ИЗВЕСТИЯ РАИ. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2009, том 68, № 2, с. 54-60
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
ПОВЕСТВОВАНИЕ И ОПИСАНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ
НАРРАТОЛОГИИ
В современной науке понятие "повествование" имеет два смысла: в более широком оно служит обозначением всей словесной ткани произведения, а в более узком - одной из многих повествовательных форм. При этом в определениях повествования остается незамеченным самое главное и проблематичное, а именно, "границы его функционирования и условия его существования" [1, с. 283]. Для того, чтобы их обнаружить, следует заняться рассмотрением "основных противопоставлений, посредством которых повествование определяется и конституируется по отношению к различным формам не-повествования" [1, с. 283]. В сущности, это центральная проблема нарратологии.
Для ее решения необходимо не только отделить повествование в широком смысле от всего, что им не является, но и определить соотношение собственно повествования с остальными повествовательными формами. Именно этот аспект проблемы до сих пор не получил сколько-нибудь внятного разрешения. Традиционно считается, что своего рода антиподом повествования в узком смысле является описание, но их соотношение так и остается недостаточно отрефлектирован-ным. Возможно, некоторой предпосылкой для определения данного соотношения мог бы стать обзор мнений, существующих на этот счет в современной нарратологии.
Во многих авторитетных справочных изданиях до сих пор отсутствует четкое определение описания. Предметная область этого термина не имеет четких границ. Его отличительным признаком считается изображение "зрительно воспринимаемых элементов некоторого целого образа (человека, предмета, места, сцены и т.д.)" [2, с. 1495]. Тот факт, что в описании нередко акцентируется не зрительное, а, скажем, слуховое восприятие, в подобных определениях просто игнорируется.
Также некоторым стереотипом является представление о статичности описываемого образа. Описание понимается как "статичная картина, приостанавливающая развитие действия" [3, с. 446] или же как "словесная передача впечатлений от неподвижного объекта" [4, с. 79]. Одновременно, правда, иногда указывают, что описания бывают и динамическими [3, с. 446]. Редкие попытки синтезировать различные трактовки описания приводят к несколько странным резуль-
татам. Так, в известном словаре Дж. Принса описание определяется как "репрезентация предметов, существ, ситуаций или (нецеленаправленно, непреднамеренно) действий в их скорее пространственном, чем временном измерении, в их скорее топологическом, чем хронологическом функционировании, скорее в их одновременности, чем в последовательности" [5, с. 19]. Принс оставляет читателя гадать, как именно следует измерять нецеленаправленность, а тем более, непреднамеренность изображения, и какие реальные критерии скрываются за оборотом "скорее - чем". Также в данном определении не учитывается то, что объектом описаний могут быть не только отдельные действия или предметы, но и "повторяющиеся процессы в обществе и природе" [6, с. 67].
Что же касается термина "повествование", то в справочных изданиях, как правило, специально отмечается его многозначность: "Едва ли найдется другое понятие, которое вносит такую же путаницу в литературоведческий дискурс" [7, с. 517]. Часто "повествование" понимается как рассказ "об одном или нескольких реальных или вымышленных событиях" [5, с. 58]. Тогда предметная область этого понятия расширяется до неограниченных пределов. Ведь "изображение процессов и действий" [7, с. 517] встречается как в литературных, так и в нехудожественных текстах (историографических и пр.), а иногда и вовсе в несловесной сфере (скажем, в балете). Иногда же термин "повествование" становится синонимом "эпики" и относится только к литературным текстам. Они, однако, могут рассказывать не только о событиях, но и о ситуациях, состояниях и многих других явлениях, которые уже трудно назвать "процессом" или "событием".
Если в центре внимания оказывается не предмет рассказа, а его структурные особенности, то "повествование" может трактоваться, например, как "совокупность фрагментов текста эпического произведения (композиционных форм речи)" [8, с. 166]. Одновременно слово "повествование" обозначает и конкретную композиционно-речевую форму. "Повествование в собственном смысле" - это "тип высказывания, в котором доминирует информационная функция" [8, с. 167]. С другой стороны, этим же понятием обозначается и "процесс общения повествователя или рассказчика с читателем" [8, с. 166]. Тогда "повествование" становится синонимом таких терминов, как "нар-
рация" (понимаемая как ситуация рассказывания истории). Другим его синонимом оказывается "нарратив", который может определяться как "сюжетно-повествовательное высказывание, придающее своему предметно-смысловому содержанию статус события" [9, с. 134]. Наконец, третьим синонимом повествования можно считать французский термин "гееН" («синоним повествования, близко по значению понятию "сюжет"» [10, с. 459]). Вероятно, такое разнообразие терминов и значений объясняется именно противоречивыми представлениями о самом изучаемом явлении.
Итак, в современном литературоведении представления о границах повествования или описания, их специфике и структуре оказываются одинаково неполными. Все же некоторое сопоставление этих форм возможно. По-видимому, в нем выделяются четыре важнейших аспекта: предмет изображения, связь с сюжетом (временем действия и событием), субъект изображения и функциональная специфика. Эти аспекты, конечно, тесно связаны друг с другом, но все же не совпадают.
Как видно из приведенных дефиниций описания и повествования, предметный критерий их различения широко распространен в научной литературе. Описание часто трактуется как "изображение предметов в их статике" [11, с. 348] в противоположность динамическим свойствам повествования. По мнению сторонников такого подхода, описание вставляется в текст исключительно "в тот момент, когда повествование приостанавливается и автор описывает место или персонажа" [12, с. 74]. Между тем, на практике встречается много случаев, когда явления описываются в их динамике, но приостановки развития действия не происходит. В этой связи, например, Н.Д. Тамарченко приводит фразу из романа Тургенева "Отцы и дети": "Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечал и только приподнял фуражку" [13, с. 344]. Здесь создается зримый образ героя, но явлен он как раз в действии.
Очевидно, соотношение статики и динамики не является эффективным критерием для разграничения повествования и описания. Границы между ними оказываются слишком размытыми: "повествование и описание образуют в тексте некий единый поток, взаимопроникая друг в друга и отчетливо разделяясь лишь в ряде случаев" [12, с. 349]. Ясно, что подвижность и изменчивость предмета изображения или, наоборот, его неподвижность и неизменность сами по себе не составляют специфику указанных форм.
По мнению многих исследователей, повествование и описание по-разному соотносятся со временем действия. Повествование всегда связано с
ним, тогда как описание принадлежит к "безвременным" [14, с. 21] формам, у которых есть только время рассказывания, но не действия. Поскольку "действие" в подобных случаях нередко становится синонимом "сюжета", а сюжет мыслится как необходимая основа эпического произведения, то повествование приобретает первостепенное значение.
Описание же получает роль дополнения, пусть иногда и очень важного. Оно может предшествовать непосредственному действию и придавать ему смысл, но "если мы хотим выявить предпосылки и родовые признаки всех эпических произведений, то нам необходимо... обратиться именно к этому каркасу из действия во времени" [14, с. 21]. Поскольку об описании при таком подходе говорится только негативным образом, т.е. ему отказывают в тех свойствах и возможностях, которыми обладает повествование, то выявить специфику этой формы не удается. Но тогда определить ее соотношение с повествованием тоже невозможно.
По мнению Ж. Женетта, противопоставление повествования, как совпадающего по времени со своим объектом, и описания, лишенного такого совпадения, оказывается значительно ослабленным в письменной словесности, где "читателю ничто не мешает возвращаться назад и рассматривать текст в его пространственной симультан-ности, как аналог описываемого в нем зрелища" [1, с. 292]. В то же время никакое повествование "не бывает строго синхронным излагаемому событию, и возможные отношения между временем истории и временем повествования настолько многообразны, что и вовсе сводят на нет специфику повествовательного изображения" [1, с. 292]. Поэтому в итоге у повествования и описания оказываются одинаковые возможности и пределы.
При сопоставлении повествования и описания с точки зрения их соотношения с сюжетом возникают дополнительные сложности, связанные с неопределенностью самой категории события. По замечанию В.И. Тюпы, она "даже в специальных работах нередко выступает в качестве расплывчатой дорефлективной очевидности" [15, с. 20]. Отчасти такая размытость представлений объясняется неразличением в событии уровней референтного (затрагивающего внутренний мир произведения) и коммуникативного (относящегося к процессу общения читателя и повествующего субъекта). Между тем, такое разграничение необходимо, поскольку, например, отсутствие событий в истории героя, - а именно это наблюдается в описаниях, - обычно не имеет значения для персонажей, но может быть важным для читателя (т.е. это будет событием уже не на референтном, а на коммуникативном уровне). Поэтому потом 68 < 2 2009
лучить конструктивные результаты при сопоставлении повествования и описания с точки зрения их связи с событием возможно только при различении указанных двух уровней.
Следует заметить, что трудности в определении события в литературном тексте оказываются мало связанными с его фикциональным характером. В случае нехудожественных текстов они проявляются ничуть не меньше, хотя, например, историографические сочинения имеют дело не с вымышленными, а с реальными со
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.