© 2008 г. В. Е. ВОРОНИН*
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ И ПОПЫТКА СОЗДАНИЯ «ОППОЗИЦИИ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА» В ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЦАРСТВОВАНИЯ АЛЕКСАНДРА III
История политической борьбы, происходившей в России в начале царствования Александра III, не раз привлекала к себе внимание исследователей1. Тем не менее попытки создания в правительственных сферах либеральной оппозиции охранительному курсу, намеченному в манифесте 29 апреля 1881 г., до сих пор не получили освещения ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Не раскрыта и та роль, которую играл в этом деле вел. кн. Константин Николаевич, с 1850-х гг. являвшийся одним из наиболее видных представителей и одновременно - покровителей «просвещенной бюрократии».
Еще в мае 1881 г. великий князь покинул Петербург и поселился в своем крымском имении Орианда (Ореанда). 13 июля 1881 г. было официально объявлено об его увольнении с постов главы морского ведомства, председателя Государственного совета и Главного комитета об устройстве сельского состояния. Хотя формально великий князь увольнялся «по прошению», едва ли это могло кого-нибудь обмануть. Взаимная неприязнь и политические разногласия между новым императором и его дядей были давно и хорошо известны. Еще будучи наследником престола, вел. кн. Александр Александрович резко критиковал деятельность вел. кн. Константина Николаевича в Морском министерстве. В январе 1880 г. он выступил решительно против предложенного вел. кн. Константином Николаевичем проекта, предусматривавшего создание при Государственном совете «совещательного собрания» из выборных от земств и городов. Не случайно вопрос об отставке вел. кн. Константина Николаевича был поставлен Александром III в первые же дни царствования.
Летом 1881 г. оставшемуся не у дел великому князю предстояло выбрать себе новую сферу деятельности. Его бывший адъютант генерал А.А. Киреев советовал сосредоточиться на переговорах о присоединении к православию старокатоликов, отказавшихся признать догмат о папской непогрешимости (Петербургский отдел Общества любителей духовного просвещения во главе с вел. кн. Константином Николаевичем вел эти переговоры еще с начала 1870-х гг.)2. А.В. Головнин, не веривший уже в продолжение «политической собственно карьеры» Константина Николаевича, советовал ему добиваться поста президента Академии наук и «главного начальника» всевозможных научных учреждений. Там, по мнению Головнина, «великий князь мог бы еще принести большую пользу». Со своей стороны, великий князь также выражал готовность «быть полезным ученому миру»3, однако он отнюдь не желал этим ограничиться.
Ему по-своему нравилось его «опальное» положение. «Итак, я теперь вольный казак и опальный великий князь», - сообщал он Головнину сразу же после получения приказа о своем увольнении. «Интересная, еще никогда не бывалая страница вписана в историю России, - отмечал он в том же письме. - Опальные князья бывали в царские времена [т.е. в допетровское время. - В В.], бывали опальные сановники во всякие эпохи, но опального великого князя еще, сколько мне помнится, никогда не бывало. Мне выпала честь обновить это звание в истории». Официальное упоминание в приказе об его увольнении «по прошению» Константин Николаевич называл «наглой ложью». Он непременно желал, чтобы в обществе стало известно о его изгнании из правительства: «Ведь рано или поздно (скорее рано) узнают, как это совершилось, и государь будет тогда стоять лгуном перед всей Россией»4. Раздраженное настроение великого князя не
* Воронин Всеволод Евгеньевич, кандидат исторических наук, доцент Московского педагогического государственного университета.
5* 131
изменилось даже после полученного им 22 августа 1881 г. благодарственного рескрипта (по случаю 50-летнего юбилея пребывания в звании генерал-адмирала), в котором император высоко оценивал его участие в реформах Александра II5. Впрочем, в поздравительной телеграмме, отправленной в Орианду, Александр III недвусмысленно дал понять, что не намерен в будущем пользоваться услугами и советами дяди в государственных делах6. Со своей стороны, юбиляр считал рескрипт «кукольной комедией». «Двуличность и фальшь есть его настоящая природа, его существо», - писал он о царствующем племяннике Головнину7.
Обстоятельные многостраничные письма к Головнину вел. кн. Константин Николаевич превратил в инструмент полемики с правительством Александра III по вопросам внутренней политики8. Он не сомневался в своем праве выступать в роли «неумолимого критика» действий министров и самого императора. «Обречь меня на молчание никто и ничто не может, и я не намерен молчать, а буду громко говорить мое мнение..., -заявлял он. - Это право беспощадной критики есть привилегия опального великого князя, привилегия, которою я намерен широко пользоваться. Мне кажется, что в этом должно заключаться все значение моей опалы. Не в моем характере быть ниже травы, тише воды... Я должен, я хочу быть His Majestys opposition [оппозицией Его Величества. -англ.]. Пусть это знают и в Питере и во всей России. В этом качестве я могу ей сослужить еще не одну добрую службу»9.
На настроении и оценках великого князя явно сказывалось чтение «Писем к тетеньке» М.Е. Салтыкова (Н. Щедрина), печатавшихся тогда с купюрами в «Отечественных записках». «Что за едкая, злая, но в то же время правдивая и страшная сатира! - передавал великий князь свои впечатления Головнину в начале сентября 1881 г. - Как прочитавши ее, петербургский правительственный люд не очнется от своего чада...». Роль обличителя существующих порядков ему явно импонировала. «Я далек от того, чтоб сметь сравнивать себя с таким талантом, как Щедрин, - оговаривался он, - но мне кажется, что в той пользе, которую я могу еще приносить России моим немолчанием, есть некоторая аналогия с его действием». Громко заявляя о том, что «петербургское правительство России не знает, России не понимает», великий князь рассчитывал «принести некоторую долю пользы»10. Его возмущало господство «системы глупой таинственности и секретничания» и то, что «всем и всюду официально зажимается рот». Вину за это он возлагал на самого императора, у которого система «молчанки» с детства «вошла в плоть и кровь». «Поэтому, - утверждал великий князь, - теперь и в Гатчине молчат, и везде кругом молчат, и суды молчат, и земства молчат, и пресса молчит, и министры друг перед другом молчат»11.
В письмах вел. кн. Константин Николаевич не щадил министра внутренних дел гр. Н.П. Игнатьева, выносившего одно за другим «беспрерывные тенденциозные предостережения и запрещения одной только либеральной прессе» и оказывавшего поддержку «одной только ретроградной прессе». «Я громко буду говорить, - возмущался великий князь, - что это безмозглое самодурство, которое к добру не приведет»12. Столь же резкой критике подверг он изданное 14 августа 1881 г. «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», наделявшее чрезвычайными полномочиями министра внутренних дел, генерал-губернаторов, жандармов и полицию. «Я вижу в этом узаконение беззакония и административного произвола, - писал великий князь Головнину. - Все то, что делалось до сих пор в виде действительного произвола и самодурства разных генерал-губернаторов, теперь во всеуслышание узаконяется. То, что до сих пор Россия объясняла злоупотреблением власти, обращается теперь в законные деяния... Я уверен, что составители этого положения убеждены, что они дело делают, и даже не понимают, что они бедную Россию все более ведут к погибели»13. Новое «Положение о поднадзорных» он сравнивал в апреле 1882 г. с «записками сумасшедшего»: «При первом чтении все это звучит крайне драконически и страшно, а, вдумавшись поглубже, тотчас увидишь, что нет ни одной статьи, которой нельзя было бы самым легким способом на практике обойти за несколько рублей взятки, вовремя данной кому надо!». «Это ли есть врачевание наших
недугов? - вопрошал великий князь. - Не прав ли я, говоря, что у нас пока само правительство воспитывает народ для революции, и приготовляет, пропагандирует ее почище всяких нигилистов!»14.
Тревогу вызывала у него и деятельность «Священной дружины» («Святой дружины»), организованной в Петербурге при участии министра императорского двора гр. И.И. Воронцова-Дашкова для тайной борьбы с революционерами. К ее созданию в июле 1881 г. великий князь отнесся не без сочувствия, не принимая, впрочем, эту затею всерьез. «Подобное уже замышлялось, я очень хорошо помню, и в 1866 году - среди гвардейской молодежи после выстрела Каракозова, - вспоминал он, - и тогда ничего из этого не вышло, и теперь вряд ли что выйдет. Мысль, пожалуй, миленькая, благородная, романтическая, но уж вовсе не практическая»15. Однако уже осенью «дружина» оценивалась им совершенно иначе. «Состоит она, - сообщал он Головнину, - из шалопаев золотой молодежи, из кутил Яхт-клуба, что на Морской. Главными воротилами в ней Воронцов-Дашков, Демидов-Сан-Донато, да так называемый Боби Шувалов. Полицейского серьезного дела она, разумеется, делать не может, а настоящей серьезной полиции она на каждом шагу мешает. Пользы она не принесет ни на грош, а может сделаться положительно опасною и для государства и лично для государя. Власть она имеет громадную, вред может принести страшный, потому что не гнушается ничем, и ни перед чем не остановится, и не терпит над собою никакой власти, никакого контроля». Великий князь считал «этих господ способными на все»16.
Будучи убежден в том, «что теперешние люди и порядки ведут прямым путем Россию к гибели», вел. кн. Константин Николаевич не сомневался: «Спасти ее могли бы только люди закала 60-х годов»17. «Всякие Головнины, Рейтерны, Абазы, Милютины etc, etc, etc, - полагал он, - могли бы вместе со мною сплотиться под громко выставленным знаменем и могли бы сослужить добрую службу и России и ее Государю»18. «Знамя моей роли, - писал он в августе 1881 г. Головнину, - должно быть возрождение, укрепление самодержавия чрез соединение его с земством, со всеми живыми силами, присущими внутри России»19. Фактически это означало бы возвращение к политик
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.