са к человеку. Привлекается внимание к парадоксальности человека, к глубинам его внутреннего мира и его соизмеримости космосу. Анализируется соотношение адаптации и творческой деятельности, биологического и социального.
Следует особо отметить как заслугу авторов, что упоминание ими биомедицинских технологий задает полемический контекст и погружает нас в атмосферу потенциальных дискуссий, в рамках которых они могут оцениваться и как шаг вперед, учитывающий прогресс современной науки, и как тот глобальный риск, который еще стоит осмыслить во всей совокупности его негативных пост- или трансчеловеческих последствий.
Можно предположить, что особый интерес у молодой аудитории вызовет раздел, посвященный рассмотрению вопроса о смысле жизни. Однако, как и в подавляющем большинстве случаев, заслуга авторов состоит лишь в том, что столь сложная проблема грамотно поставлена, ее решение остается за рамками предлагаемого текста. Авторы почему-то не провозгласили значимость интеллектуального альтруизма или ответственного выбора, абсолютной позитивности или стремления к подлинно человеческим проявлениям, осуществлению себя как свободного существа и пр., но зато с избытком привели выдержки из Достоевского, заставляющие размышлять и размышлять.
Можно согласиться с авторами учебника в том, что философия обязательно включает в себя проблемы онтологии, гносеологии, социальной философии, аксиологии, этики, эстетики. Именно таким образом должно быть представлено академическое понимание философского знания, и из этих предпосылок должен исходить хороший
учебник по философии как питательная почва осмысления существующей действительности и кладовая человеческой мудрости. В нем должны иметь место и хорошие традиции, являющиеся основанием "школы мышления", "искусства вести эффективный спор" и смысложизненной мудрости, обеспечивающей взвешенные реакции на происходящее, и, бесспорно, новации, связанные с современным мировидением и неожиданными трансформациями, уготованными нам эпохой. Конечно, при условии, что современность повенчана с философской рефлексией и останется ей верна, и существующая образовательная политика не сочтет излишним философствование как таковое, учебник выдержит и не одно издание. Он будет становиться совершенней и содержательней, отточит образные примеры, облегчит доказательства, найдет точные аргументы и тематическую ровность. Многоголосье восемнадцати авторов сольется в гармоничный симфонизм.
В связи с этим хотелось бы сделать следующий вывод. И теоретические обобщения, и концептуальные проблемы мировоззренческого и смысложизненного характера, - все это не только инструментарий мыслящего человека, каким и должен быть выпускник высшей школы, но вехи и содержание европейской культуры, взятые в ее суммарном, обобщенном виде. Поэтому философия, преподаваемая в высшей школе, должна сохранить за собой право ввести студента в мир теоретического мышления, смысложизненных проблем и концептуальных предпочтений, без которых немыслима подготовка европейски образованного человека с приоритетными ценностями прав человека и гражданина.
Г.В. Драч, Т.Г. Лешкевич (Ростов-на-Дону)
Ф.А. СТЕПУН. Письма. Сост., археогр. работа, комент., вступ. статья к тому и разделам В.К. Кантора М.: РОССПЭН, 2013. 683 с.1
Эпистолярия - жанр особенный. Давно замечено, что именно в письмах на уровне стилистики и интонации проявляется в полной мере артистизм автора.
Стилистический репертуар эпистолы воспитывался в XVIII-XIX вв. не только в жанрах дружеского стихотворного послания, эпистоляр-
1 Работа поддержана грантом РГНФ 12-0300411 2011-09-27 "Аксиосфера современности: философско-эстетический анализ и нравственное обоснование социокультурных практик".
ными романами эпохи Просвещения, бесчисленными "философическими письмами", но и так называемыми письмовниками - практическими руководствами к "вещесловию" (вспомним хотя бы старый "Письмовник" Н.Г. Курганова).
Так называемые эго-тексты2 отмечены специфическим существованием. Они лишены самодостаточной текстовой автономии, как тексты художественной литературы или философские
2 Михеев М.Ю. Дневник как эго-текст (Рос-
сия, XIX-XX). М.: Водолей Publishers, 2007.
трактаты, поскольку с избыточной теснотой связаны с мелочами авторской повседневности, которые частенько вырастают в значительные сюжетообразующие биографические моменты.
Когда стали, наконец, доступны необъятные по объему Дневники М. Пришвина, перед нами предстал совсем иной человек - не бытописатель-натуралист и не детский классик, а мыслитель поразительной глубины и интеллектуального масштаба. Дневники и письма как памятники бытовые по преимуществу тысячами нитей связаны с живой материей повседневного существования. Исповедальный пафос дневниковой прозы, даже если она явно "олитературена", как дневники Л. Толстого, с трудом переносит применение к ним обычных приемов филологической работы.
Поэтому писать рецензию на переписку -весьма странное занятие. Остается воодушевиться той установкой, что "именно дневниковый, мемуарный, эпистолярный и другие жанры эго-документов придают специфические оттенки словесной ткани русской философской сферы разговора"3.
Перед нами - замечательный памятник эпистолярного творчества: объемная книга "Писем" Ф.А. Степуна.
Мы позволим себе двигаться далее в пространстве огромного тома, отмечая попутно кардинальные темы размышлений Степуна. Надеемся, читатель простит нам превращение дальнейшего текста в своего рода цитатник: в живых взволнованных интонациях Фёдора Августовича предстает судьба целого поколения наших эмигрантов - трагическая, поучительная и прекрасная.
Составитель тома справедливо отмечает: "Эмигрант - это, как правило, человек между-мирья. Он поневоле живет в положении постоянного сравнения отечественной культуры и той, которая приютила его. Причем трудность его ситуации тем больше, когда он не добровольный эмигрант, а изгнанник. Возможно, такая жизнь в позиции "находимости-вненаходимости" <.. .> обостряла остроту зрения и мысли у людей, попавших в чужой мир и вынужденных к тому же полагаться только на себя" (с. 172).
Люди эпистолярного обмена буквально спасались и спасали Другого, причем тонус общения такой глубины и искренности позволял напрямую переводить его в план богообщения. Степун так и говорит Т. Франк: "В конце концов, всякая человеческая душа спасается общением с другой душой. В одиночестве человек гибнет, если ему не дан дар живого общения с Богом"
3 Щедрина Т.Г. Архив эпохи: тематическое единство русской философии. М.: РОССПЭН, 2008. С. 180.
(с. 371). Возможно, это беспрецедентное расширение "общения" до "Богообщения" стало возможным не просто на фоне ностальгического комплекса и эмигрантского "сиротства", но в силу того, что кардинальная для религиозной пневматологии теологема Встречи приобрела почти сенсационную актуальность.
Поймем "Встречу" так: это - акция имманентного обмена высшими ценностями в диалогическом партнерстве, определенном Вяч. Ивановым как "апантетический принцип" сознания, от греч. алаутпра - "встреча", "выход на встречу", "сретенье"4. Существует универсальное представление о жизни как актуальной возможности Встречи. Она вне антитезы "свидание/ расставание" и включена в другое смысловое поле - участия или неучастия в ней: она всегда "есть", но "моя Встреча" должна быть осознана внутри жизненного бытия-события и как факт самосознания. Встреча - это интеллектуальная (религиозная) катастрофа или философское приключение, которое может выглядеть как звено в ряду биографических событий, но смыслом своим принадлежит иному, над-биографическо-му, типу каузальности: благодати, сакральной инспирации, чуду, Божьему дарению. Встреча осознается символически и за пределами овне-шняющих обстоятельств быта и истории. Поэтому она может быть поставлена в аналогию с вечным событием мифа, вещим указанием сна, профетическим намеком оракула или сакральным событием литургии. В ряд уподоблений встает и ритуальная инициация, которая и является "внутренней формой" Встречи.
Эмигрантская эпистолярия стала не только школой взаимного и коллективного самоопределения в новой исторической ситуации, но и средством обоснования и оправдания своей миссии в глазах людей Западной Европы. С предельной ясностью это прозвучало в письме Г. Риккерту от 8.06.1932 г.: "Отсюда (из Дрездена. - К.И.) мы не можем делать ничего другого, как только разрабатывать мировоззрение будущей России, на котором она должна строиться. Мы должны, таким образом, выступить в роли своего рода
4 Иванов Вяч. Сентенции и фрагменты // Русско-итальянский архив. Вяч. Иванов. Новые материалы. Салерно, 2001. С. 142. См. Антоний, митр. Сурожский. О Встрече // Новый мир. М., 1992. № 2. С. 184-191; Арсеньев Н.С. Мистическая встреча // Арсеньев Н. С. О Жизни Пре-избыточествующей. Брюссель, 1966. С. 65-68; Клеман О. Истоки. Богословие отцов Древней Церкви. Тексты и комментарии / пер. с франц. М., 1984 (Ч. 1, гл. 1. Поиск, встреча, решении). С. 17-26; Франк С.Л. Крушение кумиров. Гл. 5 -Духовная пустота и встреча с живым Богом // Франк СЛ. Соч. М., 1990. С. 161-182.
Руссо для будущего исторического процесса России. Это решение, которое примиряет нас с работой на длительный срок, далось мне и моим друзьям нелегко" (с. 184).
"Нелегкое решение", о котором говорит Сте-пун, связано с главным вопросом: как примирить тоску "по России, по ее дорогам, дождям, осенней грязи и лошадям с подвязанными хвостами" с тем, что теперь приходится лишь издалека наблюдать? Ведь "Россия - это и детство; и Кон-дрово, и мать, и влюбленность 14-летнего мальчика в женщин Тургенева и Толстого" (с. 478; из письма Г.Н. Кузнецовой от 01.12.1950).
Образы безвозвратно утраченной старой России, с ее усадьбами и ландшафтами, уютом дворянских гнезд и библиотеками, прогулками в темных аллеях и душевными беседами обо всем, неотступно преследуют Степуна и его корреспондентов, когда разговор заходит о судьбах русской культуры, об Отечестве Нового Града и новом человеке нового миропорядка.
В письме редактору журнала "Меркур" от 08.04.1948 сказано: "Я крепко убежден,
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.