детерминированность исторического процесса, абсолютизация и сакрализация метода. Поэтому понятие "формация" заменяется понятием "общественная система". Однако здесь же повторяются все "классические" признаки "истматовского" феодализма и подчеркивается его универсальный характер как определенной стадии исторического развития. Правда, с оговорками о необходимости учета своеобразия конкретно-исторических вариантов, динамики многоукладности и цивилизационных особенностей [История... 1997, с. 11-18].
Авторы называют свою концепцию синтетической, но с большим основанием ее следует именовать синкретической. От обставленного такими оговорками "феодализма" практически ничего универсального не остается, а акцент на универсальность, в свою очередь, предполагает если не игнорирование, то "вынесение за скобки" ци-вилизационных особенностей. За всем этим просматривается отчетливое стремление сохранить ценой определенных уступок "единственно верную научную теорию". Однако при всех различиях в подходах и трактовках самого термина медиевисты всех школ и направлений согласны с тем, что феодализм в Европе не просто существовал, но был одной из наиболее значимых структур ее средневековой истории.
Другое дело - "русский феодализм". Наиболее последовательным его сторонником в дореволюционный период выступал Н. Павлов-Сильванский, отводя ему хронологические рамки с конца XII (правление Андрея Боголюбского) до середины XVI в. (царствование Ивана Грозного). По мнению автора, «чем больше прогрессирует историческая наука у нас и на Западе, тем более сближаются выводы русских и западных историков "ad majorem gloriam" (к вящей славе) новой науки - социологии». Разумеется, он не игнорировал особенностей российской истории, но не усматривал и коренного отличия ее от истории западноевропейской, полагая, что все сводится "или к меньшему развитию, или к меньшей оформленности основных начал феодализма" [Павлов-Сильванский, 1988, с. 41-43].
В общем и целом исследователь признавал наличие таких признаков феодализма, как слияние верховной власти с земельной собственностью (присвоение собственнику прав государства в условиях политической раздробленности), иерархичность организации (вассалитета) и условность землевладения. В то же время он полагал, что определение феодализма прежде всего как "условного землевладения по феодальному контракту" "дает стройную, но внешнюю, поверхностную его характеристику". На практике "ф
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.