ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2012, том 71, № 3, с. 50-56
_ МАТЕРИАЛЫ _
И СООБЩЕНИЯ
"НОВЫЕ СТАНСЫ К АВГУСТЕ" И. БРОДСКОГО: СООТНОШЕНИЕ БИОГРАФИЧЕСКОГО И МИФОПОЭТИЧЕСКОГО
© 2012 г. Н. Г. Медведева
В статье предлагается интерпретация названия стихотворного сборника как ключ к прочтению его глубинного мифопоэтического смысла.
The article interpretation of the title of the poems collection as a key to understanding its profound mythopoetic meaning.
Ключевые слова: мифопоэтический сюжет; семантика имени; стансы. Key words: mythopoetic plot; semantic of name; stanzas.
Поэтический сборник, который автор считал "до известной степени <...> главным делом" [1, с. 317] своей жизни, не раз становился объектом исследования. В частности, В. Семенов обратил внимание на сходство пейзажной техники Бродского и Пастернака, указав, что Бродский заимствует у последнего сюжет: переход лирического героя в природное пространство (лес) обуславливает изменение его мышления [2]. Заметим, что подобный сюжет вне всякого заимствования мог сложиться у поэта под прямым воздействием обстоятельств личной судьбы - высылки из Ленинграда и вынужденного пребывания в Архангельской области. Д. Макфадьен сопоставил "Новые стансы." с их очевидным - байроновским - пре-текстом [3]. Однако, насколько нам известно, никто из писавших о "Новых стансах." в размышлениях о специфике романтического мировидения поэтов не ставил вопроса о причинах или поводах обращения Бродского именно к Байрону (не столь ему и близкому): почему для адресата любовных посланий выбран псевдоним "Августа"? Ведь стансы, обращенные к женщине, есть и у других поэтов (например, в книге П. Ронсара "Любовь к Кассандре" - хотя, конечно, французская поэзия менее близка Бродскому, чем английская).
Не претендуя на полноту раскрытия темы, обратимся к выяснению семантики названия цикла (а тем самым - и в значительной мере - одноименной книги в целом). Как подчеркивал сам И. Бродский, "это сборник стихов за двадцать лет с одним, более или менее, адресатом" [1, с. 317].
С уст твоих слетают времена года, жизнь мою превращая, как леса и овраги, в эхо.
И. Бродский
Известно, что М.П. Басманова - биографический прототип этого адресата (М.Б.) - приезжала к Бродскому в Норенскую только в марте 1965 г. (и приезд этот носил весьма драматический характер), тогда как центральное стихотворение сборника, давшее ему название, датировано 8 сентября 1964 г. [4, с. 339, 337]. Налицо принципиальное, как мы полагаем, расхождение между фактами реальной биографии и построением лирического сюжета.
Наша гипотеза связана с одной из его возможных интерпретаций, у истоков которой - отношения между героем и его возлюбленной. Какое место она занимает в текстовом пространстве? Проще говоря, присутствует она там или отсутствует? На этот счет, полагаем, могут быть две точки зрения, и смысл обеих проясняется появлением призрака женщины в главе Х:
.призрак твой в сенях шуршит и булькает водою и улыбается звездою в распахнутых рывком дверях.
Во-первых, явление призрака, как свидетельствуют предшествующие главы, инициировано самим героем, побуждаемым желанием оживить в груди / памяти "всех призраков и мертвецов": парадоксальным образом лишь они способны вернуть богооставленному пейзажу жизненное тепло. В таком случае "присутствие" героини в тексте, вызванное к жизни страстью и памятью, -лишь форма ее отсутствия. Именование героини
словом "призрак" в подобной ситуации (разлуки с возлюбленной) встречается в сборнике "Новые стансы к Августе" не раз. В стихотворении "Твой локон не свивается в кольцо" бабочка, присевшая на плечо героя, воспринимается им как "связующее легкое звено / меж образом и призраком твоим". Тот же призрак "ответит эхом / последним воплям зуммера в ночи" (стихотворение "Как жаль, что тем, чем стало для меня..."). Он же, как можно полагать, оказывается вместе с героем в коляске во время воображаемого путешествия ("Einem alten Architekten in Rom"). С этим образом далекой возлюбленной связана сквозная для сборника тема разлуки и стремления ее преодолеть письменно или устно (мотивы почты, "письма в бутылке", телефонного звонка и т.д.).
Однако текст подсказывает и иную версию развития ситуации, определяемую хронологией событий в текстовом пространстве. Да, как сказано в другом стихотворении, "звезда блестит, но ты далека". И все же можно предположить, что призрак не вызван тоской героя по отсутствующей женщине, а "оставлен" ею самой после ухода, отъезда. Каковы аргументы, свидетельствующие в пользу такого предположения (несмотря на его явное противоречие известным биографическим обстоятельствам)?
В этой связи обратим внимание на еще один постоянный "сюжет" сборника: картины природы, из которой нечто ушло, оказалось утраченным (смысловым итогом развития этого "сюжета" и становится "богооставленность" окружающего героя мира).
Ветер оставил лес и взлетел до небес, оттолкнув облака и белизну потолка.
И, как смерть холодна, роща стоит одна.
Аналогичным образом строится стихотворение, в составе сборника предваряющее "Новые стансы.":
Осенью из гнезда уводит на юг звезда певчих птиц поезда.
С позабытым яйцом висит гнездо над крыльцом с искаженным лицом.
Думается, эти тексты являются не только и не столько пейзажными зарисовками, сколько вполне очевидными метафорами определенного психологического состояния. Наиболее эксплицированно эта метафора представлена как раз в "Новых стансах.", разворачиваясь в грандиозную пано-
раму опустевшего, разрушенного, безжизненного мироздания. Зная "переогромленность" (по выражению Л. Панн) поэзии Бродского темой любви, будем считать, что именно уход возлюбленной (как смерть Беатриче у Данте) оборачивается космической катастрофой. Аналогично приведенным выше пейзажным картинам, метафорой - уже не героя, но героини - представляется птица: "Все птицы улетели прочь" - также утверждение с двойным смыслом. Человек у Бродского одинок, потому что его "птица" покинула его. Такое определение возлюбленной содержится в "Прощальной оде" (январь 1964), не включенной в сборник, но обращенной к тому же адресату, что и "Новые стансы.".
Не оставляй ее! Сбей с ее крыльев наледь!
Боже, продли ей жизнь, если не сроком - местом.
Ибо она как та птица, что гнезд не знает,
но высоко летит к ясным холмам небесным.
Сентябрьский вторник у Бродского становится началом апокалипсиса, мирный круговорот времен года - вселенской трагедией, кульминация которой заявлена с первых же строк: "Холодный небосвод разрушен". Пейзаж составляют пустое поле, опустевшие деревни, погасшие огни, болото, погост; всюду сумерки, дождь, холод. "Самое абстрактное из всего, что я видел в жизни", -говорит Бродский о своих впечатлениях от Но-ренской. И далее: "Человеку там делать нечего ни в качестве движущегося тела в пейзаже, ни в качестве зрителя. Потому что чего же он там увидит? И это колоссальное однообразие в итоге сообщает вам нечто о мире и о жизни" [1, с. 83]. В "Новых стансах." выстраиваются цепочки семантических трансформаций, в которые вовлечены и природа, и человек. Деревенский пейзаж превращается в "ничью землю", оборачивается "Небытием":
Здесь на холмах, среди пустых небес, среди дорог, ведущих только в лес, жизнь отступает от самой себя и смотрит с изумлением на формы, шумящие вокруг.
Стремительность самого процесса опустошения мира, ухода из него света и тепла, разрушения тверди подчеркивается краткостью биографического времени: со вторника до четверга ("Бушует надо мной четверг"). При этом безжизненная жизнь, от которой остались лишь "формы", продолжается с пугающей, зловещей интенсивностью: "срезанные стебли лезут вверх", "как волосы на теле мертвом", "хляби, окружив погост, / высасывают краску крестовины", "корни / вцепляются в сапог". Все это заставляет вспомнить сюрреа-
листическую, по выражению Бродского, поэтику Заболоцкого 1920-1930 гг. или такие его стихотворения, как "Вчера, о смерти размышляя.":
Вчера, о смерти размышляя, Ожесточилась вдруг душа моя. Печальный день! Природа вековая Из тьмы лесов смотрела на меня.
И нестерпимая тоска разъединенья Пронзила сердце мне, и в этот миг Все, все услышал я - и трав вечерних пенье, И речь воды, и камня мертвый крик.
И я, живой, скитался над полями, Входил без страха в лес.
[5, с. 171]
Итогом этого стихотворения становится все-примиряющее единство природного и культурного; у Бродского же природа враждебна человеку (в отличие также от "Стансов" Байрона, где она сулила герою утешение): "впиталась сырость / мне в бороду", "холод трясет" сердце, "ветер рвет из рук моих тепло".
Природа расправляется с былым, как водится. Но лик ее при этом, пусть залитый закатным светом, невольно делается злым.
Закономерно спросить, что же здесь обозначено как "былое"? Ответ, как представляется, может быть связан не только с метафизическими проблемами бытия, но и с лирическим сюжетом конкретного текста. "Точкой отсчета" этого сюжета в "Новых стансах." становится первая же строка: "Во вторник начался сентябрь". Следовательно, то, что предшествовало завязке, но осталось за порогом текста, формируя его смысл имплицитно, датировано августом.
Прежде чем приступить к анализу стихотворения, посмотрим, как "августовская" тема присутствует в русской поэтической традиции. «До января 96-го в русской поэзии был только один "Август" - пастернаковский» [6, с. 6], - полагает П. Вайль, по несомненной случайности не вспомнив стихотворения очень многих: В. Брю-сова, К. Бальмонта, И. Анненского, Вяч. Иванова, М. Цветаевой, Н. Заболоцкого, А. Галича. (Одно из последних изданий на эту тему - посвященная памяти Ильи Тюрина антология "Август", 2009).
"Судьбоносный страшный август", - пишет Вайль ,- стал прощанием с жизнью самого Бродского; его последнее стихотворение - "Август" -датировано январем 1996 г. [6, с. 6]. П. Вайль связывает его именно с стихотворением Пастернака. Напомним также, какую зловещую роль этому месяцу приписывала Ахматова, о чем вспоминают и мемуаристы, и сам Бродский в разговоре с
С. Волковым. В 1957 г. Ахматова сформулировала свое отношение к этому м
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.