Классическое же понятие «закон» (lex) как приказ всего народа складывается в конце VI -первой половине V в. до н.э., и процесс этот был обусловлен, с точки зрения Л.Л. Кофанова, со-словно-классовой борьбой патрициев и плебеев. Межсословная борьба, по его мнению, привела к сужению рамок действия сакрального права. Огромную роль в этом сыграл плебейский трибунат. Благодаря законотворчеству плебейских трибунов законодательная инициатива постепенно переходила от пронизанных религиозными запретами куриатных комиций к центуриат-ным, а затем и к трибутным. В это время идет и углубление процесса формирования правовой системы: разделяется судопроизводство по государственным и частным делам. Санкции законов эволюционируют от жертвоприношений к штрафам, конфискациям в пользу народа.
Определенным завершающим этапом в развитии архаического права становится создание Законов XII таблиц, в котором видны уже все основные элементы системы римского цивильного права, его деление на публичное (жреческое, сакральное и право магистратов) и частное (нормы о лицах, о вещах и об исках) право. В Законах представлены нормы, свидетельствующие о достаточно развитых институтах коллективной собственности, и в то же время отношения частной собственности носили еще довольно архаический характер.
Л.Л. Кофанов отмечает особую важность генезиса преторской юрисдикции и соответственно преторского эдикта в IV - начале III в. до н.э. для всего дальнейшего развития римского права. Постоянные преторские эдикты заложили основу будущего преторского права (ius honorarium) как важнейшего источника всего римского права. Важным моментом в истории преторского эдикта автор считает обнародование в 304 г. до н.э. курульным эдилом Флавием исков и фаст, что, с точки зрения исследователя, позволило преторам в судебной деятельности проявлять большую активность и самостоятельность. По мнению Л.Л. Кофанова, с конца IV в. до н.э. начинается развитие формулярного процесса, в котором активная роль в разработке исковых формул стала принадлежать именно преторам и курульным эдилам.
Итак, исследование Л.Л. Кофанова затрагивает как ранее мало исследованные проблемы в развитии римского права, так и предлагает свои решения дискуссионных вопросов. Следует отметить, что при всех несомненных плюсах работа несколько фрагментарна: больше внимания уделяется излюбленным автором темам, а ряд других, не менее значимых, затрагиваются лишь попутно. В целом монография представляет собой очень интересное исследование и побуждает ученых к дальнейшему комплексному изучению права и истории Рима.
О.А. Власова
© 2008 г.
Е.В. СИЛЬВЕСТРОВА. Lex Generalis. Императорская конституция в системе источников греко-римского права V-X вв. н.э. М.: Индрик, 2007. 246 с.*
Книга Е.В. Сильвестровой представляет собой первую в отечественной романистике монографию по постклассическому римскому праву. До сего времени вышло лишь несколько работ, посвященных отдельным сюжетам истории церковного права или правовой культуры Византии, авторы которых с большей или меньшей степенью обстоятельности и подробности привлекали для решения своих задач материалы «Кодекса» Феодосия и других текстов постклассического периода1. Работу Е.В. Сильвестровой выделяет на общем фоне ее целостный и ком-
* Рецензия написана в рамках проекта «Научный комментированный перевод Кодекса Феодосия» (грант РГНФ 08-03-00158а).
1 См., например: Азаревич Д. История византийского права. Ярославль, 1876-1877; Астапенко П.Н. Римское императорское законодательство IV века о церкви и формирование канонического права. Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1999; Гуляев А. Предбрачный дар в римском праве и в памятниках византийского законодательства. Исследование. Дерпт, 1891; Лебедева Г.Е. Социальная структура ранневизантийского общества (по данным кодексов Феодосия и Юстиниана). Л., 1980; Липшиц Э.Е. Право и суд в Византии в вв. Л., 1976; она же. Зако-
нодательство и юриспруденция в Византии в 1Х-Х1 вв. Л., 1981; Павлов А. 50-я глава Кормчей книги как исторический и практический источник русского брачного права. М., 1887; Тиктин Н И. Византийское право как источник Уложения 1648 г. и новоуказных статей. Опыт историко-сравнительного исследования. Одесса, 1898, и т.д.
плексный характер, проблемный подход и, как мы покажем ниже, серьезная доктринальная проработка основных разбираемых в нем концептов.
Объектом исследования Е.В. Сильвестровой является программа систематизации права, провозглашенная еще Феодосием (C. Th. I. 1. 5), но так и остававшаяся невыполненной вплоть до «Василик» (см. II) - византийского законодательного свода конца IX в. (с. 8-9). Несмотря на то что в римском праве и до V в. н.э. встречались программы кодификации (проект Вечного эдикта, например), отправной точкой своего исследования Е.В. Сильвестрова считает именно «Кодекс» Феодосия, «поскольку именно этот юридический памятник следует считать предтечей современного романо-германского кодекса, как определенным образом систематизированного комплекса абстрактно-общих правовых норм...» (с. 10). Соответственно объекту формулируется и цель исследования, которая заключается не просто в сопоставлении «программ трех систе-матизаций правоустановительных актов, но в уяснении значения и места императорской конституции в системе источников права в рамках изучения истории постклассических (и византийских) консолидаций и кодификаций.» (с. 15, 137). По нашему мнению, полностью достичь поставленной цели, особенно в части сравнения «программ трех кодификаций», автору так и не удалось. При внимательном прочтении монографии бросается в глаза значительное несоответствие места и времени, уделяемого автором каждой из трех исследуемых кодификаций: основное внимание уделяется «Кодексам» Феодосия и Юстиниана, фрагменты же, посвященные «Ва-силикам», смотрятся как вынужденное к ним приложение - настолько сильно уступают они остальным как в объеме, так и в глубине проработки.
Однако же, безусловно, самым интересным в рассматриваемой работе является то, что на протяжении всего своего исследования Е.В. Сильвестрова последовательно раскрывает понятие «всеобщего закона» (lex generalis), разрабатывавшегося императорской канцелярией на протяжении всего постклассического периода на базе императорской конституции. Известно, что в этот период проходил процесс унификации норм римского права, в ходе которого нормотворчество императоров постепенно вытесняло юридическую доктрину, бывшую до того основным источником права (с. 15; см. здесь библиографию в прим. 33). Однако автор не ограничивается простой констатацией этого факта, подробно анализируя указанное понятие и показывая, что именно постклассический концепт lex generalis ближе всего подходит к современному пониманию термина «закон».
Приступая к анализу lex generalis, Е.В. Сильвестрова выделяет несколько его основных черт, среди которых следует назвать определенность, понимаемую как свободу от каких бы то ни было двусмысленностей и недоговорок, общеизвестность и обусловленную последней общеобязательность. Автор обращает внимание на термин diversitas iuris, употребленный в упоминавшейся выше конституции из «Кодекса» Феодосия2, и трактует его как несогласованность и противоречия в действующем праве, отсутствие единообразия в правовом регулировании однопорядковых общественных отношений (с. 19). В этой и в ряде других конституций император призывает устранить возможную двусмысленность, установить определенность права, четкость и ясность правовых норм. С тем же пороком неоднозначности и непонятности правовых текстов, разногласия правовых норм впоследствии столкнулся и Юстиниан, указывавший в конституции Cordi на то, что целью создания кодекса императорских конституций было как раз преодоление несогласованности действующего права. Наконец, и создание «Василик» также представляло собой реализацию программы по очищению древних установлений, в рамках которой предполагалось устранить противоречия в нормативно-правовом материале, изъять из текста свода утратившие юридическую силу правоустановительные акты (с. 20). Впрочем, как можно заметить, все упомянутые попытки преодолеть хаос в правовой системе помогали лишь на время - каждый последующий император, начиная свой проект кодификации, боролся с теми же угрозами и вызовами, что и его предшественники.
Желание придать своим постановлениям общеизвестность и, как следствие - общеобязательность привело Феодосия II, а за ним и Юстиниана к необходимости пересмотра всей системы источников римского позитивного права. Основным источником права отныне должны были стать императорские конституции, которые следовало воспринимать как «всеобщие законы», leges generales. В качестве таковых в одной из конституций Валентиниана III перечисляются конституции, которые император направил сенату, конституции, получившие название эдикта и, наконец, приравненные к ним постановления, распространенные наместниками провинций в виде своих эдиктов (с. 22; cf. C. I. 14. 3). Опираясь на этот текст, автор замечает, что, по всей видимости, одним из основных признаков понятия generalitas применительно к правовому акту яв-
2 C. Th. I. 1. 5: .Omni iuris diversitate exclusa magisterium vitae suscipiet.
ляется степень известности его как можно более широким слоям населения (с. 23). Таким образом, суммировав все приведенные в I главе признаки «всеобщего закона», Е.В. Сильвестрова приходит к выводу о том, что идеальный lex generalis кодификаций Феодосия и Юстиниана представлял собой «отвечающий определенным требованиям правоустановительный акт, в котором выражено нормативно-правовое содержание основного источника позитивного права, закона. В качестве закона выступает волеизъявление императора, облеченное в отвечающую определенным критериям форму императорской конституции. "Всеобщий закон" действует на всей территории империи и обладает обязательной юридической силой» (с. 27).
Выявив теоретические основы концепции «всеобщего закона», в остальных главах Е.В. Сильвестрова подробно рассматривает проблемы, связанные с императорскими конституциями в системе ист
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.