ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
*
Ниже уровня интерпретации
Р. ШУСТЕРМАН I
Экклезиаст, этот постмодернист древности, который заметил, что все - суета сует и ничто не вечно под луной, настаивал также на том, что есть время всему - время рождаться и время умирать, время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время уклоняться от объятий. Здесь нет упоминания о времени для интерпретации, но, несомненно, время для нее есть, и столь же несомненно, что время это наступило сейчас. Наша эпоха даже более герменевтическая, чем постмодернистская, и единственный осмысленный вопрос, который стоит задавать сегодня, - бывает ли вообще время, когда мы уклоняемся от интерпретации? Множество глобальных герменевтиков, не колеблясь, отвечают на этот вопрос отрицательно, утверждая, что просто воспринимать, читать, понимать, или вообще вести себя разумно, значит уже быть вовлеченным в интерпретацию. Они придерживаются мнения, что всегда, когда мы имеем в опыте что-либо связанное со смыслом, такой осмысленный опыт должен быть делом и результатом интерпретации.
Эта позиция герменевтического универсализма1 доминирует в современной теории интерпретации. Утрата веры в фундаменталистскую "объективную реальность" превратила ее в современную догму. Отбросив идеал достижения чистого, не опосредованного взгляда на реальность "с точки зрения Бога", мы вынуждены, видимо, занять противоположную позицию - позицию, согласно которой мы все видим сквозь покров интерпретации, или с определенной "перспективы", или "точки зрения". Действительно, можно было бы доказывать, что используемые нами термины "покров" и "точка зрения" ошибочно указывают на нашу готовность признать, что может иметь смысл идея чистой, "неперспективистской" реальности, что мы не только все видим сквозь покров интерпретации, но для нас все фактически конституируется посредством интерпретации. Другими словами, нет ничего реального (и действительно, нет ничего реального для нас), что не подлежит интерпретации. Эта идея может быть прослежена в знаменитой фразе Ницше "...фактов не существует, а только интерпретации"2, поэтому нет ничего удивительного в том, что сегодняшние герменевтические универсалисты воскресили Ницше как крупнейшего философа и как предшественника постмодернизма. Прекрасная книга Александра Нехамаса о Ницше в значительной степени является современной защитой ницшеанского перспективизма и универсалистской
* Shusterman R. Beneath Interpretation / Shusterman R. Pragmatist Aesthetics: Living Beauty, Rethinking Art. Oxford: Blackwell, 2000. Ch. 5. P. 115-135. Перевод Н.Л. Соколовой при поддержке РГНФ, грант 07-03-00208a.
герменевтики3. Нехамас фактически отождествляет эти две позиции, определяя пер-спективизм Ницше как "тезис, согласно которому всякий взгляд есть интерпретация", утверждая далее, что не только всякий взгляд, но и "всякая практика является интер-претативной", поскольку "вся наша деятельность является частичной (partial) и пер-спективистской" (N 66, 70, 72).
Прагматисты, как и ницшеанцы, настаивают на отказе от самой идеи о любой жестко фиксированной реальности, которая может быть понята или хотя бы разумно мыслима без опосредования человеческим структурированием. Такое структурирование или формирование восприятия сегодня обычно рассматривают как интерпретацию, поэтому мы видим таких современных прагматистов, как, например, Стэнли Фиш, который убежден, что интерпретация охватывает всю осмысленную и разумную человеческую деятельность и что "у нас есть только интерпретация"4. Он настаивает, что всякое восприятие и понимание является (и должно быть) интерпретацией, так как "информация приходит только в форме интерпретации", и даже при наиболее элементарном, первоначальном взгляде на объект "интерпретация уже делает свое дело"5. Более того, даже за рамками таких радикальных подходов, как ницшеанский и прагматистский, герменевтический универсализм решительно поддерживают такие традиционалисты, как Гадамер, который открыто заявляет, что "всякое понимание есть интерпретация (толкование)"6.
Одним словом, разнообразные лагеря беспрестанно разрастающегося антифундаменталистского фронта, кажется, объединены убеждением, что интерпретация охватывает весь осмысленный опыт и реальность и что нет ничего ниже уровня интерпретации, что служило бы ее объектом, так как даже если мы представим себе такой объект, он сам по себе будет являться продуктом интерпретации. Хотя я разделяю их отказ от фундаментализма и признаю их идею всепроникающей и незаменимой роли интерпретации, я все же думаю, что ее роль может быть лучше понята при более скромных притязаниях, чем это характерно для герменевтического универсализма. Мы лучше послужим интерпретации, если позволим ей оставить место для чего-то еще, находящегося ниже нее или до нее; если дадим ей сбросить излишний вес, при котором недалеко и до инфаркта, если спасем интерпретацию от ее же собственной в конечном счете саморазрушительной империалистической экспансии.
В этой главе я намерен оспорить герменевтический универсализм, критически рассмотрев то, что кажется наиболее вескими его аргументами. Показав, что эти аргументы не обосновывают убежденности в правоте герменевтического универсализма, я попытаюсь разъяснить, почему такая убежденность более опасна и бесперспективна, чем противоположная идея, согласно которой наши разумные и осмысленные отношения с миром включают неинтерпретативные опыт, деятельность и понимание, так что нет оснований думать, будто помимо интерпретации ничего нет. Наконец, я постараюсь показать, что отличает интерпретацию от того неинтерпретируемого понимания и опыта, которые герменевтические универсалисты требуют полностью подвести под понятие интерпретации. Проводя это различение, я вовсе не утверждаю, что оно является онтологическим, что интерпретация и понимание представляют собой различные по своей природе явления, никогда не относящиеся к одним и тем же объектам, но я надеюсь показать, что с прагматической точки зрения некоторое функциональное их различение является полезным и может на многое пролить свет, и что на него тоже можно пролить определенный свет.
II
Перед тем как взяться за решение этой задачи, я хочу отделить свою критику интерпретации от более ранней и влиятельной критики, предпринятой Сьюзен Зонтаг в ее работе "Против интерпретации"7. Критика Зонтаг направлена не на интерпретацию per se, а на глобальные претензии интерпретации по отношению к искусству. Действительно, она открыто поддерживает идею герменевтического универсализма
об «интерпретации в самом широком смысле, в том смысле, какой ей придавал Ницше (справедливо) заметивший: "...фактов не существует, а только интерпретации"» (ПИ 11). Но на что именно претендует интерпретация в искусстве? Согласно аргументам Данто и других, произведение искусства онтологически конституируется посредством интерпретации. Поскольку физически идентичные вещи, получившие разную интерпретацию, могут быть различными произведениями искусства, "интерпретация есть то, что конституирует произведение, так что без нее нет произведения"; без интерпретации произведение будет "не более, чем вещью", просто материальной субстанцией8. Эта точка зрения, согласно которой произведение искусства не является физическим или фундаменталистским фактом, но конституируется посредством интерпретации, является, по сути дела, реализацией ницшеанского понимания предметов, которое Данто ограничивает областью искусства, во всем другом оставаясь реалистом. Такая конститутивная интерпретация искусства, как отмечает Данто, видимо, не должна быть предметом критики Зонтаг, хотя ее предполагаемая необходимость - что произведение искусства невозможно осмысленно воспринять, не интерпретируя его - будет предметом моей критики.
Зонтаг выступает против интерпретации как намеренного акта объяснения, вскрытия, декодирования содержания (или смысла) конституируемого (посредством интерпретации) произведения. Такую интерпретацию содержания она клеймит как разлагающий акт "перевода... не стирая и не переписывая текст, интерпретатор все же его изменяет", превращает его "в нечто иное"; он мешает нам "воспринимать свет вещи самой по себе", направляя нас в поисках смысла по ложному следу (ПИ 12, 13, 15). Вместо того чтобы помочь нам открыться мощному чувственному переживанию внешней формы художественного произведения, которая составляет суть освободительного вызова искусства господству когнитивного и дискурсивного, интерпретация "отравляет наше восприятие", представляя собой "месть интеллекта искусству" за счет "энергии и чувственной полноты" (ПИ 13). Зонтаг убеждена поэтому, что "вместо герменевтики нам нужна эротика искусства", которую она определяет в терминах критики, уделяющей "больше внимания форме в искусстве", "растворяющей соображения содержания в соображениях формы", "способной дать действительно точное, четкое, любовное описание внешнего в художественном произведении", "показать, каким образом оно есть то, что оно есть"9.
Хотя я поддерживаю протест Зонтаг против герменевтического империалистического захвата всей сферы понимания искусства и разделяю ее требование большего признания чувственной непосредственности в эстетическом опыте, я не могу принять ее критику интерпретации. И не потому, что ее отказ от содержания во имя чистой формы и эроса, как мне кажется, отражает и легитимирует то, что можно считать худшим в американской культуре: бессмысленный секс, пустой формализм, презрение к интеллекту. Оставим подобные идеологические жалобы для последователей Адор-но и для тех моментов, когда мы сами испытываем чувство отчуждения и неудовлетворенности. Моя цель - показать, что каким бы ни был наш вердикт по поводу подобной идеологической позиции, предпринятая Зонтаг критика сильно проигрывает из-за глубоких заблуждений и неоправданных допущений.
Во-первых, утверждая, что всякая интерпретация "поддерживает иллюзию, будто и в самом деле существует такая вещь, как содержание произведения искусства", и требуя поэтому, чтобы критика ограничивала себя анализом формы (которая, в отлич
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.