Переоткрытие времени в прозе Юрия Полякова
А. Ю. БОЛЬШАКОВА
Да поможет Господь философу уразуметь то, что у всех пред глазами.
Людвиг Витгенштейн
Одно из стихотворений Ю. Полякова так и называется - "Открытие времени". Вряд ли оно останется в "Большом времени" (М. Бахтин) русской поэзии, однако подмеченная поэтической интуицией тенденция примечательна:
Мальчик видит, как заходит солнце, Сверстники растут, седеет мать, Знает: это временем зовется. Все так просто! Что здесь понимать? Позже он поймет, он убедится: В мире нет энергии сильней Той, что в ходе времени таится! ...И душа работает над ней1.
(Пере)открытие времени здесь - это и утверждение представления о нем как движущейся энергии, скрытой от поверхностного взгляда. Высвечивается феноменологическая ориентация на "временность, темпоральность самого сознания, и прежде всего его первичных модусов - восприятия, памяти, фантазии (Гуссерль), человеческого бытия (Хайдеггер), человеческой реальности (Сартр), субъективности (Мер-ло-Понти)"2. Автор вместе с героями заново постигает для себя прошлое, настоящее и будущее - перефразируя Хайдеггера и Пригожина, переоткрывает Время в Бытии.
1 Цит. по: Поляков Ю. Как я был колебателем основ // Собр. соч. в 4 т. М., 2001. Т. III. С. 37. В дальнейшем все произведения автора (за исключением повести "Подземный художник") цитируются по указанному изданию. Том и страницы указываются в тексте в круглых скобках. Курсив во всех цитатах, за исключением оговоренных случаев, мой.
2 Молчанов В. Феноменология // Современная западная философия. М., 1991. С. 321.
© Большакова А.Ю., 2008 г.
В разных субъектных сферах "автора"3 и героев - многоликих двойников повествователя - это восприятие несет в себе и переоткрытие ценностей, причем не только дореволюционной России, но и советской.
В повести Полякова "Парижская любовь Кости Гуманкова" есть небольшой эпизод, показывающий темпоральную сложность сознания героев, выключенных из привычной социоисторической действительности (советских 1980-х) и выстраивающих некую параллельную реальность - в воображении и виртуальной (здесь парижской, т.е. несоветской) действительности. Ситуация такова: имеющий виды на Аллу руководитель тургруппы хочет представить себя и ее (перед французами) супружеской парой, но героиня подговаривает Гуманкова, и в результате Алла и Костя попадают в парижскую семью, где увлеченно изображают счастливую и богатую советскую чету, рассказывая о своем изумительном браке. "Оказалось, мы познакомились еще в студенчестве и женаты двенадцать лет... помимо шикарной квартиры, у нас дача и два автомобиля... "Дальше больше! "Мы оба увлекаемся большим теннисом, а служим программистами в престижной фирме. И эта единственная правдивая информация (ведь оба героя действительно программисты ВЦ. - А.Б.) привела наших хозяев в бурный восторг" (I, 476-477).
Создавая миф о счастливой советской семье, герои словно отзываются на европейские ожидания тех лет - желание Запада локализовать во внеположном пространстве свои несбывшиеся идеалы. В ходе бесед обнаруживается, что "во Франции... жуткое число разводов, семьи распадаются, безотцовщина и прочие кошмарные вещи" (I, 476). Именно с этой ситуацией связано желание хозяев дома, членов Общества спасения семьи, принять у себя русскую чету - "молодых, красивых, дружных, удивительно подходящих друг другу" (I, 476). Волею случая герои - своим поведением, словом и сознанием - выстраивают возможную (гендерно-социальную) реальность прошлого и настоящего. Темпоральное восприятие обретает феноменологический характер - ведь это возможное, потенциальное время чистых сущностей (идеала, мечты о счастье, любви, гармонии). Но и интенционально-эмпирический (связанный с временной реализацией мифа о прошлом в миге сбывшейся любви героев). Наконец, собственно эмпирический, проявляющийся в эпилоге (Алла выходит замуж за преуспевающего друга и начальника Гуманкова, а тот добровольно принимает роль шута, двойника "настоящего мужчины").
Итак, перед нами две конкурирующие модели темпорального сознания - утвеж-дающие идею необратимости изменений и идею мира становящегося, возникающего. Несмотря на печальную констатацию необратимости в финале (любовь не сбылась, любимая ушла к другому), сама повествовательная ситуация раскрывает и самоценность истории любви как непреходящего, высшего мига бытия. Таким образом, побеждает переориентация от бытия к становлению, но и бытие предстает становлением, в котором возможны любые метаморфозы, смена ликов, масок и. сущностей.
В романе "Замыслил я побег." напряженное ожидание героя - ожидание конца прежней жизни в преддверии новой - заполняется перебиранием старых вещей, "пыльного хлама, испускающего непередаваемый, чуть пьянящий запах прошлого" (III, 163). Это время жизни, личной биографии, воплощенное в вещах, документах былой эпохи, деталях советского быта - чемодане дембеля, "общаковской" гитаре (III, 104). Раскол эго героя-эскейпера во времени изображен через отделение покидаемого им, воплощенного в вещах "прежнего существования" (III, 121). Вещи уподоблены людям - ведь это знаки их бывшей жизни, прежней любви, стремлений, увлечений.
3 Здесь под термином "автор" подразумевается не реальный создатель произведения (писатель), а образ автора - центр, фокус, в котором скрещиваются и синтезируются все стилистические и композиционные приемы, используемые реальным биографическим лицом (В.В. Виноградов).
В "Побеге" мотив времени, овеществленный в образе ручных часов, которыми (вместе с Башмаковым) едет торговать челнок-философ в Польшу, смещается в сферу торговли. Оказывается, временем можно торговать. Время не рождает бытия. Доминируют образы темпоральных пустот, холостого хода. Темпоральность, в смещенном сознании героев, обретает очертания моды, китчевой условности. Возможная интерпретация этой установки возникает в фантазии бывшего сослуживца героя, а затем тоже челнока Каракозина об изменении конъюнктуры рынка: "Например, Пьер Карден выпустит на подиум манекенщицу с часами на обеих руках. И спрос страшно подскочит." (III, 191-192).
В романе "Козленок в молоке" командирские часы дочки Горынина, автора конъюнктурной повести "Прогрессивка", переходят - в качестве дара любви - от кавалера к кавалеру. Ироническое смещение претерпевает метафора "ход времени": кажется, время движется по порочному кругу. Бесконечный повтор-прохожденне круга времени ничего не значит для человека. И факт обладания "командирскими" часами - лишь временный подарок судьбы, который вскоре будет отнят. Налицо девальвация былого знака избранности, именной награды за честь, мужество и отвагу. Закономерен и итог мини-сюжета о передаче часов: их браслетка намертво защелкивается на запястье героя, но дар любви обесценен. Теперь это уже устаревшая модель прошлого. Создается эффект остановленного времени, молочных рек и кисельных берегов, бесконечных новорусских застолий "за огромными столами, ломившимися от улыбчивых жареных поросят и утопающих в черной икре долготелых осетров" (II, 379).
В финале романа ощущение пробуксовывающего - в холостом самоповторе - времени нового, уже постсоветского застоя рождает ассоциации с ситуацией из кэрролов-ской "Алисы в стране чудес", герои которой, Шляпник и Мартовский Заяц, рассорились с временем и застряли в нем. "Их часы перестали отбивать время, они навечно
н4
сидят за накрытым столом в саду и только могут перемещаться вокруг него .
Ментальные доминанты
Сравним начало и концовку романа: "Самолет набрал высоту и теперь натужно гудел, точно обожравшийся нектаром шмель, тяжело волокущий по воздуху свое мохнатое тело к скрытой в разнотравье заветной норке." и "Самолет набрал высоту и ..." и т.д. (I, 124, 392). Эффект остановленной цитаты или скольжения по кругу выводит на первый план мотив переписывания одного и того же. Да и обозначение выдуманного места написания романа - "Перепискино" - создает иллюзию переосмысления времени как... вневременности. Еше эпиграфом из булгаковского письма Сталину автор вводит (намеренно?) читателя в заблуждение, "приписывая" адресанту гоголевские слова:
«"Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Чем далее, тем более усиливалось во мне желание быть писателем современным. Но я видел в то же время, что, изображая современность, нельзя находиться в том высоко настроенном и спокойном состоянии, какое необходимо было для произведения большого и стройного труда. Настоящее слишком живо, слишком раздражает; перо писателя нечувствительно переходит в сатиру..."
Из письма М.А. Булгакова И В. Сталину 30 мая 1931 г.» (II, 124).
Датировка письма скорее относится к разряду темпоральных мнимостей, пускает читателя по ложному следу, нежели служит ему точным ориентиром. Обозначенная в эпиграфе "современность" (начала 30-х годов?) - прошлое для конвенционального читателя, которому известно, что на самом деле Булгаков цитирует в письме Сталину текст "Авторской исповеди" Гоголя 1847 г. Ни одного булгаковского слова, кроме обращения к вождю всех времен и народов, в эпиграфе нет. Так темпоральная подмена - мнимого настоящего (1931 год) прошлым (1847 год) - ставит для компе-
4 Бауэр В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов. М., 1998. С. 223.
тентного читателя под сомнение понятие со-временности вообще. Ведь для современника (автора-повествователя или читателя) булгаковская реальность - давнее прошлое, а для будущего читателя авторская современность в романе - факт также относительно давнего прошлого. Цитирование якобы Булгакова, а на самом деле Гоголя само по себе означает перенос действия (романа) в какое-то неопределенно-определенное время: время несуществующих и существующих слов, время существующего и "несуществующего" исторического раскола.
С другой стороны, самоцитация рассказчика в романе, опоясанном идентичными фразами из пока еще не написанного "главненького" (будущей, главной его книги), казалось бы, стопорит движение текста, ставит под сомнение само существование "главненького", да и всей истории о "козленке в молоке". Пребывает ли повествователь вместе со своим "выдуманным" героем, Витьк
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.