ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2015, том 74, № 1, с. 30-40
ВОСТОЧНОЕ СЛОВО И ЗАПАДНЫЙ СИМВОЛ: МЕТАПОЭТИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ В "ЗАПАДНО-ВОСТОЧНОМ ДИВАНЕ" ГЕТЕ
© 2015 г. И. Н. Лагутина
В статье интерпретируются некоторые мотивы и образы "Западно-восточного дивана" Гете, которые составляют самостоятельный метапоэтический сюжет. С точки зрения автора статьи, единство книги организуется посредством сюжетного мотива "устного", "высказанного" слова-мифа, лежащего в основе как природной "живой" формы (Gestalt), так и формы поэзии. На границе культур Гете создает художественное пространство, где снимается противопоставление восточного, ускользающего от точного определения поэтического слова, построенного на аллюзиях и ассоциациях, и западной пластической формы символа.
The article analyzes poetological motifs and images that compile an independent metapoetic plot in Goethe's West-Eastern Divan. From the point of view of the author of this article, the unity of the book is achieved by means of the subject motif of the "oral", "stated" word. This Word becomes the cornerstone of both the natural "living" form (Gestalt) and the poetic form. Thus, on the cross-border of different cultures, Goethe locates his creative space, where he eliminates the distinction between the Eastern poetic word, which escapes the exact definition by recourse to hints and allusions, and the Western plastic form of a symbol.
Ключевые слова: Гете, Западно-восточный диван, Хафиз, слово, миф, символ, метапоэзия, натурфилософия.
Key words: "West-Eastern Divan", Hafez, word, mythos, symbol, metapoetry, natural philosophy.
Hier nun dagegen Dichtrische Perlen, Die mir deiner Leidenschaft Gewaltige Brandung Warf an des Lebens Verödeten Strand aus... .. .Die Regentropfen Allahs, Gereift in bescheidener Muschel!
[1, Bd. II. S. 77]
Эти строки не входят в число хрестоматийных или часто цитируемых стихотворений "Западно-восточного дивана"1, но тем не менее концентрируют в себе важнейшие для автора мотивы и темы. И уже такой внешней "незначительностью", за которой прячутся, наслаиваясь друг на друга, бесконечные смысловые уровни, они показательны как пример поэтической стратегии Гете.
На первый взгляд этот текст отсылает к многократно проанализированной и досконально изученной истории любви Гете и Марианны фон Виллемер - "Зулейки", героини и "соавтора" "Дивана". Одновременно поэт поднимает важнейшую для него тему о сущности творчества вообще - на границе между жизненными страстями и самоот-
1 Далее "Диван".
Здесь перлы поэзии, Те, что мне выбросил Страсти твоей могучий прибой На берег жизни пустынный. .Они - дождевые капли Аллаха, Созревшие в скромной жемчужнице!
(перевод В.В. Левика) [2, с. 77]
речением. А может быть, это и метафора рождения поэзии - из "водной" глубины переживаний к совершенной форме художественного образа. Или жемчужина-капля - это Слово, такое, какое Гете нашел на Востоке, вынырнувшее из недр бытия как сияющий Смысл, освободившись от сковывающей его "скромной" словесной "ракушки".
Выстраивая науку о строении живых организмов, Гете-натурфилософ много размышляет об особой органической "форме", созданной природой специально для живых существ: "Форма есть нечто подвижное, становящееся, исчезающее. Учение о формах (Gestaltenlehre) есть учение об изменениях, ... ключ ко всем знакам природы" [3], - пишет он во "Введении в морфологию". Создавая "учение о цвете", Гете-физик наблюдает, что "свет" также имеет "форму", и его форма
динамична, подвижна, текуча, как динамичен и подвижен дух, который одухотворяет, оживляет, "скрепляет" в единое целое мертвый феномен: "Свет и дух, царящие - первый в физическом, второй в моральном мире, суть высшие мыслимые неделимые энергии" [3]. Таким образом, Гете постепенно подходит к идее абсолютного синтеза, лежащего в основе законов бытия - нераздельность мира и Бога, природы и духа, объекта и субъекта, множества и единства. Идеальный живой организм (прарастение, праживотное и т.д.), свет (сияющая цветовая целостность), дух (мыслимая "энергия") представляют собой живую форму, "живое целое" (das lebendige Ganze), - считает Гете. "Форма" "Дивана", рассмотренная с точки зрения "органической эстетики", является таким же "живым целым", "организмом"2. Его целостность созидается в бесконечной семантической глубине слов, в бесконечном взаимоотражении отдельных мотивов и образов, собирающих свою идеальную органическую "форму" в символ как особый тип реальности. Но тогда образ дождевой капли из стихотворения, открывающего статью, -образ "текучей" и явленной лишь на одно неуловимое мгновение целостности, воплощающей тождество внутреннего смысла и внешней оболочки, бесконечного и конечного, становится символом книги. А поскольку речь идет о "Regentropfen Allahs" ("дождевых каплях Аллаха") - то и символом единства природы и духа, реального и идеального уровней бытия, намекает на восточную основу подобной "живой" целостности.
Эти же строки отсылают сразу к нескольким другим стихотворениям "Дивана". Во-первых, к знаменитому стихотворению "Высокий образ" (Hochbild), где Гете в мифологической форме описывает природный феномен, которому он сам придавал статус прафеномена. Речь идет о радуге - проявлении в природе прафеноменального мира сущностей, "рождении" сияния на пересечении лучей солнца (="форма" Света) и струй дождя (= "бесформенность" воды). Во-вторых - к афоризму персидского поэта-суфия XII в. Фарид-ад-Дин Аттара, который Гете знал в немецком переводе австрийского дипломата и ориенталиста Иозефа фон Хаммера и ввел его, причем включив в такой же смысловой контекст, в "Книгу изречений" - указав кавычками на "чужой" восточный источник:
2 "Органицизм" Гете был многократно проинтерпретирован, став основой целого ряда школ и подходов - как философских, так и эстетических. Интересен в этой связи комментарий А.Г. Габричевского, который выстраивает свою концепцию "формального содержания" именно на примере анализа "Западно-восточного дивана". Подробнее см: [4].
"Die Flut der Leidenschaft, sie stürmt vergebens Ans unbezwungne feste Land". Sie wirft poetische Perlen an den Strand, Und das ist schon Gewinn des Lebens.
[1, Bd. II. S. 65] "Как буря, страсть в безумстве яром, Стремясь разрушить твердый брег", Лишь перл поэзии оставит там навек, И вот, ты жил уже недаром.
(перевод В.В. Левика) [2, c. 65]3
Гете создает в "Диване" особый двуединый образ-символ поэзии как парадоксального единства совершенного, целостного, сияющего света и неуловимой, "текучей" формы, как тождество физически-реального и высшего идеального, "прафеноменального". В этом смысле поэзия возникает на границе между жизненными страстями и отречением, на пересечении "живой", растущей "формы" западного символа (сияющая жемчужина) и кажущейся "бесформенности" восточного слова (капля). Выражения "poetische Perlen", "dichterische Perlen", встроенные в контекст "Дивана", оказываются не стертыми метафорами поэзии, но ее символами. А восточная притча ("Die Perle, die der Muschel entrann...") с ее мотивом просверливания и нанизывания жемчужин, несомненно, может быть понята и как метапоэтиче-ский символ - "нанизывание" отдельных поэтических книг для создания сияющей целостности "Дивана". Столь смелая, или "дерзкая", если воспользоваться словом самого автора, многоуровневая "игра" с жизнью и поэзией, с пространством и временем, с Западом и Востоком, является художественной стратегией "Дивана".
Уже современники понимали необычность замысла поэта, но при этом столь явный восточный акцент не всегда встречал сочувствие, чаще -насмешку. А.В. Шлегель язвительно назвал Гете "новым ревнителем Аллаха и пророка его", "принявшим ислам язычником" (эту же, ставшую расхожей, формулу, повторит и Генрих Гейне) [5, S. 226]. В "Утреннем листке для образованных сословий" появилась анонимная рецензия, где "Диван" был назван "одной из самых диковинных книг, какие когда-либо сочинил Гете", "загадкой без ключа к ней." [6, Bd. XI.1.2. S. 382]. И даже в 1869 г. известный литературовед Г. Гримм высказал мнение, что Гете "насильно свел в единое целое" множество разнородных стихотворений: "Возьми несколько разных вещей, намажь их розовым маслом, и тебе покажется, что все они находятся между собой в родстве, хотя между ними нет ничего общего" [7, S. 74].
3 Курсив везде мой. - И.Л.
К. Бурдах, редактор и комментатор "Дивана" в 40-томном Юбилейном собрании сочинений Гете, считал, что поэзия Гете вызывала недоумение у современников, потому что в те годы у Гете рождался особый стиль, названный им "новый стиль Дивана" (der neue Divanstil). Он "образуется на-ощупь", - пишет исследователь, - как "продукт романтической эпохи" на пересечении песенной лирики и свободных ритмов, а "стилистическим острием" становится "прозаизация стиха" и ирония [8, Bd. 5, S. XXXII, XIX].
Этот новый "стиль Дивана" формируется на границе двух культур. На начальном этапе своей работы, 16 мая 1815 г., Гете пишет издателю И.Ф. Котте, что он уже сочинил многое в духе Востока, пытаясь "непринужденным образом" (auf heitere Weise) соединить Запад и Восток, прошлое и настоящее - "так, чтобы нравы и способы мышления перекрывали друг друга (übereinandergreifen)" [6, Bd. XI.1.2. S. 351]. Эта известная цитата (А.В. Михайлов переводит последнее слово по-другому: ". проникали друг в друга", что, конечно же, имеет иной смысл) [2, c. 713] часто приводится как доказательство созданного Гете "синтеза" Востока и Запада, как западный "смысл" в восточной "форме"4, а чаще служит одним из поводов подчеркнуть его идею рождающейся мировой литературы.
Не отрицая возможности подобных интерпретаций "Дивана", тем не менее, заметим, что Гете не просто образует "синтез", не просто приглашает Запад и Восток к "диалогу культур", он создает новую символическую форму поэзии, особую "живую" "западно-восточную" целостность. В процитированном выше письме к Котте он продолжает: "Каждый отдельный член [книги] проникнут смыслом целого, внутренне приближен к Востоку, указывая на нравы, обычаи и религию, и должен объясняться предыдущим стихотворением, воз
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.