ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 2013, том 83, № 2, с. 120-123
ДИСКУССИОННАЯ ТРИБУНА
Б01: 10.7868/80869587313020229
Россия, наследуя вековые традиции, нацелена на модернизацию, переживает переходный период. Выбор стратегии дальнейшего развития требует осмысления всего предшествующего исторического пути, определения наиболее значимых ценностей и идеалов, а также конкретных личностей, воплощавших их в своей жизни. Нередко подобный процесс провоцирует ревизию не только оценок тех или иных исторических фактов, но и самих фактов, как и устоявшихся представлений о ключевых исторических фигурах. В нашем журнале была опубликована статья (2012. № 3), в которой предпринималась попытка критического рассмотрения образа Александра Невского. Она вызвала заинтересованный отклик, и мы предлагаем читателям с ним ознакомиться.
В ЗАЩИТУ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО П.П. Толочко
Поводом для написания данной статьи послужила публикация А.Н. Нестеренко "Историческая память и современность" [1]. Как следует из её содержания, сверхзадачей автора было демифологизировать образ князя Александра Невского, якобы незаслуженно обретшего посмертную славу и также незаслуженно причисленного к лику святых. Далее я покажу, что недоумение вызывает не только сама попытка утвердить подобное представление, но и аргументы, приводимые в его защиту.
Прежде всего должен сказать, что не знаю такого историка-русиста, как А.Н. Нестеренко, которому посчастливилось открыть истину об Александре Невском, несовместимую с его хрестоматийным образом. Судя по ряду суждений, можно сделать вывод, что автор не обладает необходимым объёмом профессиональных знаний для исследования данной темы. Так, он пишет: "Из трёх русских летописей того периода — Новгородской первой, Лаврентьевской и Ипатьевской — о ней (Невской битве — П.Т.) свидетельствует только первая" [1, с. 286]. Историка-русиста такое обстоятельство нисколько бы не озадачило, поскольку
он знает: летописание в то время имело поземельный характер, и то, что было злободневно для новгородского летописца, могло не интересовать владимиро-суздальского или галицко-волынско-го. В первую очередь записывались те события, которые случались в родных землях, и существует много примеров, когда какое-либо событие отражено не во всех источниках. Поэтому авторское сомнение в отношении достоверности свидетельств Новгородской летописи не имеет никаких оснований.
Далее А.Н. Нестеренко снова обнаруживает недостаточность своих знаний, на этот раз в области методологии исторического исследования, уличая советских историков в том, что образ Александра Ярославича они создавали, опираясь не на реальные летописные свидетельства, но исключительно на житийную литературу. Последняя же, подчёркивает автор, "не является документом, по которому возможно реконструировать фактическую историю" [1, с. 287]. Профессиональный историк не стал бы торопиться с подобными выводами. Он обязательно проанализировал бы "Житие Александра Невского" и на конкретных примерах показал, что в нём относится к реальной жизни, а что представляет собой продукт позднейшей мифологизации. Прибегни А.Н. Не-стеренко к такой процедуре, он убедился бы, что житийное сказание может служить источником достоверных исторических сведений. Фактологическая основа Невской битвы в "Житии" изложена точно так же, как и в погодной летописной статье. Собственно, она оттуда и взята. В этом нетрудно убедиться, сравнив летописную статью Новгородской первой летописи старшего извода 1240 г. и "Житие", помещённое под тем же годом в Новгородской первой летописи младшего изво-
ТОЛОЧКО Пётр Петрович -академик НАН Украины, иностранный член РАН.
В ЗАЩИТУ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО
121
да. Поэтому ничего, кроме удивления, не вызывает упрёк, сделанный А.Н. Нестеренко В.Т. Пашу-то. Заключается он в следующем: приводя фразу "укоримъ словенскыи язык ниже себе", известный отечественный историк не указывает, что она принадлежит не летописцу, а автору "Жития" [1, с. 287]. Но В.Т. Пашуто не упомянул об этом, потому что знал, где данные слова помещены — в летописной статье 1242 г. Новгородской первой летописи младшего извода, и кому принадлежали — немецким завоевателям Новгородской земли. Соответствующий фрагмент гласит: «Поиде князь Александръ с Новгородци и с братомъ Ан-дрЬемъ и с Низовци на Чюдскую землю на НЬм-ци в зимЬ, в силЬ велицЬ, да не похвалятся рку-ще: "укоримъ словеньскии языкъ ниже себе"» [2, с. 295].
Некоторые доводы, приводимые А.Н. Несте-ренко для доказательства своей точки зрения, являются совершенно не существенными для понимания и оценки рассматриваемых исторических событий и фигуры Александра Невского. Например, авторское уточнение, что в действительности «летописец пишет не о нападении шведов, как сложилось в отечественной историографии, а о войске, состоявшем из шведов ("свеев"), норвежцев ("муроманов") и финнов ("емь")» [1, с. 286], ничего не меняет в событийной правде о Невском сражении. Немцы в 1941 г. тоже напали на СССР не одни, а вместе со своими сателлитами, но разве это хоть в какой-то мере изменило характер иностранной интервенции? Вот если бы автору удалось доказать, что шведское воинство вообще не нападало на Новгородскую землю, тогда его критика отечественной историографии была бы уместной.
Последующие рассуждения А.Н. Нестеренко по поводу Невской битвы выглядят ещё более курьёзными. "Предводителем интернационального воинства, — пишет он, — называется не шведский ярл, а некий воевода Спиридон" [1, с. 286]. Такое утверждение предполагает совершенное незнание или намеренное искажение летописного свидетельства, в котором сказано: "В лЬто 6748. Придоша СвЬи в силЬ велицЬ, и Мурмане, и Сумь, и Ьмь в кораблихъ множьство много зЬло; свЬи съ княземь и съ пискупы своими" [2, с. 77]. Таким образом, шведы пришли на Новгородскую землю не только со своим князем*, но и с епископами. Их присутствие в войске определённо свидетельствует, что в числе целей было насадить русским "истинное христианство" — католичество. Убитый же Спиридон назван не предводителем интернационального воинства, на чём настаивает А.Н. Нестеренко, а воеводой, каковых у
* Для похода на Русь шведское правительство выделило войско под предводительством ярла Ульфа Фаси (подробнее см.: [3]).
пришельцев было, по меньшей мере, четыре, по числу этнических воинских отрядов, участвовавших в походе. Что касается русского имени павшего воеводы, то оно могло принадлежать как русскому кондотьеру, оказавшемуся на службе у шведов, на что намекает автор, так и представителю одного из перечисленных народов. Летописцы нередко называли иностранцев русскими именами. Так, польский король Конрад в Галицко-Во-лынской летописи всегда именуется Кондратом.
Вполне правдоподобным является предположение, что результаты Невской битвы были несколько преувеличены. Однако если это и произошло, то, во-первых, не через многие десятилетия и даже столетия благодаря усилиям неких "жрецов" культурной памяти, а во время, непосредственно приближенное к событиям, то есть "по свежим следам" и благодаря современникам Александра Невского. Во-вторых, возможное преувеличение нисколько не умаляет значения победы, достигнутой дружинами под его предводительством. Она была безоговорочной и резонансной. Шведы, как пишет летописец, "в ту нощь, не дождавше свЬта понедЬльника, по-срамлени отиодоша", а "князь же Олександръ съ Новгородци и с ладожани придоша вси здрави въ своя си, сохранени Богомь и святою Софьею" [2, с. 77]. Тем самым была устранена угроза захвата Швецией Невы, являвшейся единственным выходом Новгорода к Балтийскому морю и, следовательно, Русь сумела сохранить контроль над своей внешней торговлей.
Помимо перечисленных фактических и методологических ошибок, статья А.Н. Нестеренко отличается и тем, что попытки поставить под сомнение сложившийся в отечественной историографии образ Александра Невского приводят автора к недостойному передёргиванию. Например, он пишет: "Анализ источников позволяет сделать вывод, что в коммуникативной памяти Александр Ярославич совсем не отождествлялся не только с национальным символом, но и даже с образом выдающегося полководца, дипломата или государственного деятеля" [1, с. 286]. Это утверждение аргументируется ссылкой на запись в Новгородской летописи о смерти Андрея Александровича, старшего сына Александра Яросла-вича, в которой имя Александра Невского прямо не упоминается. Отсюда А.Н. Нестеренко делает вывод, что новгородский летописец "не считает его имя достойным упоминания в одном ряду с именами его отца и сына" [1, с. 286]. Но это же, мягко говоря, неправда! В приводимом отрывке действительно не поясняется, что Великий князь Андрей — сын Александра Невского, однако он уже поименован "Александровичем", после чего идёт ещё и уточнение, что он "внук великого Ярослава" [2, с. 92].
122
ТОЛОЧКО
Далее А.Н. Нестеренко заявляет: «Зато через два столетия церковное "Житие", описывая смерть Александра, придаёт этому событию значение всенародного горя» [1, с. 286]. Эта фраза, безусловно, должна создать у читателя впечатление, что "Житие" появилось только через 200 лет после смерти Александра Невского. Но факты неоспоримо свидетельствуют о противном: церковное прославление Александра Ярославича и создание его "Жития" датируются не XV—XVI вв., как полагает автор, но ближайшими десятилетиями после смерти князя. Если бы А.Н. Нестеренко умел анализировать летописные источники, то обнаружил бы, что "Житие" составлено младшим современником Александра Невского. Это становится абсолютно ясным из житийного зачина: "О ГосподЬ БозЬ нашемъ, азъ худый и грЬшный, малосмысленый покушаюсь написати житие святого князя Александра, сына Ярославля, внука Всеволожа, понеже бо слышахомъ от отець своих и самовидець есмь възраста его" [2, с. 289—290].
По аналогичной причине является безосновательной ирония А.Н. Нестеренко относительно якобы выдуманного через два столетия "всенародного горя", вызванного смертью Александра Ярославича. Некролог Александру Невскому, названный "Преставление князя Александра", помещён в Новгородской первой летописи младшег
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.