ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2012, том 71, № 3, с. 3-20
ГЕРЦЕН И ТУРГЕНЕВ В СПОРЕ О СУДЬБЕ РОССИИ (К 200-летию со дня рождения А.И. Герцена)
© 2012 г. Е. Н. Дрыжакова (США)
Двадцать лет (1849-1869) продолжался спор Герцена и Тургенева о том, что ждет Россию в ближайшем будущем. Тургенев полагал, что Россия принадлежит к "европейской семье народов" и ее судьба будет сходна с "европейскими сестрами": ее ждут трудные годы социального развития, предполагающие "революционные бури" и неожиданные повороты. Герцен был убежден, что у России "особый путь" и она вполне может избежать "проблемы пролетариата" и построить свое будущее по справедливым законам русской крестьянской общины. Спор этот нашел свое отражение в публицистике Герцена, романах Тургенева и в их частной переписке.
Herzen and Turgenev kept debating the future fate of Russia for 20 years (from 1849 to 1869). Turgenev saw Russia as belonging to the European commonwealth and sharing her fate with the "sister nations", for whom the future held in store varioussocial hardships, "revolutionary storms" and sudden good and bad turns. Herzen's view was that Russia had her "own special way" andwas able to completely avoid the "proletariat problem", while founding her future upon the just laws of the Russian peasant community. This debate is reflected in Herzen's journal publications, in Turgenev's novels, and in Herzen-Turgenev correspondence.
Ключевые слова: Герцен, Тургенев, Огарев, социализм, крестьянская община, революция 1848 г.
Key words: Herzen, Turgenev, Ogarev, socialism, Russian socialism, peasant community, Revolution of 1848.
А.И. Герцен и И.С. Тургенев - люди одного поколения. Человеческие и общественные судьбы их сложились совершенно по-разному, но было нечто общее, объединяющее в 1840-1850-е годы русскую мыслящую интеллигенцию, независимо от социальных, имущественных и даже образовательных факторов... Это "нечто" - тревога о будущем России, запоздавшей в своем политическом и экономическом развитии.
Тургенев был шестью годами моложе Герцена, но в литературу они вступали почти одновременно, оба в кругу Белинского и Некрасова, который считался самым радикальным и западническим; оба прошли через русское гегельянство и влияние Бакунина; оба непосредственно на улицах Парижа наблюдали революционные события 1848-1851 годов.
Известие о провозглашении республики в Париже 25 февраля 1848 г. изменило планы Герцена на продолжение путешествия по Италии, и в начале мая он был уже в столице Французской Республики. Меньше месяца потребовалось ему для интерпретации парижских событий. В цикле "Опять в Париже", первое Письмо которого датировано автором "1 июня 1848", Герцен писал: "Франция совершила провозглашением республики еще один великий шаг для себя, для
Европы, для мира - и снова запнулась, как бы боясь собственного величия, и снова нашлись нечистые руки и предательские объятия, которые задушили ребенка в колыбели. Опыт не учит Францию. Она доверчива, как все мужественные и благородные натуры. Французский народ не готов для республики, о которой мечтает социалист, демократ и работник. Его надо воспитать, для того, чтоб он понял свои собственные права" [1, т. V, с. 304-305].
Через несколько дней, развивая свою мысль в следующем Письме этого цикла, Герцен иронически перебирает деятелей февральской революции - от председателя Учредительного собрания Марраста, которого он называет "grand seigneur", до "Манилова французской революции" Ламар-тина1. В подобном "временном правительстве", по мнению Герцена, кроме названия, всё осталось монархическим, ибо французский народ "не имел доверия к себе, не был готов" к построению республики и "искал правление сверху", "искал людей между депутатами и журналистами... вместо того чтоб искать его в своей здоровой и мощной среде".
1 В частном письме к московским друзьям Герцен иронически называет Ламартина Василием Андреевичем, а Марраста Андреем Александровичем, т.е. именами В.А. Жуковского и А.А. Краевского [1, т. XXIII, с. 81, 367].
Герцен вернулся в Париж 5 мая, когда республика, по его мнению, уже "была уничтожена", а после 15 мая начались репрессии. Аресты, доносы, запрет "собираться толпами на улицах", тайная полиция, страх, "ненависть между работником и мещанином страшная", и эта ненависть перешла в "уличный беспорядок". Таков, по Герцену, обычный ход революций. "К подобного рода беспорядкам надобно в республиках привыкать, делать нечего", - формулирует он в третьем Письме цикла "Опять в Париже" (август 1848) и продолжает там же: " Народ этот (в данный момент французский. - Е.Д.) внезапно восстает, неотразимый и грозный, вступает в отчаянный бой с общественным злом, - противостоять ему в эти минуты невозможно, их надобно переждать; по мере того, как он одолевает врага, силы его слабеют, ум тускнеет, энергия исчезает, он делается равнодушным к тому, за что проливал кровь... " [1, т. V, с. 373]. Эта концепция французской революции 1848 г. и вообще социальных народных революций по сути дела останется у Герцена на всю его жизнь. Более того, заканчивает он это Письмо утверждением, что через пятнадцать лет французский народ "снова построит баррикады, усеет трупами улицы, удивит мир геройством и уступит из рук завоеванное". Но сейчас Франция "может резаться сколько ей угодно, европейские народы не станут ей подражать и завидовать" [1, т. V, с. 374].
Спустя год - полтора в статьях, составивших в 1850 г. книгу "Vom anderen Ufer ", Герцен неоднократно утверждает, что провозглашение конституции отнюдь не обеспечивает равенства и справедливости, а республика, как таковая, не означает освобождения от тирании власти. Современный, по мнению Герцена, "католико-феодальный мир, обновиться не может...". Республика, как ее понимают многие европейские люди, - "отвлеченная и неудобоисполнимая мысль, плод теоретических дум... преображение того, что есть... последняя мечта, поэтический бред старого мира...". "Деятели революции не могут выйти из старых форм...". "Роковая их ошибка состоит в том, что... они бросились освобождать людей прежде, нежели сами освободились" [1, т. V, с. 50-51].
Герцен сравнивает положение современного ему европейского мира с закатом Римской империи. Центральные главы "Vom anderen Ufer" названы латинскими крылатыми формулами : "Vixerunt!" и "Omnia mea mecum porto" (они сохранены без перевода в авторизованном русском издании книги). Старый мир "отжил" и должен уйти, "унося с собой" все старые формы и идеалы.
Тогда же, в конце 1848 г., в письме к русским друзьям Герцен высказывает достаточно неожиданную мысль: если гражданское бессилие Франции, невозможность найти путь к справедливой организации общества (т.е. "разложение христиано-европейского мира после поражения революции") обрекает этот европейский мир на годы нравственного застоя, то, может быть, существует другой народ, не столь погруженный в "призраки" своих вековых стандартов и предрассудков? И Герцен находит такой народ: это славяне. "Европа, умирая, завещает миру грядущему, как плод своих усилий, как вершину развития, социализм. Славяне an sich имеют в своей дикости социальные элементы", - пишет он Московским друзьям 5 ноября и допускает, что при всей "дикости", при необходимости "перебродить и отречься" от "допетровской и послепетровской истории" Россия по своей славянской природе "богата силами, как неистощенная почва" [1, т. XXXIII, с. 111-112]. Мыслъ эта, возникшая в частной дружеской переписке, становится для Герцена определяющей всю его идеологическую и политическую позицию.
С начала 1849 г. Герцен и Тургенев очень часто встречаются в Париже и в доме Герцена, и на общих прогулках, и при посещении театров. После участия в демонстрации 13 июня Герцен был вынужден с чужим паспортом бежать в Швейцарию, проделав последнюю часть пути пешком. Он прожил там до середины декабря. Тургенев был в курсе многих событий и намерений Герцена, знал о его финансовой поддержке журнала Прудона "La Voix du People".
В сентябре 1849 г. Герцен пишет из Женевы (с оказией) "длинное" письмо к Московским друзьям, в котором оценивает все этапы Парижских событий с 15 мая 1848 по июнь 1849 г. Главный вывод Герцена: "Демократическая сторона, или сторона движенья, была побеждена, потому что она была недостойна победы... Пустым людям, как Ледрю-Роллен, Луи Блан... не может удаться революция... Ну, делают ли так перевороты? Да и потом, чего они хотели, какие политические перевороты возможны в теперешнее время?.. Грядущая революция должна начать не только с вечного вопроса собственности и гражданского устройства, а с нравственности человека, в груди каждого она должна убить монархический и христианский принцип; все отношения людей между собою ложны, все текут из начала власти, все требуют жертвы, все основаны на вымышленных добродетелях, обязанностях... Конец политических революций и восхождение нового миросозерцания - вот, что мы должны проповедовать...
Надобно оторваться от падающего мира. Мир оппозиции, мир парламентских драк, либеральных форм - тот же падающий мир... " [1, т. XXIII, с. 187-188].
По мысли Герцена, надо уходить от такой демократии на другой берег, т.е. на другие пути для поисков нового "будущего". И этим другим берегом может оказаться славянский мир и прежде всего Россия - "каменистое поле будущего", чья "судьба... колоссальна", хотя в настоящем - это "царство мглы, произвола, молчаливого замиранья, гибели без вести, мучений с платком во рту..." ("Addio!" - [1, т. VI, с. 317]).
В Швейцарии осенью 1848 г. писались Герценом статьи первого немецкого издания "Vom а^егеп Ufer" (1850). Книга начиналась диалогами о "грозе" 1848 г. с вымышленными полемистами и заканчивалась двумя статьями-обращениями к Георгу Гервегу и Джузеппе Маццини. Обе можно назвать первыми попытками "знакомить Европу с Русью". Это и есть та позиция, которую избирает Герцен, уже принявший решение не возвращаться в Россию.
Вернувшись в Париж в конце 1849 г., Герцен печатает по-французски в газете Прудона "La Voix du Peuple" статью "La Russie" - несколько переработанный вариант стат
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.