Сообщения
© 2012 г.
Е.Н. НАЗЕМЦЕВА
ЯПОНСКИЕ ОККУПАЦИОННЫЕ ВЛАСТИ И РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В МАНЬЧЖОУ-ГО в 30-е годы ХХ века
Отечественные исследователи Русского зарубежья не раз обращались к проблемам, связанным с историей русской эмиграции в Маньчжурии. Эта тема получила широкое освещение в отечественной и зарубежной историографии1. Однако до сих пор по целому ряду изучаемых сюжетов нет единого мнения, приводимые факты и выводы часто противоречат друг другу. Кроме того, некоторые аспекты лишь поверхностно затрагивались исследователями, другие же рассматривались в контексте обобщающих трудов по истории русской эмиграции. Одним из таких вопросов, не получивших пока, несмотря на свою значимость, целостного освещения в исторической литературе по истории русской эмиграции в Китае, являются проблемы дипломатического характера, а именно: влияние фактора российской эмиграции на международные отношения в регионе. Политика японских оккупационных властей в отношении российской эмиграции в Маньжоу-Го и позиция СССР - один из таких спорных вопросов. Кроме того, именно дипломатические аспекты, из-за ограниченной источниковой базы долгое время оставались на периферии научного осмысления.
Цель данного сообщения заключается в том, чтобы охарактеризовать политику японских оккупационных властей в отношении российской эмиграции в Маньжоу-Го, показать, в какой степени она повлияла на международные отношения в регионе в целом, и на советско-японские контакты - в частности. Публикация основана на источниках разного характера, однако, учитывая заявленную проблематику, преимущество отдано не вводившимся ранее в научный оборот документам внешнеполитических ведомств.
После установления в 1925 г. дипломатических отношений между СССР и Японией основное внимание в двусторонних контактах уделялось экономическому взаимо-
* Наземцева Елена Николаевна - кандидат исторических наук, научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил РФ.
Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ (грант № 11-06-90719).
1 Ши Гохуа. Русские в Китае. - Проблемы Дальнего Востока, 1990, № 2; Аблова Н.Е. История КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина ХХ в.). Минск, 1999; Ли Мэн. Харбин - продукт колониализма. - Проблемы Дальнего Востока, 1999, № 1; У Нань Линь. Проблемы адаптации русских эмигрантов в Китае 20-30-х гг. ХХ в. М., 2001; Залесская О.В. Российско-китайские приграничные отношения на Дальнем Востоке (1917-1924). Благовещенск, 2002; Дубаев М.Л. Из истории русской эмиграции в Китае. - Восточный архив, 2002, № 8-9; 2003, № 10; 2004, № 11-12; Иванов В.П. Российское зарубежье на Дальнем Востоке в 1920-1940-е гг. М., 2003; Левошко С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Хабаровск, 2003; Фомин В.Н. Российская эмиграция в Китае с 1920 г. и до окончания Великой Отечественной войны (19411945 гг.). М., 2005; Аблажей Н.Н. С востока на восток: российская эмиграция в Китае. Новосибирск, 2007; Аурилене Е.Е. Российская диаспора в Китае. 1920-1950-е гг. Хабаровск, 2008.
6*
163
действию. Развивались культурные и научные связи, несмотря на разницу социальных систем и некоторую взаимную подозрительность. В целом же, по мнению полпреда СССР в Японии В.С. Довгалевского, "за этот короткий промежуток заложены прочные основы для дальнейшего углубления дружбы между народами - соседями и развития их экономических, культурных и политических связей"2.
Однако после прихода к власти правительства генерала Г. Танака ситуация начала меняться. Новый глава правительства был сторонником активной внешней политики. Благожелательный нейтралитет СССР воспринимался им как необходимое условие успешной японской экспансии в Китае3. Несмотря на то, что во время конфликта на КВЖД между СССР и маньчжурским диктатором Чжан Сюэляном в 1929 г. Япония сохраняла нейтралитет, советское руководство не исключало присутствия в конфликте, пусть не явного, "японского фактора". Позже, с началом "Маньчжурского инцидента" - оккупации Маньчжурии Квантунской армией в сентябре 1931 г., намечаются серьезные изменения в советско-японских отношениях. К 1932 г. вся Северная и Южная Маньчжурия оказалась в руках японских военных. Более того, на советско-маньчжурской границе стали строиться оборонительные сооружения4. Разумеется, Москва была недовольна переходом японской экспансии в активную фазу, однако воздерживалась от официальных демаршей.
Следует отметить, что к моменту оккупации японское население стало неотъемлемой частью населения Маньчжурии и Харбина. Оно представляло здесь влиятельную финансовую и экономическую силу. В Харбине издавались японские периодические издания, причем на русском, японском и китайском языках5. Японские предприятия концентрировались все вместе, образуя своеобразный японский город. В 1925 г. численность японской колонии составляла по данным Г.В. Мелихова, около 3400 человек6.
Факторами, осложнявшими двусторонние отношения в этот период, помимо оккупации японской армией Маньчжурии, стали постоянные конфликты на КВЖД, а также политика японских оккупационных властей в отношении российской эмиграции. Все три фактора были тесно взаимосвязаны друг с другом.
Китайско-Восточная железная дорога находилась ранее в совместном владении СССР и Китая, после "Маньчжурского инцидента" она оказалась под контролем "независимого" Маньчжоу-Го. При сохранении прежнего руководства дороги фактическими хозяевами стали японцы. В конфликтах были замешаны местные бандитские формирования (хунхузы), а также военизированные отряды, состоявшие из русских эмигрантов.
О подобных фактах свидетельствуют документы АВП РФ, в том числе многочисленные протесты советских представителей в Харбине, направленные в Министерство иностранных дел Маньчжоу-Го. На ряд акций антисоветской направленности с участием русских эмигрантов указывает протест полномочного представителя СССР в Харбине, в котором речь идет о нападении четырех русских фашистов на двух сторожей Забайкальской железной дороги. Несмотря на обещание принять меры к расследованию, никакого ответа по этому вопросу с китайской стороны не последовало. На запрос консула в отделение Главного полицейского управления последовал ответ о необходимости расследования подобных дел Дипломатическим бюро. Однако ни по-
2 СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны. М., 2010, с. 63.
3 Там же, с. 64.
4 Противостояние. Очерки военно-политической конфронтации первой половины ХХ века. М., 1995, с. 97.
5 Например, журнал "Вестник японского торгового музея" выходил на русском языке, а журнал "Харбин дзихо" - на японском; газеты "Харбин ници - ници симбун" и "Харбин цусин" - на японском, а "Шиту жибао" и "Дабэй синбао" - на китайском. - Мелихов Г.В. Российская эмиграция в международных отношениях на Дальнем Востоке 1925-1932. М., 2008, с. 264.
6 Там же, с. 262.
лицией, ни Дипломатическим бюро не было принято никаких мер к расследованию и розыску преступников. Причем пострадавшие сторожа дороги не были даже допрошены полицией. В результате служащие дороги, как отмечал советский консул, "опасаясь дальнейших нападений со стороны белогвардейцев, испытывают в настоящее время беспокойство за свою безопасность". Он привел еще ряд примеров аналогичного отношения со стороны полиции, указав, что "такое поведение местных полицейских властей достойно сожаления и не может не рассматриваться как попустительство деятельности преступных элементов". Причины такого поведения местной полиции понятны, поскольку полицейское обслуживание советской колонии было сосредоточено в руках находящихся на службе в полиции русских эмигрантов, заинтересованных, как подчеркивалось в письме консула, "в политической борьбе, которую ведут их единомышленники против советских учреждений и советских граждан"7.
Китайские власти довольно жестко реагировали на обвинения в свой адрес советской стороны в бездействии и потворстве "эмигрантским вылазкам" на КВЖД и в приграничье. Признавая факты постоянных беспорядков, они заверяли об активных мерах по их "искоренению". В частности, на протяжении 1931 г. в приграничных районах активно действовали отряды Пешкова, Зыкова и др. общей численностью около 150 человек. На очередной протест генерального консула СССР А.А. Знаменского особоуполномоченный МИД в Ляонине Ван Цзинхуан приводил доказательства ликвидации китайскими войсками этих бандитских формирований: "Обстоятельства протеста советского консула совершенно не соответствуют действительности, - утверждал он. -Поддержание местного порядка в районе КВЖД всегда проводилось в жизнь и все создатели беспорядков, безразлично, белогвардейцы или нет... всегда искоренялись. Согласно телеграфных сообщений помощника Главкома Ван Фулина, достаточно подтверждается, что войска в течение полугода, не покладая сил, искореняли бандитизм". По словам Ван Цзинхуана, материалом для формального письменного протеста консула явились "уличные сведения или односторонние донесения", которые не только затрагивают авторитет армии Китая, но и очень легко могут вызвать недоразумения между "нашим народами"8.
По мнению советских представителей, эти факты приобретали "особое значение" в отношениях СССР, маньчжурских властей и Японии на фоне усилившейся за последнее время активности белогвардейских организаций, местного отдела русской фашистской партии и скаутов. О благожелательном, по мнению советских представителей, отношении к антисоветским акциям со стороны японских властей свидетельствовали многочисленные уличные демонстрации эмигрантов с царскими флагами, проходившие летом и осенью 1933 г. и распространение пропагандистских листовок антисоветского содержания.
По этим поводам советские представители в Харбине неоднократно встречались с властями Маньчжоу-Го, в том числе, с начальником Дипломатического бюро Министерства иностранных дел Нин Жун Цзинем. Однако ответ последовал лишь после официального протеста советской стороны от 10 октября 1933 г. И тон, и содержание документа свидетельствовали об истинном отношении властей Маньчжоу-Го к сложившейся
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.