ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ
Георгий Федотов о характере русской революции и о европейском кризисе первой половины ХХ в.
Л. ЛЮКС
Георгий Федотов был, наряду с авторами сборника "Вехи" (1909) и некоторыми другими представителями русского религиозно-философского возрождения рубежа XIX-XX вв., одним из самых глубоких интерпретаторов начавшейся в 1917 г. русской катастрофы и углублявшегося европейского кризиса первой половины XX в.
Однако между Федотовым и авторами "Вех" было принципиальное различие. Если авторы Вех решительным образом влияли на внутренний российский дискурс начиная с конца XIX столетия, то голос Федотова был услышан его соотечественниками лишь через четверть века - в 1926 г.
Georgy Fedotov, alongside the authors of the collection of essays Vekhi (Landmarks -1909) and some other representatives of the Russian religious philosophical renaissance of the late 19th - early 20th centuries, offered one of the most profound interpretations of the Russian catastrophe that started in 1917 and the deepening European crisis of the first half of the 20th century.
However, there was a fundamental difference between Fedotov and the authors of Vekhi. While the latter had a critical influence on the Russian domestic discourse since the end of the 19th century, Fedotov's voice was only heard by his compatriots after a quarter of a century -in 1926.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Русская революция, большевизм, сталинизм, фашизм, тоталитаризм, кризис демократии, империя.
KEY WORDS: Russian revolution, Bolshevism, Stalinism, fascism, totalitarianism, crisis of democracy, empire.
Революционное прошлое связывало Георгия Федотова с авторами "Вех" - Семеном Франком, Николаем Бердяевым, Петром Струве, Сергеем Булгаковым и Александром
© Люкс Л., 2015 г..
Изгоевым1. И он нес в себе бациллу политического радикализма и отчужденного от мира утопизма; тем более безжалостно и эффективно он боролся с этой духовной болезнью.
К середине 20-х гг. Федотов превратился из неизвестного автора в одного из самых влиятельных публицистов русской эмиграции, которого называли "новым Александром Герценом"2. Творчество Федотова отличалось духовной оригинальностью и наглядностью форм, в которые он облекал свои мысли.
Однако авторы "Вех", за исключением Николая Бердяева, были и остаются до сих пор почти неизвестными на Западе. И это несмотря на тот факт, что они внесли в изучение европейского кризиса ХХ в. свой вклад, соотносимый с вкладом таких немецких эмигрантов как Эрнст Френкель, Ханна Арендт, Хельмут Плесснер, Теодор Адорно и Вальтер Беньямин.
1. Анализ причин и последствий русской революции
Широкая русская общественность открыла для себя Федотова, как уже было сказано, в 1926 г. - сразу после его отъезда из Советского Союза. Тогда совершенно неизвестный автор, возникший как бы из ничего, появился на страницах многих влиятельных эмигрантских газет и журналов и сразу же удивил читателей своей духовной глубиной и блестящим стилем. Однако Федотов никоим образом не являлся новичком в публицистике. И до 1926 г. он публиковал тексты, в которых выражал свое отношение как к русской катастрофе 1917 г., так и европейскому кризису начавшегося ХХ в. Однако эти статьи едва ли были замечены в России широкой общественностью: большевистская цензура сразу же запретила печатный орган, в котором публиковался Федотов. Речь идет о журнале "Свободные голоса", первый и единственный номер которого вышел в свет в апреле 1918 г. Три коротких заметки, которые Федотов напечатал в этом издании, содержали ряд основополагающих тезисов, развитых в его дальнейших работах (после 1926 г.) [Федотов 1988а, 1-15].
После запрета "Свободных голосов" Федотов в условиях большевистской диктатуры больше не имел возможности публично выражать свои мысли. Во время гражданской войны он жил в Петрограде и работал в Публичной библиотеке. Несмотря на замкнутый образ жизни, он участвовал в заседаниях тайного религиозно-философского кружка под руководством богослова А. Мейера, который и был редактором "Свободных голосов" [Федотов 2008 XII, 252-255].
В начале 1920 г. Федотов, чтобы избежать царившего в Петрограде голода, покинул город и переселился в родной город Саратов, где стал преподавать историю средних веков в университете. (В 1911 г. он завершил курс истории у известного петербургского профессора-медиевиста И.М. Гревса.)
В 1923 г. Федотов вернулся в Петроград, где работал переводчиком и вновь вошел в кружок А. Мейера. Широкой общественности он оставался неизвестен. Его биограф писал: "В эти три года Федотов создал лишь три научные статьи и краткий трактат об Абеляре. Из-за ужесточившейся цензуры его статья "Об утопии Данте" так и осталась неопубликованной" [Федотов 1988а, XVIII]. Так что творческий потенциал Федотова в значительной мере оставался нереализованным. Эта ситуация изменилась лишь тогда, когда он в конце 1925 г. покинул Советский Союз и переселился на Запад. До 1941 г. Федотов жил в Париже. Уже в 1926 г. в русских эмигрантских журналах "Версты" и "Путь" появились первые статьи Федотова, которые заложили основу его славы как одного из самых талантливых публицистов русской эмиграции. Особое внимание критиков вызвало его эссе "Трагедия интеллигенции", опубликованное в журнале "Версты" в 1926 г. На этом сочинении я хотел бы остановиться немного подробнее.
В начале работы Федотов извиняется за необходимость вновь писать о русской интеллигенции: не опубликованы ли об этом с конца ХГХ в. многочисленные тексты? Федотов придерживается, однако, мнения, что несмотря на поток статей, катастрофа 1917 г. вынуждает переоценить роль интеллигенции в русской истории. Лишь теперь можно
ясно увидеть как созидательные, так и разрушительные последствия ее деятельности. В качестве двух основных характеристик интеллигенции Федотов называет ее беспочвенность и самозабвенный идеализм. Однако это определение не представляет собой ничего нового. Аналогично описывали интеллигенцию и авторы "Вех". Тем не менее федотовское изображение интеллигенции содержит дополнительные аспекты, которые еще больше подчеркивают уникальность этого явления. В особенности это касается беспочвенности интеллигенции. Не в последнюю очередь по этой причине не все критики царизма, по Федотову, принадлежат к "ордену интеллигенции". Так, например, декабристы, которые хотели превратить царскую автократию в конституционную монархию, никоим образом не были беспочвенными оппозиционерами. Они были прекрасно интегрированы в царский офицерский корпус и государственный аппарат. Они отвернулись от существующего режима не вследствие своих антигосударственных убеждений, а лишь потому, что русская монархия, с их точки зрения, остановилась на пути просвещенных реформ, предначертанном Петром. Лишь следующее поколение критиков режима, по Федотову, отвернулось полностью от государства. Лишь с этого поколения, как считал Федотов, началась история "ордена интеллигенции".
Интеллигенция, отдаленная от государства и народа, жила в своем абстрактном мире идей. Вследствие полного отрыва от политической и социальной реальности она становилась все более радикальной. Каждое новое поколение интеллигенции выбрасывало идеи предыдущего на "свалку истории", потому что считало их слишком умеренными. Так, например, радикально настроенные материалисты-нигилисты 1860-х гг. презирали своих предшественников-идеалистов (конфликт отцов и детей, столь точно описанный Федором Достоевским в романе "Бесы"). Кампанию нигилистов, направленную против эстетики, против всякой неутилитарной деятельности в сфере культуры, Федотов называет своего рода нашествием варваров, которое угрожало разрушить хрупкую оболочку цивилизации петербургской России.
Линии развития русской интеллигенции и русской культуры все больше отдалялись друг от друга: "К XX в. это уже две породы людей, которые перестают понимать друг друга" [Федотов 1988а, 102].
Для Федотова представляло загадку почти религиозное рвение, с которым интеллигенция, имеющая весьма скудный интеллектуальный багаж, отстаивала свои идеи. Это в особенности касалось поколения 1870-х гг., которое шло за нигилистами и из рядов которого вышло движение народников. Движение, которое "ушло в народ", чтобы самозабвенно служить ему, вызывает почти безграничное восхищение Федотова (в этом нашли свое ясное выражение социалистические идеалы его юности).
Федотов сравнивает народников с религиозными подвижниками и мучениками времен раннего христианства. Хотя духовными лидерами народников были авторы поверхностных революционных брошюр, фактически их идеалы питались из христианских истоков. Федотов подчеркивает, что многие народники, вопреки их атеистическим взглядам, говорили о Христе с большим благоговением. Но затем, с 1879 г., случилось что-то непостижимое: "Странствующие апостолы превратились в политических убийц". Это превращение Федотов объясняет провалом эсхатологических ожиданий народников. Несмотря на свою чрезвычайную готовность к самопожертвованию, они оказались не в состоянии создать "Царствие Божие" на земле или же "царство социализма" [Федотов 1988а, 107]3. Народ, к спасению которого они стремились, отвернулся от них.
Совершая террористические акты, интеллигенция утратила политическую невиновность, - развивает свою мысль Федотов. Однако, представители "ордена" считали себя, несмотря на совершаемые ими убийства, не преступниками, а жертвами и мучениками. Всякое воспевание побед было им чуждо; из всех революционных песен у них пользовались наибольшей популярностью похоронные марши, - подчеркивает Федотов.
На протяжении поколений русская интеллигенция пыталась проникнуть в душу народа, разгадать тайные желания и стремления русских "низов".
Но так как народ упрямо молчал, этому молчанию придавалось почти мистическое значение. В воображении интеллигенции возник иллюзорный мир людей, якобы стремящихся создать социальный рай на земле.
В начале XX в. состоялась долгожданная встреча интеллигенции с народом, - продолжает Федотов свои рассуждения. Это был в высшей степени противоречивый союз под лозунгом "Земля и воля"
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.