ГРАНИЦЫ КАВКАЗА: ДИСКУССИЯ
ЭО, 2013 г. № 5 © С.В. Соколовский
ЗАМЕТКИ О ПРИНЦИПАХ ВЫДЕЛЕНИЯ РЕГИОНОВ В ГЕОГРАФИИ И АНТРОПОЛОГИИ
Ключевые слова: этнографическая регионалистика, Кавказ, Север, Арктика, Поволжье, Средняя Азия
Статья представляет собой введение в дискуссию по работе Р.А. Топчишвили о границах Кавказа, публикуемой в этом номере журнала. Особое внимание уделяется принципам этнографического районирования, проблеме институализации региональных специализаций в этой дисциплине, а также вопросам построения интегральных классификаций в регионалистике вообще и при этнографическом районировании, в частности. Эти сюжеты рассматриваются на фоне истории этнографической регио-налистики в антропологии.
Кавказ - одна из крупных географических и ис-торико-этнографических областей СССР. <...> Северной границей Кавказа считается Кумо-Манычская впадина, южной - государственная граница Советского Союза с Турцией и Ираном. С запада Кавказ омывается Черным и Азовским морями, с востока - закрытым Каспийским морем.
(Народы Кавказа 1960, I: 9)
В этих кратких заметках мне бы хотелось обратить внимание читателей на два не затронутых в публикуемой дискуссии сюжета - институализацию региональных специализаций (и тем самым различных версий районирования) в отечественной этнографии/этнологии и методологическую проблему построения интегральных классификаций в регионалистике вообще и при этнографическом районировании, в частности, а точнее - проблему определения и отбора принципов для комплексных типологий регионов в условиях интенсивного взаимодействия и переплетения локальных и глобальных процессов и постоянного роста трансграничных потоков идей, вещей и людей, значительно усложняющих задачи не только для специалистов по географии культуры, но и для этнографов-регионалистов. Эти сюжеты имеют не только теоретический интерес - у них есть практические следствия в сферах экономики, политики и права.
Статью Р.А. Топчишвили, послужившую поводом для этой дискуссии, вряд ли можно отнести к работам собственно этнографическим. Редколлегия журнала решила
Сергей Валерьевич Соколовский - д.и.н., главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, главный редактор "Этнографического обозрения"; e-mail: sokolovski-serg@gmail.com
ее публиковать в первую очередь потому, что несмотря на важность географических сюжетов для антропологии как дисциплины, им (особенно в случае антропологии российской) в последнее время уделяется мало внимания. Пространственные концепты (территория, регион, провинция, область, ареал, район, зона, локальность, место) в рассуждениях современных российских этнологов и антропологов, не переставая играть роль фундамента, стали вспомогательными: они продолжают активно использоваться, однако не привлекают критики и анализа: например, при обсуждении брендинга территорий фокусом внимания становится брендинг, а не принципы выделения территории и ее границ. Обсуждение принципов этнографического районирования (как, впрочем, и проблемы согласования этих принципов в различных версиях комплексной и интегральной историко-географической классификации регионов, претендующей на совмещение результатов физико-географического, культурного и социально-экономического районирования) сегодня, вопреки сохраняющейся региональной специализации в дисциплине, выпало из внимания российских этнографов. Ситуация напоминает положение в американской антропологии 1930-х гг., о котором писал А. Крёбер:
На протяжении поколения американские антропологи уделяли все меньше и меньше внимания средовым факторам. <...> Значительная часть здешней антропологии в этом веке представляла собой социологию культуры коренных американцев; собственно исторические и географические интересы ушли на второй план, кроме тех случаев, когда их поддерживал интерес к археологии (Kroeber 1939: 3).
Аналогичным образом и во всем мире парадигма ареальных исследований переживает определенный кризис, иногда подвергаясь критике как политически и идеологически ангажированная (см., например: Harootunian, Myoshi 2002) или устаревшая и переставшая соответствовать действительности в результате нарастающей глобализации. Вместе с тем районирование успешно развивается в географии культуры1 и в исследованиях международных отношений. В этой связи обращение к тематике регионализации на примере Кавказа в публикуемых в этом номере журнала статьях может стать поводом к возобновлению дискуссии о необходимости этнографического районирования в современных условиях или, во всяком случае, переосмыслению его принципов.
Американские географы П. Джеймс и Дж. Мартин в своей книге по истории географической мысли обращают внимание на один из результатов почти полуторавеко-вого развития географического районирования:
В природе не существует того, что можно было бы назвать "территориальной единицей" в смысле выявления столь однородной территории, которую нельзя было бы разделить на еще меньшие части. Выделение гомогенных территорий любого размера является генерализацией, или обобщением, проводимым путем отбора подходящих единиц. Географы только потому не составляют карты муравьиного размера, что сами они немуравьиных размеров. Как знаки, оставленные на лике Земли человеческой деятельностью, так и размеры выделяемых районов, соответствующих пространственной структуре этих знаков, связаны с физическим обликом человека как такового (Джеймс, Мартин 1988: 526-527).
Было бы иллюзией считать, что, например, в физической географии границы регионов или территорий заданы исключительно физическими свойствами ландшафта и климата - они, как и в географии человека или географии культуры, опираются на человеческие представления в рамках конкретных идеологий, то есть неизбежно включают параметры "нефизические". Для демонстрации действия этого принципа я воспользуюсь (коль скоро сам принцип сочетания "физического" и "человеческого" представляется для географического районирования универсальным) другим, нежели Кавказ, случаем, а именно определениями Севера и существующими разногласиями в
отношении его границ: в одних работах к Северу относят область, лежащую севернее 60-65 градусов с.ш., в других - 55-55 градусов с.ш.; в третьих в качестве критерия используется среднегодовая температура или средняя температура самого теплого месяца. Интерес представляет и такой порог, как сумма дневных температур за вегетационный период: в соответствии с этим критерием, если эта сумма превышает 1600 градусов по шкале Цельсия, местность не относится к территории Севера, поскольку на ней можно вести зерновое хозяйство. Стало быть, Север выступает для сторонников такого критерия как территория, на которой невозможно выращивать полезные для человека злаки на зерно. Этот пример важен прежде всего потому, что он в явном виде юго- и антропоцентричен и вполне отчетливо обнаруживает не столько физико-географическую, сколько "человеческую" заданность границ территории. Более того - отраженные в нем потребности человека не являются, строго говоря, потребностями коренного населения Арктики. Некоторые географы, следуя за канадским североведом Л.-Э. Амленом (ИатвИп 1979), определяют границу Севера по комплексному показателю, измеряя в баллах суровость климата, длительность вегетационного периода, отдаленность от промышленных районов и городских центров, дороговизну жизни, (низкую) плотность населения и т. д. Все элементы этого показателя, как нетрудно заметить, заданы негативно. Аналогичным образом границы Арктики задаются по изотерме июля, не превышающей 10° С, а также по границе вечной мерзлоты или северных лесов, или же формально - как территория, лежащая к северу от Полярного круга, то есть 66 градусов 33 минут северной широты (см. подробнее в: Соколовский 1992).
Выделение в российской этнографии такой территориальной единицы, как "Сибирь и Север" (отраженной, например, в группировке "народы Сибири и Севера" - Токарев 1958: 409-566), имплицитно предполагало рассмотрение южносибирских скотоводов и народов, ведущих традиционное промысловое хозяйство, как единую классификационную группу. Впоследствии в нее были включены и земледельцы Северо-Запада, так что современная группа т.н. "народов Севера, Сибири и Дальнего Востока", включив в свой состав телеутов, сойотов и вепсов, стала еще более эклектичной. И если живущие в дальневосточном Приамурье и Приморье вдоль южной границы России "народы Севера" вошли в эту группу, главным образом благодаря таким характеристикам их культур, как ведение традиционного хозяйства (экономики, основанной на присвоении природных ресурсов, в данном случае - рыболовства и охоты) и традиционного образа жизни, то включение перечисленных выше трех народов произошло лишь на основании их малочисленности, - критерия, доставшегося нам от времен идеологии спасения "вымирающих народов" - и сегодня довольно спорного. Этот пример хорошо демонстрирует практические, в том числе и экономические, последствия региональных типологий, поскольку "вымирание" народов в упомянутой идеологии ассоциировалось с проживанием в экстремальных условиях, а в число признаков экстремальности, помимо характеристик климата, включались и низкая доступность территорий их проживания или удаленность этих территорий от крупных региональных центров.
Вообще с переходом от физико-географической к социально-географической регионалистике мы обнаруживаем еще более высокую сопряженность и "соразмерность" выделяемых в ней регионов не только человеку, но и его идеологиям и предрассудкам. Юго-Восточная Азия, Центральная или Средняя Азия, Ближний Восток, Европа и Латинская Америка и, наконец, Арктика - имена, используемые для обозначения каких-то якобы "целостных фрагментов" ойкумены (подходящий оксюморон, подчеркивающий парадоксальность большинства из названных "единств"), границы которых предполагают существование внутренней культурной однородности, хотя бы
несколько большей, чем межрегиональное сходство. Границы таких регионов, хотя и меняются со временем, но все же остаются довольно устойчивыми в отношении перечня входящих в них государств, то есть в
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.