ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2012, том 71, № 3, с. 21-28
ИЛЬЯ ИЛЬИЧ ОБЛОМОВ: ГРАНИ РОМАННОГО ОБРАЗА (К 200-летию со дня рождения И.А. Гончарова)
© 2012 г. В. А. Недзвецкий
Видя в главном герое знаменитого романа образ в той же мере общечеловеческий, как и национально русский, автор статьи выявляет в произведении тот фольклорный, архетипический и мифологический контекст, благодаря которому Обломов, нисколько не утрачивая своей социально-бытовой определенности, обретает художественный смысл непреходящий и вечный.
Perceiving in the title character of the novel features, which are common to all mankind, as well as specifically Russian qualities, the author of this article draws attention to the folkloristic, archetypical, and mythological levels of context, in which Oblomov's figure - still as large as life - gets bestowed with certain artistic meaning that transcends transient particularities.
Ключевые слова: широта художественного обобщения, свойства русского человека, былинно-сказочные ассоциации, литературные параллели, мифологические реминисценции.
Key words: vast artistic generalization, typical features of a Russian, bylina-and-tale associations, literary parallels, mythological reminiscences.
Отличительной особенностью романа "Обломов" стала редкая даже для классической русской прозы широта образного контекста или, говоря иначе, смысловых граней, отличающих то или иное действующее лицо, место действия, значимые сюжетные моменты, пространственно-временные характеристики и самые судьбы героев произведения. В качестве подлинно художественного произведения гончаровский роман подобен планете, где есть своя земля, свое небо, свое подземелье, свой космос, и обитатели которой одновременно представительствуют столько же от своей эпохи и России, сколько и от человеческой природы в ее извечных устремлениях и коллизиях. Такое впечатление от романа достигается органическим сочетанием при изображении его персонажей и обстоятельств их социально-бытовых определений с общенациональными, а также архетипных с мифопоэтическими. Эта принципиально важная особенность центрального звена гончаровской романной "трилогии" (в значительной мере и ее общей поэтики) с особенной рельефностью проявляется в заглавном лице произведения.
У читателей романа не возникает ни малейшей неясности относительно социально-сословного происхождения и положения, занятий и материально-имущественных обстоятельств Ильи Ильича. "Обломов, - сообщает нам повествователь (часть первая, гл. V) - дворянин родом, коллежский секретарь чином...", "по смерти отца и матери <...> стал единственным обладателем трехсот пятидесяти душ" крепостных крестьян и с того момента "вместо пяти получал уже от семи
до десяти тысяч рублей ассигнациями дохода." [1, с. 46]1. "Барином" по социальному статусу сознает себя и сам Илья Ильич, способный в этом качестве обдумывать в "плане" своего обновленного имения "новую меру, построже, против лени и бродяжничества крестьян" и обидеться на Захара, сравнившего его с "другими", т.е. людьми, самостоятельно добывающими свой хлеб. Или заметить Штольцу, что "грамотность вредна мужику" ("выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет..."), а из дворянских детей не следует "делать мастеровых" (с. 61, 132, 139). Вместе с тем мы узнаем, что Обломов - барин патриархальный и добрый, умеющий и посочувствовать своим беглым крестьянам ("И куда это они ушли, эти мужики? - думал он <.> - Поди, чай, ночью ушли, по сырости, без хлеба. Где же они уснут?"), и искренно возмутиться предложением Тарантьева отправить Захара в "смирительный дом" ("Да, вот этого еще недоставало: старика в смирительный дом!") (с. 76, 45). Без особых усилий можно догадаться (это убедительно обосновала Л.С. Гейро), что в Московском университете Обломов учился "на юридическом факультете" [2, с. 657]. В течение всей первой части романа он снимает квартиру на Гороховой улице Петербурга, где «жили люди "средних классов"» [2, с. 650].
Весьма точен Гончаров и при указании иных топографических и хронологических реалий Петербурга, связанных с заглавным героем про-
1 Последующие ссылки на это издание даются в тексте в круглых скобках, с указанием страницы.
изведения. Так, первого мая, когда начинается действие романа, визитеры Ильи Ильича зовут его в Екатерингоф. Там, в "загородном парке на западной стороне Петербурга", действительно, «бывали гулянья, собиравшие столько людей, что, по словам современника, "...в свете первая столица / На мая первое число / Пуста, как в жатвы день село..."» [2, с. 650-651]. А на Неве с началом зимы то снимали, то наводили Литейный мост на плашкоутах, соединявший центр города с Выборгской стороной, где вдали от Ольги Ильинской с осени проживал Обломов.
Социально-бытовая грань персонажей и событий "Обломова", прочно увязывая их с современной Гончарову российской действительностью, призвана придать им плоть и кровь, создающих у читателя иллюзию не вымысла, а живой истории. Тому же служит и последняя главка романа, где в качестве приятеля Штольца появляется "литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами" (с. 380), в котором современники легко узнавали самого автора произведения. Однако в ряду всех образных определений "Обломова" эта грань не только не единственная, но и далеко не основная. Ведь в противном случае знаменитый гончаровский роман в лучшем случае оказался бы собранием лишь узкосоциальных, по слову писателя, "местных" и "частных" российских типов и "картиной внешних условий жизни", а не драматической повестью о "самом человеке" в его "неисчерпаемой глубине и неизменных основах <...>, которые всегда будут интересовать людей - и никогда не устареют" [3, т. 8, с. 443]. Путь к такому изображению современников лежал через обнажение в их характерах и поведении посредством художественного домысла и обобщения граней общечеловеческих и непреходящих.
Результатом "огромной силы художественного обобщения" явился прежде всего сам заглавный герой "Обломова" - тип всероссийский, а, по мнению Вл. Соловьева, своей широтой и превосходящий типические характеры других русских классиков. "В сравнении с Обломовым, - писал философ, - и Фамусовы, и Молчалины, Онегин и Печорин, Маниловы и Собакевичи, не говоря уже о героях Островского, все имеют специальное значение" [4, с. 191]. В год 25-летия со дня смерти романиста близкую к соловьевской оценку образа Обломова дал В.В. Розанов: «Нельзя о русском человеке упомянуть, не припомнив Обломова <...>. Та "русская суть", которая называется русскою душою, русскою стихиею <. >, получила под пером Гончарова одно из величайших осознаний себя, обрисований себя, истолкований себя, размышлений о себе.» [5, с. 5].
Установка на общенациональный смысл образа Ильи Ильича входила в прямое художественное задание Гончарова после коренного изменения первоначального замысла романа. ".Я, - признавался писатель, - инстинктивно чувствовал, что в эту фигуру вбираются мало-помалу элементарные свойства русского человека." [3, т. 8, с. 106]. Речь шла, однако, не только об обломовской "лени и апатии во всей ее широте и закоренелости как стихийной русской черте" [3, т. 8, с. 115]. Во внутреннем монологе Обломова, обеспокоенного необходимостью переезда на другую квартиру (часть 1, гл. VIII), романист не случайно подчеркивает следующие самоутешения-надежды героя: "А может быть, еще Захар постарается так уладить, что и вовсе не нужно будет переезжать, авось обойдутся <. >: ну, как-нибудь да сделают!" (с. 76). «Выделенные Гончаровым слова, -напоминает Л. Гейро, - имеют глубокие корни как в фольклоре, так и в литературных традициях. Ср<авни> приведенную у В.И. Даля пословицу: "Русский-де человек на трех сваях стоит: авось, небось да как-нибудь" <...>. Широкое хождение в списках имело стихотворение И.М. Долгорукого (1798) "Авось": "О, слово милое, простое! / Тебя в стихах я воспою! / Словцо ты русское прямое. / Тебя всем сердцем я люблю!" <...>. В примечаниях к стихотворению П.А. Вяземского "Сравнение Петербурга с Москвой" (1811) <... > С.А. Рей-сер, имея в виду строки: "У вас авось - / России ось - / Крутит, вертит, / А кучер спит", - замечает: "Авось - старинное русское слово (XVI в.), которое постепенно приобрело свойство идиомы, характеризующей национальные качества русского человека, - они зафиксированы в ряде соответствующих пословиц и поговорок". "Наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великий русский авось", - писал В.О. Ключевский в "Курсе русской истории" <. >. Слово "авось" <. > неоднократно упоминалось в таком контексте в ряде стихотворений Вяземского, Языкова, Пушкина, Некрасова и др.» [2, с. 659].
Илья Ильич сближен в романе как с комическими (Иванушка-дурачок, Емеля-дурак), так и с героическими (Еруслан Лазаревич, Илья Муромец) персонажами русского фольклора, что бросает на него не однозначный, а амбивалентный (с одновременно противоположными качествами) свет. "Вглядитесь попристальнее в Обломова, - писал Н. Ахшарумов, - и вы увидите, что он недалеко ушел от Емели-дурачка. Правда, он гораздо старее его во всех отношениях и потому гораздо более развит, но, в сущности так же прост и безобиден, как и тот, и наделен такими же простыми желаниями. <...> И точно, что нужно Емеле или дру-
гому герою наших сказок для полного счастья? Меду и молока вволю, красную шапку да красные сапоги, возможность совершать все отправления жизни, не слезая с теплой печи, да сверх того красивую бабу. Обломов больше развит, и потому идеал его гораздо сложнее; но если внимательно сверить его с идеалом Емели, то едва ли окажется какое-нибудь различие" [6, с. 147].
"Он, - сказано об Илье Ильиче в романе, - любит вообразить себя каким-нибудь непобедимым полководцем, перед которым не только Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значат." (с. 54). Комментируя это замечание повествователя, Л. Гейро приводит запись Лермонтова, сделанную им в альбом В.Ф. Одоевского о герое "Сказки о Еруслане Лазаревиче": ". Еруслан Лазаревич сидел сиднем 20 лет и спал крепко, но на 21 году проснулся от тяжкого сна и встал, и
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.