Лоренс Стерн и британский ассоцианизм
XVIII в.
А. В. ХИТРОВ
Интерес к творчеству британского писателя XVIII в. Лоренса Стерна (1713-1768) своеобразен: по выражению одного из стерноведов, Питера Бриггса, Стерн находится на пересечении нескольких исторических традиций. В его романах с легкостью можно найти как знаки классической культуры, основанной на греко-латинских древностях, так и поразительно современные элементы [Briggs 1985, 518-519]. "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена", роман, писавшийся Стерном в промежутке между 1759 и 1767 г., состоит из девяти внушительных томов, однако не имеет начала и конца, лишен линейного сюжета и описывает "жизнь и мнения" героя, который рождается только в четвертом томе, а в шестом лишь надевает детские штанишки. "Тристрам Шенди" оснащен неисчислимым количеством цитат и ссылок, разрывающих границы между fiction и nonfiction, в нем сознательно перепутан порядок глав, а некоторые страницы либо залиты черной краской или раскрашены под мрамор, либо вовсе остаются пустыми. Интерпретации Стерна через традицию "ученого остроумия" Рабле, Сервантеса, Монтеня и Свифта с их пародийностью, сатирическими интонациями, игрой с языком и инверсией ценностей уравновешиваются не менее убедительными концептуализа-циями творчества Стерна в категориях "модернизма" и "постмодернизма". Эксцентричность Стерновой техники часто описывается при помощи понятия "романа потока сознания", с неизбежными отсылками к Дж. Джойсу, М. Прусту, В. Вульф и другим представителям этой модернистской традиции. Недавно (в 2006 г.) осуществленная Майклом Уинтерботтомом экранизация романа провоцирует кинокритиков на интерпретации "Тристрама Шенди" как первого постмодернистского романа.
Каковы же условия и причина появления столь неординарного литературного произведения? Присутствие в романе ренессансной, "раблезианской" традиции хорошо ощутимо и легко доказуемо, однако является ли эта традиция единственным фактором? На уровне общих мест истории культуры хорошо известно, что литература потока сознания начала XX в. как-то связана с философией: М. Пруст может быть истолкован через Бергсона и феноменологию, Дж. Джойс - прочитан сквозь призму У. Джемса и т.д. Не имеем ли мы в случае со Стерном чего-то подобного, не ангажирован ли Стерн философским дискурсом и философскими спорами своего времени, которые могут стать ключом к загадке его творчества?
© Хитров A.B., 2008 г.
Хорошо известно, что Стерн высоко чтил Локка, дружил с Гольбахом и Дидро, встречался с Юмом. Критическая литература о Стерне изобилует именами философов и философскими интерпретациями творчества писателя: в связи со Стерном, помимо перечисленных выше, упоминаются такие его современники, как Дэвид Гартли, Джон Гэй, Шефтсбери, Адам Смит, Джозеф Пристли, Томас Браун, Сэмюэль Батлер, Александр Джерард, а также позднейшие мыслители, чьи учения изоморфны художественному миру Стерна - Гуссерль и Хайдеггер. Существование многообразных связей философии с творчеством Стерна общепризнано, а виды этих связей таковы: биографическая (Стерн был лично знаком с некоторыми философами), текстологическая (Стерн цитирует философов) и общекультурная (Стерн создает роман, наполненный его собственными философскими идеями, созвучными с философскими идеями его времени). В данной статье мы остановимся на одной, наиболее популярной среди критиков, однако не проясненной до конца теории, рассматривающей творчество Стерна в контексте британской ассоциативной психологии XVIII в. и характеризующей Стерна как писателя, чрезвычайно чувствительного к модным в его время концепциям. Ассоцианизм был одной из самых популярных теорий на протяжении всего XVIII в., и Стерн, по мнению многих исследователей, заимствовал из него ряд парадоксов и конкретизировал их при помощи художественных средств. Мы постараемся продемонстрировать, что Стерн не только перенимает из ассоцианизма некоторые элементы, кажущиеся ему забавными, смешными, эвристичными в художественном отношении, но вносит в эту теорию свой собственный, философский по смыслу, но литературный по форме, вклад: при помощи ассоцианизма Стерн создает своего рода модель сознания.
Каково же место Стерна в истории ассоциативной психологии?
В психологической науке ассоциацию принято понимать как "связь между психическими явлениями, при которой актуализация (восприятие, представление) одного из них влечет за собой появление другого [Петровский 1990, 28].
Хотя описание самого принципа связи представлений находят еще у Аристотеля, ассоцианизм как психологическое направление сложился в XVII-XVIII вв., наибольшей популярности достигнув именно в XVIII в., когда он стал фундаментальной теорией, объясняющей работу сознания. Тот факт, что различные ментальные акты следуют друг за другом с определенной регулярностью, что каждый предыдущий ментальный акт не исчезает бесследно перед появлением следующего, а оба они находятся в некоторой связи, требовал объяснения. В конечном счете ассоциативная психология отвечала на вопрос о целостности ментального опыта: почему мы обладаем представлениями о целостных предметах и процессах, а не бессвязным набором мыслей, обрывков чувств и ощущений. Ассоцианизм описывал также процесс происхождения нашего знания, осуществляя редукцию сложных ментальных феноменов к их простейшим элементам, а также стремился сформулировать законы образования сложных форм из простых.
В XVIII в. ассоцианизм играл значительную роль в психофизиологии, в философии, в медицине, в моральных и в социальных теориях; он может по праву считаться не только фактом истории философской психологии, но и явлением, значимым для истории идей и истории культуры. В 1700 г. Джон Локк добавил главу "Об ассоциации идей" ко второй части четвертого издания "Опыта о человеческом разумении". Позже данный термин был заимствован у Локка Д. Юмом и Д. Гартли, а в дальнейшем - чрезвычайно широким кругом мыслителей. Однако выделение ассоцианизма в раздел психологии связано не столько с появлением самого термина, сколько с попытками описать и объяснить этот ментальный феномен, имевшими место еще в XVII в. - в философии Декарта, Гоббса и Спинозы1. Уже на этом, начальном этапе развития ассоцианизма, заметен его выход за пределы философии: в литературную критику и эстетику.
1 Подробнее об ассоцианизме в XVII-XIX вв. см. [Ярошевский 1976, 111-128]. Также об ассоцианиз-ме см. [Васильев 2003, 236-265] и [Ное1Аке 1967].
Влияние Локка в области ассоциативной психологии особенно ощутимо в период с 1700 по 1739 г., то есть вплоть до публикации Юмом "Трактата о человеческой природе". Примечательно, что в главе "Об ассоциации идей" Локк не упоминает теорию Гоббса, хотя многие его идеи очень похожи на мысли, высказанные Гоббсом. Один из историков ассоцианизма, Мартин Каллих, сообщает о том, что в письме Локка к Моли-но (Molyneux) от 26 апреля 1695 г. философ пишет о том, что его теория соединения идей не была известна ранее и что она, как надеется Локк, окажет в будущем значительное влияние на умы людей. Каллих комментирует это заявление Локка следующим образом: "Однако Локк может быть рассмотрен как оригинальный мыслитель в этой сфере, ибо никто, начиная с Аристотеля и заканчивая Гоббсом, не подходил к ассоциациям только как к слабости ума и как к препятствию для правильного мышления" [Kallich 1945, 304].
Локк действительно драматизирует антиномию "разум/ассоциации", доводит их противопоставление до предела. Соединение идей бывает двух родов: естественное и неестественное. Несмотря на то что Локк уделяет наибольшее внимание анализу неестественных ассоциаций, называя их "некоторым видом сумасшествия", нам следует описать свойства ассоциаций других видов.
Правильное соединение идей, по Локку, "основано на свойственном им [идеям] бытии" (is founded in their peculiar beings, Опыт, II, 33, 5, 4512). Говоря об естественных антипатиях, Локк указывает, что последние основаны на естественном соединении идей и "зависят от нашего первоначального строения и родились вместе с нами" (Опыт, II, 33, 7, 452).
Очевидно, что подобное представление о врожденных естественных сцеплениях идей напоминает отвергнутую Локком теорию врожденных идей и принципов. Казалось бы, человеческое сознание, очищенное от всего врожденного, не должно содержать в себе ничего "природного", кроме разве что самой способности обладать чувствами и идеями. Неясно, что Локк понимает под бытием, свойственным идеям. Локк мог бы сказать, что сцепление идей, повторяющее последовательность чувственных восприятий, является естественным, а противоположное ему - неправильной ассоциацией, но он не говорит этого. Еще один историк ассоцианизма, Говард Уоррен, пишет о том, что "естественный" вид ассоциации можно было бы истолковать как соединение идей по сходству, а "неестественный" - как соединение по смежности [Warren 1921, 38], однако сам Локк, разумеется, не предлагает подобных формулировок.
Другим подвидом ассоциации является неестественное соединение, которое как раз подвергается осуждению со стороны Локка. По-видимому, недостаточная ясность статуса естественных ассоциаций привела к крайне резкой, негативной оценке противоположного им вида ассоциаций. Локк называет этот тип ассоциации "предрассудком" (prejudice), "недостатком" (flaw), "слабостью" (weakness), "заразой" (taint), и, как было сказано выше, "некоторым видом сумасшествия" (sort of madness). Неестественные ассоциации делятся на произвольные, то есть образованные сознательно, на образованные случайно, но закрепленные привычкой, и на являющиеся действием "неукротимой страсти" (unruly passion). Об ассоциациях, образованных страстью, Локк пишет крайне мало, так что они остаются почти незамеченными: «Некоторый вид сумасшествия. Меня простят за то, что я называю его таким грубым словом, как "сумасшествие", если примут во внимание, что противоположное разуму заслуживает этого названия и есть действительно сумасшествие. Едва ли хоть один человек свободен от него настолько, чтобы его не считали годным более для Бедлама, чем для образованного общества, если бы он всегда, во
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.