ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ
Поиски истинного Христа в творчестве Д. Мережковского: истоки, контекст, идейное содержание
А.Л. КОРЫХАЛОВ
В статье доказывается, что Д. Мережковского необходимо понимать не как религиозного реформатора и проповедника новой религиозности, а как мыслителя, укорененного в философской традиции поиска истинного, первоначального христианства. Учение Иисуса было описано Мережковским как практика непосредственного религиозного опыта, его можно назвать экзистенциальным христианством. Оно утверждает явленность Царства Божьего на земле, при этом истинный Иисус предстает как воплощенная возможность восхождения человека к Абсолютному. Показано влияние на религиозные воззрения Мережковского идей Ф. Ницше и В. Розанова.
It is proved that Merezhkovsky must be understood not as a religious reformer and preacher of a new religion but as a thinker rooted in the philosophical tradition of searching for the true, original Christianity. Merezhkovsky describes Jesus' teaching as a practice of unmediated religious experience, it can be called existential Christianity. It implies the presence of God's kingdom on earth, with the true Jesus as the embodied possibility of man's ascent to the Absolute. The influence of Nietzsche's and Rozanov's ideas on Merezhkovsky's religious beliefs has been shown.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Мережковский, Ницше, Розанов, Иисус Христос, экзистенциальное христианство.
KEY WORDS: Merezhkovsky, Nietzsche, Rozanov, Jesus Christ, existential Christianity.
Дмитрий Мережковский и инициированное им движение "нового религиозного сознания" - самый выразительный символ тех духовных исканий, которые происходили в русской культуре в начале ХХ в. и являлись итогом давних тенденций, захватывавших как минимум все XIX столетие. Среди всех многообразных форм деятельности Мережковского (поэта, прозаика, историка, литературоведа, публициста и т.д.) именно та, которая была связана с поисками и внедрением в общественную жизнь истинной религиозности, является безусловно главной.
В первом приближении общий смысл религиозной концепции Мережковского кажется вполне понятным и не вызывающим споров: отрицая историческое христианство как
© Корыхалов А.Л., 2015 г.
ложную форму религиозности, он нацелен на создание новой формы христианства, обладающей, с его точки зрения, безусловной истинностью. В этом контексте кажется вполне оправданной характеристика Мережковского как своего рода религиозного "революционера"1, требующего радикального отказа от старых, не оправдывавших себя форм религии во имя каких-то совершенно новых. Мережковский, безусловно, дает немало поводов для именно такого отношения к его творчеству.
Например, Л. Шестов, комментируя книгу Мережковского "Толстой и Достоевский", оценивает автора именно как религиозного реформатора, даже больше - как создателя новой религии. В целом положительно отзываясь о Мережковском как о литераторе, Шестов не видит ничего значимого в его религиозных исканиях: "...исторические формы христианства кажутся ему в высокой степени несовершенными, и он стремится к отысканию какой-то новой формы. История человечества представляется ему одним непрерывным стремлением к отысканию этой, пока еще неизвестной формы" [Шестов 2011, 111]. Шестов уверен, что поиск новой религии у Мережковского свидетельствуют о его приверженности завуалированному учению о прогрессе, экстраполированному в сферу религии.
В таком же духе понимает религиозно-философский пафос Мережковского и Бердяев, считавший его центральной фигурой в интереснейшем явлении русской религиозной мысли - неохристианстве. Мережковский для Бердяева - провозвестник новой религиозности, выразитель общего умонастроения искателей нового Откровения, которое Бердяев именует "мережковщина" [Бердяев 2011, 331]. Отношение Бердяева к религиозным построениям Мережковского в целом критическое, он не видит сколько-нибудь серьезных идей и прозрений в сочинениях "религиозного реформатора"; Мережковский кажется Бердяеву духовно слепым и тотально внецерковным: "Мережковский бунтует против внешней, видимой, исторической Церкви, но не хочет идти и путем сокровенной, внутренней, мистической Церкви" [Там же, 343]. Бердяев подчеркивает, что Мережковский неспособен внутренне разрешить религиозные проблемы, и это приводит его к "ожиданию нового откровения Духа, откровения трансцендентного, а не имманентного, к перенесению центра тяжести вовне" [Там же, 335]. Бердяев, таким образом, не только не видит укорененности Мережковского в какой-либо религиозной традиции, но даже считает, что он в своих поисках идет в абсолютно неверном направлении по отношению к тому, что является главными достижениями русской религиозной философии XIX - начала ХХ в.
По нашему мнению, дело обстоит ровно наоборот. В своих религиозных поисках Мережковский менее всего может быть представлен только лишь как религиозный реформатор или тем более как основатель новой религии. Внимательное прочтение его трудов открывает нам мыслителя, которого интересовал как раз подлинный евангельский религиозный опыт, религиозный опыт самого основателя христианства. Мережковский строит свой религиозно-философский синтез, основываясь на идее возможности отыскания истинного Иисуса. Мы видим стремление Мережковского вернуться к истокам христианства, для него религиозная реформация (не в области догматики или нравственности, а в области религиозного опыта) может осуществиться только через возвращение к утраченному пониманию как личности Иисуса Христа, так и возвещенного им благовестия. И это стремление полностью соответствует самым глубоким религиозным традициям русской философии. Именно это мы и будем доказывать ниже.
Желанию Мережковского вернуться к истокам христианства на первый взгляд противоречит, пожалуй, самая известная его идея - идея Третьего Завета, или Завета Духа. Именно эта доктрина стала "визитной карточкой" Мережковского, в истории русской философии он известен по преимуществу как пророк Третьего Завета. Согласно этому учению, Бог открывает Себя в истории как Троицу постепенно: Ветхий Завет - эпоха откровения Отца, Новый Завет - откровение Сына. Третий Завет станет откровением Духа. Историософия Мережковского пропитана эсхатологичностью, ожиданием окончательного Откровения, причем часто необходимость Третьего Завета обосновывается диалектическим развитием религиозности. "Ветхий Завет есть откровение Единого в Едином; Новый - Двух в Едином. Третья ступень - откровение Третьей Ипостаси будет окончательным синтезом тезиса и антитезиса, объекта и субъекта, плоти и духа, последним соединением Первого
Царства Отчего и Второго Сыновнего - в Третьем Царстве Духа Святого, Плоти Святой. Третий Завет будет откровение Трех в Едином" [Мережковский 2004б, 167]. Окончательная форма существования христианства в истории есть диалектическое отрицание старых форм, которое дает новый синтез - Третий Завет, Откровение Духа.
Хотя эти религиозно-футурологические построения Мережковского кажутся оторванными от традиции, на деле это не так. Известно, что идея Третьего Завета имеет свою историю в западном христианстве. На рубеже Х11-Х111 вв. итальянский монах-мистик Иоахим Флорский проповедовал приближение эпохи Третьего Завета, а впоследствии эта идея была подхвачена и другими приверженцами мистической традиции. Об идее Третьего Завета и ее генезисе пишет и Н. Бердяев в "Философии свободы"; для него очевидна неполнота Откровения и незавершенность религиозной истории: "Религиозно-космический процесс воздействия Божества на человечество еще не закончился, и вся драма человека новой истории, весь новый опыт подготовляют материалы для нового откровения" [Бердяев 1989, 169]. В разделе "О Третьем Завете и его связи со смыслом истории" Бердяев откровенно говорит о позитивном значении идеи Третьего Завета, так как этот фазис является диалектическим продолжением Откровения. Причем Бердяев считает эту идею характерной для всей истории христианства и возводит ее к истокам христианской религиозности: "Что должна, наконец, наступить эпоха Св. Духа, что то будет эпоха любви и свободы, это давно уже предчувствовалось, мечта о ней всегда была заложена в христианстве (курсив мой. - А.К.). Иахим из Флориды учил о трех фазисах откровения и ждал откровения Св. Духа. В XIII веке францисканцы проповедовали о трех эпохах - Отца, Сына и Духа Св., и эпоху Духа начинали с св. Франциска" [Там же, 182].
Мы видим, таким образом, что Бердяев, вопреки приведенным выше обвинениям в адрес Мережковского, сам признает, что в профетическом пафосе, в стремлении к новой религии Духа есть устремление назад, к истории, к традиции, да и сама эра Святого Духа понимается им как диалектическое развитие предыдущей ступени.
Главная задача Мережковского в его религиозно-философских построениях вовсе не в том, чтобы совершить некую мистическую "революцию", но в том, чтобы понять истинного Иисуса, философски разгадать Его, отталкиваясь от исторических свидетельств Евангелий и апокрифической литературы. Грядущая новая религия есть восстановление единственной истинной религии Иисуса Христа. Религиозная реставрация разворачивается с особенной фундаментальностью и доказательностью в книге "Иисус Неизвестный" (1932). Этот текст, с трудом поддающийся какой-либо жанровой дефиниции, представляет собой завершенный мировоззренческий компендиум, отражающий понимание Мережковским христианства и личности Иисуса. В названии уже содержится указание на пафос исследования: истинный Христос стерт, уничтожен, ныне нам Он не известен, мы имеем дело лишь с искаженным образом Иисуса, который необходимо очистить, что и предпринимает Мережковский. Как пишет о труде Мережковского его современница М. Лот-Бородина: "С пламенной ревностью пытается он обновить лик ему дорогой, снимая с него, как реставратор с древних икон, потемнелые наслоения веков, под которыми меркнет Его сияние" [Лот-Бородина 1935, 71].
Надо сказать, что "Иисус неизвестный" Мережковского не есть свободная трактовка новозаветных текстов или переложение евангельской истории в форме един
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.