ИЗ РЕДАКЦИОННОЙ ПОЧТЫ
Охота за субъектом: подозрительный/
подозреваемый
Н.В. ГОНОЦКАЯ
В статье рассматривается проблема конституирования идентичности. Обозначаются возможные способы присвоения образов себя в контексте авторской концепции понимания Я не через классическую категорию единства, но через отношения отчуждения/ присвоения опыта и степени прочности отношений собственности. Сложность в поиске истинного Я связана с темпоральным характером Я, неоднозначностью выстраиваемых связей с собственным опытом, неизбежностью включения в процесс самоидентификации фигуры Другого, которое, в свою очередь, делает становление-субъектом подчас рискованным предприятием с непредсказуемым исходом.
The article deals with the problem of identity building, магк^ possible varieties of appropriation Self-images as used here author's conception of Self, interpreted not in a classical way through category of unity but via relations of alienation and appropriation of Self-experience and the extent of durability of property relations. Complexity of search for authentic Self is related to temporal disposition of Self, variance of forming connection with Self-experience up, inevitability of inclusion the figure of Other into the process of Self-identification which by turn makes subject's formation at times a venture with indictable outcome.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: субъект, конституирование идентичности, самоидентификация, автор, интерпретатор, Я и Другой, мои следы, подозрение.
KEY WORDS: subject, identity building, Self-identification, author, interpreter, Self and Other, my footsteps, suspect.
Начиная охоту за субъектом, стоит развернуть карту местности, чтобы убедиться: немногое из того, что на ней присутствует, сможет послужить опорой в поисках Я: прежний фундамент утратил прочность, и со времён классического философского дискурса о субъекте, центральной фигурой которого было самотождественное и простое Я, процесс самоопределения претерпел существенные изменения. Рассмотрение усложнившегося с тех пор поиска Я не обещает преподнести законченный продукт - пойманного субъекта -в качестве результата этой работы по нескольким причинам, о которых и пойдёт речь дальше, а возможность ухватить истинное Я так и останется в области проблематического.
Множество объектов, схематично разбросанных на карте, её структура и обозначения хранят молчание до тех пор, пока не появятся следы, которые и послужат ориентиром
© Гоноцкая Н.В., 2015 г.
тому, кто отважился предпринять попытку поймать то, что в отличие от вещей и их качеств не дано непосредственно. Я там, где мои следы. Я - не вещь, не качество и не абстрактная точка пристёжки трансцендентального единства апперцепции. Теперь любая попытка дать Я вещное определение, приписав ему какие-либо свойства, объявляется не только ложной, но и таящей в себе опасности тоталитарного порабощения. Вопреки видимости Я подвергается ещё более жестокому и унизительному порабощению в качестве одного из трансцендентальных полюсов апперцепции. Лишённое определённых качеств, благодаря которым его можно было бы перепутать с вещью, Я, тем не менее, остается привязанным к вещам. Оно служит условием единства вещи, исполняя роль фундамента. Я выступает местом притяжения и синтеза многообразных сторон объекта в качестве данных одному и тому же мыслящему субъекту.
Мыслящее и воспринимающее Я обречено быть под-лежащим по отношению к вещам. Это подчинение вещам сопровождается переносом самой "качественности" на Я. Я не просто подчиняют вещам, но и переносят на него их основной атрибут. Я не наделяется конкретными качествами, но ему приписывают качественность как таковую, которая, по классическому определению Гегеля, есть "простая определённость". Качество - это то, благодаря чему существует вещь, некое наличное бытие. "Оно есть для себя самого, то есть оно существует благодаря этой простоте, опираясь на себя" [Гегель 2000, 34]. Я не обязательно белое, синее, чёрное, гневливое или стыдливое, - достаточно потребовать, чтобы оно было единым.
Попытка представить Я как единство всякий раз оборачивается его замаскированным овеществлением. Но не является ли олицетворением освобождённого и неподверженного овеществлению Я субъект действующий? Ведь существо, наделённое способностью "или создавать предметы, соответствующие представлениям, или определять самое себя для произведения их" [Кант 2005, 293] господствует над вещами. Оно же в силу проективности своего существования неизбежно отличается от самого себя во времени, а значит, не является простым и не может быть вещью. Но отбрасывание вещей за горизонт чистой мысли о действии заставляет впадать в крайность экзистенциализма, когда Я предстаёт не только отличным от вещей, но и якобы изначально оторванным от них. Между тем, смысл действия неотделим от его результата. Понять действие - значит понять не только кто и как действовал, но и что было сделано. Деятель - это не бесплотная сила, не имеющая очертаний, но тот, кто оставляет следы. Конституирование Я - это не оставление следов, но тяжба по их присвоению/отчуждению. Можно ничего не сделать в жизни, но очень многое себе приписать, как и наоборот, проявить излишнюю скромность, - не будет ли она с неизбежностью ложной?
Как определить ту грань, за которой принятие ответственности превращается в пустое бахвальство, а скромность становится ложной? Какие следы принадлежат мне по праву? Присвоение следов изначально двусмысленно, поскольку они могут быть оставлены как намеренно, так и случайно. Намеренно оставленные следы субъекта - это его произведения, в первую очередь - произведения искусства, или всё то, к созданию чего субъект подходит как к искусству. Произведение искусства - это то, в чём целенаправленно выражена воля субъекта и то, что он хотел бы оставить в памяти потомков. То есть намеренный след всегда еще приобретает и смысл завещания.
Ненамеренные следы, напротив, возникают помимо воли субъекта и, как ни парадоксально, всегда при участии Другого. Так происходит, когда нас вдруг упрекают в том, что мы испачкали своими грязными подошвами только что вымытые полы. Некоторые следы возникают вообще лишь посмертно. Таково надгробие - вечная собственность субъекта, которую преподносят ему в дар благодарные потомки. Наконец, непроизвольными следами испещрена запутанная карта нашего бессознательного, которую кропотливо расшифровывает для нас психоаналитик. Все перечисленные следы указывают путь, по которому отправляются на поиски истинного Я. Беда лишь в том, что этот путь изначально разделяется на два направления, каждое из которых, в свою очередь, разделяется и ветвится.
Гуманистическая точка зрения однозначно разрешила для себя эту дилемму: истинное Я субъекта, безусловно, следует искать в его произведениях, главное из которых - он сам. Тот, кто ничего не творит, не изменяет намеренно и целенаправленно окружающий мир,
лишён человеческого достоинства, не представляет собой личности. Случайные следы не имеют отношения к субъекту, они не являются результатом поступка и за них не несут ответственности. Точно так же мы отказываем в человеческом достоинстве тому, кого судим по его следам, оставленным ненамеренно. Это произошло с Мерсо, героем повести Камю "Посторонний". Он совершил убийство случайно, не испытывая ни ненависти к своей жертве, ни страха. Но, к несчастью, об этом было известно только ему самому. Случайность произошедшего не могла быть доказана никаким объективным способом. Чтобы вынести справедливое решение, судьи должны были бы отождествить себя с обвиняемым, либо обвиняемый должен был бы обладать талантом Камю, чтобы сделать понятным погубившее его стечение обстоятельств и оправдать себя.
Поиск Я, при котором субъект присваивает только намеренно оставленные следы, чрезвычайно походит на попытку самооправдания. Такой субъект пытается выбирать из оставленных им следов лишь некоторые. Он изобретает самого себя, уподобляясь актёру, который представляется не тем, кто он есть на самом деле, играет на публику.
Самооправдание - довольно двусмысленное занятие. На первом шаге я приписываю себе определённые поступки, очерчиваю некоторую область следов, а на втором шаге пытаюсь в ней провести внутренние границы, отделяя "действительно мои" следы от тех, что лишь кажутся таковыми, принимаю на себя ответственность за одни поступки и отказываюсь от других, именуемых случайными. Начиная оправдываться, обвиняемый тем самым признает, что выдвинутые против него обвинения не абсолютно беспочвенны. В противном случае он вёл бы себя, как Мерсо, который даже не пытался защищаться перед судом. Его радикальное оправдание заключалось в том, чтобы полностью отстраниться от того, что ему вменяли. А это значит - не оправдываться вообще. Самооправдание неизбежно вызывает подозрение в неискренности. Тот, кто выбирает из оставленных следов, слишком много думает о том, каким его увидят другие, и скрывает многое из того, что знает за собой.
Напротив, человека, который соглашается сразу со всеми пунктами обвинения, могут упрекнуть в стремлении разжалобить судей. Он слишком легко принимает на себя то, от чего обычно открещиваются. Он чрезмерно усердствует в раскаянии, а значит, его искренность вновь под сомнением! Сходные подозрения вызывают не только те, кому уже предъявлено обвинение, но любой, кто озабочен своим наследием. О следах думает тот, кто хочет их запутать, указать преследователям ложный путь и скрыться. Любой творец оказывается под подозрением, стоит только пристальнее к нему присмотреться. Не является ли оксюмороном словосочетание "искреннее искусство"?
Казалось бы, в любовной лирике поэт до конца открывает душу предмету своего поклонения. Но, листая сборники сонетов Петрарки, мы поражаемся постоянству их любовной страсти. Невольно приходит в голову мысль, что гениальный поэт может писать о своих чувствах бесконечно, но поддерживать столь яркий огонь любви не только лишь в стихах он не властен. В этом отношении гораздо честнее был А.С. Пушкин, который регулярно менял адресата своих лирических откровений, в отличие от Петрарки, кот
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.